— Йен, спасибо, очень хочу вас повидать, а когда?
— Конференция восемнадцатого, согласие от вас нужно получить не позднее завтрашнего дня.
— А условия? — ребенок упоминал, что приглашали и его, поэтому мой ответ зависел от суммы, в которую обойдется его поездка.
— Вы, Мария, будете на полном обеспечении, а сыну оплатите дорогу. Проживание и питание — за счет принимающей стороны для вас обоих.
Йен принялся рассказывать, что конференция по вопросам борьбы с организованной преступностью пройдет в Лондоне, в отеле «Ройял Ланкастер» с видом на Гайд-парк, а потом участникам конференции предлагается культурная программа с посещением достопримечательностей старой Англии, в основном — университетских центров. Я могу высказать свои пожелания, небольшие отклонения от основной программы предусмотрены.
Согласие я выразила сразу. Черт с ним, влезу в долги, но такая возможность показать ребенку Англию вряд ли еще представится. Что касается меня, то после ооновской учебы в Эссекском университете приглашения сыплются на меня, как золотой дождь; я уже поняла, что тут главное — попасть в обойму, в конце концов, на таких мероприятиях мелькают одни и те же лица.
Правда, учитывая некоторую стесненность в средствах (ха-ха, мягко говоря), я вынуждена отказываться от заманчивых приглашений, но прямо говорить об этом зарубежным коллегам стесняюсь и валю обычно на безумную загруженность работой. Один раз мне прислали приглашение на международный семинар по соблюдению прав человека в сфере уголовной юстиции, который должен был проходить в Швейцарских Альпах. В проспекте красочно описывались пятизвездочный отель на берегу хрустального озера, экскурсии к швейцарским водопадам, и только в конце мелким шрифтом ненавязчиво упоминалась необходимость внести в фонд семинара по тысяче долларов от каждого участника. Я даже не стала отвечать на это приглашение, бросила его где-то. По слухам, оно долго болталось по различным юридическим структурам, и, по-моему, туда не поехали даже адвокаты.
Что касается Англии, основная проблема заключалась в том, чтобы успеть на собственную регистрацию брака. И еще одна проблема, но о ней я вспомнила не сразу, — покупка новых сапог. Мои, испачканные мазутом, не для Европы. И, кстати, хорошо, что я не успела договориться с Мариной насчет портнихи; там, в Лондоне, и прибарахлюсь. Не в «Хэрродсе», конечно, есть в английской столице магазины и подешевле…
Йен с невероятной быстротой произвел подсчет необходимой мне суммы, назвав ее и в долларах, и в фунтах, и я, как всегда, испытала жгучую зависть к коллегам из зарубежных правоохранительных органов — у них такая сумма не вызывает печеночных колик.
Горчаков недавно, накопив бешеные деньги — пятнадцать тысяч рублей, компенсировавшие ему какие-то недоданные прокуратурой за восемь лет плащи и шапки, заявил, что хочет отдохнуть, как белый человек, и поэтому собирается потратить все нажитое непосильным прокуратурским трудом на поездку за границу. Я-то, уже наученная горьким опытом, недоверчиво хмыкнула, прекрасно отдавая себе отчет, что даже на всем готовом ты неизбежно потратишь за границей энную сумму, но Лешка, отвергнув советы бывалых, гордо отправился в ближайшую турфирму и довольно быстро вернулся оттуда как побитая собака, выяснив, что его авуаров в лучшем случае хватит на трехдневный круиз Швеция — Финляндия, и то если не покупать сигарет на пароме.
Мечта об отдыхе, достойном белого человека, развеялась как дым. Лешке опять предстояло сгребание снега на дачном участке Ленкиных родителей, поэтому единственным, кто выиграл в этой ситуации, оказался наш районный прокурор: как только впереди замаячат сельхозработы, Горчаков сразу оказывается по макушку загружен уголовными делами и вынужден даже в выходные просиживать за бумажками у себя в кабинете. А если еще учесть, что в выходные прокуратура закрыта для посетителей и просто так с улицы в нее не попасть, Горчаков, в полной безопасности от бдительной жены, строчит обвинительные заключения, попутно объедаясь деликатесами из рук нашей секретарши Зои.
Конечно, там не обходится и без других деликатесов, но, учитывая, что Горчаков является примерным семьянином, — пуркуа бы ему и не па составить счастье сразу двух достойных женщин? Как оно принято на Востоке: до четырех жен можно иметь, если только ты в состоянии прокормить, одеть и удовлетворить каждую следующую жену, не говоря уже о ее многочисленных родственниках. В нашей Азиопе, правда, женщины в состоянии сами себя одеть и прокормить, так что речь идет только об «удовлетворить», но, видимо, в этом и состоит суть прогресса. Правда, размышляя о тернистом половом пути коллеги Горчакова, я всегда прихожу к выводу, что ему, конечно, надо поклониться в пояс, но я бы лично не хотела оказаться на месте ни одной из его женщин.
Как-то на дежурстве я наткнулась на забытый предшественниками глянцевый журнал и зачиталась: редакция прикалывалась тем, что предлагала уважаемым людям что-нибудь рекламировать, и публиковала отчет о реакции уважаемых людей. На фоне базаров о цене услуг выделилась известная писательница, автор детективов про сотрудницу уголовного розыска; она отказалась рекламировать детективное агентство, объяснив, что ничего не имеет против съемок в рекламе, но только если это касается других. Вот так и я ничего не имею против любвеобильного мужского сердца, только если это касается не меня.
Как-то я даже высказала Горчакову собственное мнение, не особо заботясь о его чувствах, и он, негодяй, стал меня упрекать в необъективности и тыкать мне в нос мои собственные адюльтеры. Толстокожий чурбан так и не врубился, что мои адюльтеры имели место не от хорошей жизни, и с мужем я развелась как раз из-за того, что неспособна, как Горчаков, одинаковые чувства испытывать и к законному супругу, и к любовнику. Ну да ладно…
Последний вопрос Иен задал мне по поводу культурной программы, и я неожиданно для себя заявила, что меня интересует все, что касается вампиров.
Услышав такое, Уоткинс озадаченно замолчал, видимо, соображая, правильно ли он меня понял, но я обозначила ему по буквам предмет моего интереса, и он, как истинный британец, невозмутимо заметил, что вполне возможно разработать программу с учетом моих запросов. Более того, он добавил, что может походатайствовать о допуске меня к материалам дела Джона Хейга, известного под именем Лондонского вампира, который после войны убивал в Лондоне женщин и пил их кровь. Любезность моего британского приятеля не имела границ, он, конечно, понял, что мой интерес вызван служебной необходимостью, и был рад оказаться полезным.
Мы тепло распрощались, и я тут же задумалась, откуда взять деньги. Занять у Лешки так и непотраченные им пятнадцать тысяч? Ну ладно, это пятьсот долларов; Гошкин билет на самолет будет стоить около четырехсот, в Англии мне надо, во-первых, побаловать ребенка — сводить его в музеи, рестораны и магазины, а во-вторых, купить себе свадебный туалет. В сотню не уложиться; ладно, перехвачу у кого-нибудь по чуть-чуть…
Как раз в этот счастливый момент с легким привкусом финансовой горчинки явился домой мой малолетний разгильдяй. Глядя на него и тихо зверея от его грязнущих кроссовок, широких рэперских штанов, болтающихся на краю попы, и старательно поставленной новомодными пенками челки, я почувствовала, что желание чем-нибудь побаловать этого типа тает на глазах.
Свиненыш пока не понял моего настроения и доверчиво подсунул ведомость с отметками за неделю, предлагая расписаться в том, что я вырастила тупоумного ленивца, не способного к наукам и отличающегося бандитским поведением. Скрипя зубами, я расписалась и, сама сатанея от гнуснейшего звука своего голоса, начала воспитательный процесс.
Процесс закончился швырянием на пол посуды, ревом и взглядами, обжигающими ненавистью. Причем исключительно с моей стороны. Со стороны оппонента наблюдалось полнейшее безразличие как к собственной судьбе кандидата в отбросы общества, так и к судьбе несчастной матери, хватающейся за сердце в отчаянии от своего педагогического бессилия.
Оппонент мрачно удалился в свое захламленное логово и врубил на всю мощность какую-то омерзительную какофонию, естественно, желая поглумиться над несчастной матерью еще больше. Я тут же приняла решение не брать его ни в какую Англию, но, заглянув в берлогу, чтобы злорадно сообщить ему об этом, с удивлением увидела, что он и не думает глумиться, а, забившись в уголок дивана, глотает слезы. Тут же мое материнское сердце растаяло; я готова уже была кинуть к его ногам весь мир, удержал меня от этого локальный скандальчик — мне хотелось прижать ребенка к своей груди, а ребенок резко отрицательно относился к объятиям.
В общем, я не удержалась, и тут же растрепала ребенку в подробностях про грядущую поездку. И хорошо, потому что сразу решился финансовый вопрос. Ребенок признался, что папа обещал ему на Новый год «Плейстейшн-2» за пятьсот долларов. Выбив из меня обещание, что к Новому году я раздобуду либо деньги, либо «Плейстейшн», он обязался уговорить папу подарить ему пятьсот долларов прямо сейчас, на поездку в Англию.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы позвонили Игорю, с которым у меня в последнее время вроде бы стали налаживаться отношения. Во всяком случае, он уже не бросал трубку, заслышав по телефону мой голос, снисходил до того, чтобы поинтересоваться у меня успехами сына, и как-то в порыве благородства оставил номер своего мобильного телефона.
Может, к потеплению климата привело то, что Игорь ушел из милиции, устроился в какую-то охранную фирму, завел даму сердца, у которой вроде бы и проживает, и, главное, стал неплохо зарабатывать.
Когда ребенок, волнуясь, изложил папе по телефону проблему, папа тут же заявил, что для родного дитятки ему ничего не жаль, не надо покушаться на новогодний подарок, уж такие деньги он заработает, и с ходу предложил оплатить ребенку поездку и еще спонсировать умеренный ребенкин шопинг.
Таким образом, мне осталось раздобыть денег на собственный умеренный шопинг и, прикинув, что платье, купленное в Лондоне, может обойтись мне даже дешевле, чем сшитое у местной портнихи за два дня, я и вовсе успокоилась. Жизнь потихоньку становилась прекрасной.