Когда тряпки высохли, я осмотрела их, зафиксировала характер кровавых следов, отвезла на экспертизу для определения группы крови, а потом пришла к выводу, что их надо изучить более детально. Пока что эти предметы представляли собой скукоженные и затвердевшие от высохшей крови бесформенные лоскуты, поэтому было принято решение их постирать. Оперативник, работавший со мной по этому глухому убийству, пользуясь своим мужским обаянием, договорился в местной прачечной, и ему там за улыбку простирнули наши жуткие находки. И не только простирнули, но даже отгладили.
Из простыни мы многого не вытянули, а вот халат определенный интерес представлял. Для начала я стала искать на нем фабричные бирки, обычно застрачиваемые в шов, с указанием артикула, места производства и других полезных вещей. И таковых бирочек я на нем не обнаружила. И это натолкнуло меня на мысль, что халат самодельный. Но сшит он был уж больно профессионально, ни одной кривой строчки. Посему мы с опером взяли ноги в руки, халат под мышку и поехали на швейную фабрику, к товароведу.
Милейшие сотрудницы фабрики внимательно осмотрели нашу находку и сделали несколько ценных наблюдений. Во-первых, сказали они, халат сшит фабричным способом, на фабричной, промышленной швейной машине. На это указывают характер строчек, толщина употребляемых ниток, вид швов. Но: сшит он из материала, который в последнее время на швейные фабрики Ленинграда не поступал и не употреблялся для пошива халатов. Более того, фасон представленного халата не утверждался, халат сшит по индивидуальному лекалу.
Какие выводы из этого можно было сделать? Халат сшила работница одной из швейных фабрик, пользуясь служебным положением, но из своего материала и по своей выкройке. Логично было предположить, что проживает она в общежитии, недалеко от которого был обнаружен трупик. Ведь трудно представить, что труп ребенка и окровавленные тряпки кто-то вез с другого конца города.
Имея такие сведения, оперативник приободрился. Для начала он прочесал общежития швейных фабрик, расположенные в нашем районе; ходил по общежитиям с халатом в руках и интересовался, не разгуливал ли кто из проживающих в таком халате. Не повезло; тогда он какими-то одному ему известными путями вычислил, к кому из проживавших в общежитии приезжали погостить родные женского пола. Из полученного списка он выбрал иногородних. Мы с ним настригли лоскутки из халата, и отправили в те города, откуда гостьи были родом. Вскоре из одного города нам пришел ответ, что такая ткань использовалась на одной из швейных фабрик для пошива летних юбок. Остальное, как говорится, было делом техники. Женщина очень удивилась, когда за ней приехал оперуполномоченный из Ленинграда.
А много лет спустя, когда началась перестройка, а с ней некоторый разброд и шатание в нашем государстве, мне довелось расследовать дело о подкидыше.
Молодая супружеская пара первого января шла в гости к друзьям. Муж отстал, зайдя в магазин купить сигарет. Жена пошла вперед, а когда супруг подошел к двери квартиры, где жили пригласившие их друзья, увидел перед дверью на полу сверток. Нагнулся и услышал, как сверток пищит. Как ни странно, жена поверила его объяснениям, когда он появился на пороге с новорожденным младенцем в руках и заявил, что нашел ребенка под дверью. Сверток тут же развернули, там оказалась новорожденная девочка, как потом выяснили врачи, вполне здоровая. Девочка была завернута в пеленку со штампом одного из питерских роддомов. Казалось бы, верный след…
Но, когда мы с операми приехали в этот роддом и появились у главврача с пеленкой в руках, она только вздохнула: неужели вы думаете, что можно установить, кто унес из роддома эту пеленку? Сейчас женщины как с цепи сорвались, тащат все, что под руку попадет; пеленки, подкладные, белье постельное воруют. Лампочки в коридорах выкручивают и домой уносят; а недавно одну мамочку поймали на краже швабры. Завернула швабру без ручки вместе с ребенком в покрывало и пыталась вынести из роддома…
В архиве этого родильного дома я просидела около месяца: просматривала истории родов, соответствующие по времени примерной дате рождения девочки-подкидыша, выбирала те, где значились новорожденные девочки с подходящей группой крови. Таких набралось около двухсот, и мы с оперативником добросовестно всех мамочек проверили. Эта проверка заняла без малого полгода, поскольку некоторые семьи после рождения дочерей уехали из Ленинграда. И все эти полгода нас умоляли прекратить дело, поскольку до окончания расследования Дом ребенка не мог оформить документы на удочерение; а семья, нашедшая девочку, страстно захотела ее удочерить. Что было важнее в этой ситуации — найти мамашу, оставившую свою дочку на полу под дверью, и добиться привлечения ее к уголовной ответственности по символической статье за оставление ребенка в опасном для жизни состоянии (а что дальше?), или дать ребенку возможность обрести нормальных родителей? Посовещавшись с опером, мы махнули рукой на букву закона ради его духа… и прекратили дело.
Разбойник в тапочках
Квартирные разбои совершаются разными способами, но преступники почти никогда не ломятся в квартиры наугад. Они действуют либо по наводке, зная, что у кого-то дома хранятся немалые ценности, либо, решив ограбить квартиру, тщательно подбирают жертву. Однажды мне довелось, дежуря по городу, выехать на труп молодой женщины, погибшей при квартирном налете: преступники связали ее и засунули в рот кляп, который перекрыл дыхательные пути. Нас насторожило то, что разбойники перерыли всю квартиру, залезли даже в бачок унитаза, но унесли из богатой квартиры только дешевое колечко и сто рублей. Когда их взяли, ситуация прояснилась: они шли по наводке в другую, соседнюю квартиру, ошиблись и не стали брать то, что не планировали.
Еще одна особенность таких преступлений: разбойники редко останавливаются. Серии таких преступлений длятся до тех пор, пока негодяев не задержат или другие непредвиденные обстоятельства не прервут их преступную деятельность.
В 1996 году в одном из районов города был совершен оригинальный квартирный разбой: утром в дверь квартиры позвонили, хозяйка, проводившая домочадцев на работу и в школу и оставшаяся дома одна, посмотрела в глазок и, ничуть не сомневаясь, впустила звонившего. На пороге стоял мужчина в милицейской форме, представившийся участковым инспектором. Он показал женщине милицейское удостоверение, сказал, что занимается борьбой с наркоманами, и попросил разрешения войти в квартиру и задать ей несколько вопросов. Его доброе лицо в очках, вежливые манеры не внушали подозрений и располагали к себе.
Получив разрешение войти, он снял в прихожей обувь и по предложению хозяйки сунул ноги в тапочки. В руках он держал потертую кожаную папочку, куда, видимо, складывал собранные материалы о наркоманах. Хозяйку он спросил, не ощущает ли она неприятного запаха с лестницы, нет ли запаха из вентиляционного отверстия, — если варят наркотики, такой запах обязательно будет. Выслушав обстоятельный ответ женщины, вежливый «участковый» вытащил из кожаной папочки нож, под угрозой которого запер хозяйку квартиры в ванной комнате, и обчистил квартиру. Дрожа от ужаса, хозяйка уловила, что, заперев ее, «участковый» открыл входную дверь и впустил сообщника.
Естественно, потерпевшая сообщила в милицию. По факту разбоя возбудили уголовное дело, поставили на учет в главке, но раскрыть преступление не смогли. А в ГУВД тем временем начали стекаться сообщения об аналогичных преступлениях, совершенных вежливым «участковым». Из-за его манер его даже прозвали «разбойником в тапочках», только этот монстр в тапочках несколько лет оставался неуловим.
Наука криминология, изучающая преступное поведение, говорит о том, что общественная опасность преступников, оставшихся безнаказанными, увеличивается от преступления к преступлению. И «разбойник в тапочках» блестяще подтвердил это научное положение. В 1998 году он пришел в очередную квартиру уже не с ножом, а с пистолетом. Там находились две женщины, и квартира была подключена к «тревожной» кнопке одной из известных охранных фирм. Как только преступник обнаружил свои намерения, одной из женщин удалось нажать на кнопку. Когда примчались охранники, преступник открыл стрельбу, ранил хозяйку квартиры, тяжело ранил охранника. А сам скрылся.
Год о нем не было ничего слышно. А с 1999 года районные управления внутренних дел только успевали регистрировать сообщения о нападениях на квартиры: Выборгский район, Кировский, Приморский, Невский, Красногвардейский… Теперь преступник оставлял за собой трупы с огнестрельными ранениями. Он действовал так же, как и раньше, чтобы проникнуть в квартиру, но больше не запирал женщин в ванной, а стрелял в них. Из того самого пистолета ТТ, который «засветился» в 1998 году.
Оперативно-розыскные дела объединили и поручили оперуполномоченному Управления уголовного розыска ГУВД Елене Сорокиной. Ей помогали и другие оперативники, равнодушных к этой истории не осталось. Один из оперов, принимавший участие в раскрытии, говорил мне, что не может спокойно ходить по улицам, думая, что вот сейчас лжеучастковый проникает в квартиру к очередной жертве.
А преступления между тем продолжались. Периодичности в них не было никакой, злодей шел на очередное дело то через два месяца, то через неделю после предыдущего эпизода. Как правило, его никто не видел, свидетелей, которые могли бы описать и опознать его, он теперь не оставлял, но после одного убийства тщательно проведенный поквартирный обход дал результат: жилец дома припомнил, что видел в парадной милиционера в очках.
А один из мужей погибших женщин вспомнил, что дня за два до преступления в квартиру кто-то несколько раз звонил и молчал. Установили, что звонки были из уличного таксофона, с карты. Оперативники запросили «петербургские таксофоны» и получили данные о том, что туда звонили, используя карту, с которой были и другие звонки — в квартиры в сталинских домах, со стеклопакетами.
Опера кинулись туда, в эти квартиры. Слава богу, там еще никого не убили, но хозяйки рассказали, что да, были звонки, однако звонивший молчал. Оказалось, что во всех квартирах есть женщины, которые не работают и днем остаются дома одни. Их предупредили, что, если звонки повторятся, следует немедленно сообщить об этом в Управление уголовного розыска.