Максим колебался, растеряно глядя на нее. Рука его дрогнула, и он опустил клинок. Так, начало положено. Давай же, расскажи мне, выплесни свое негодование.
— Да, я слышал. — глухо ответил он безжизненным голосом. Отвернувшись от нее, Адеев закрыл ладонями лицо. — Я слышал, как она сказала, что мой отец не должен жить. А я так его любил. — он опустился на пол и замер в позе, выражающей глубокое отчаянье. — Я должен был сказать ему, предупредить, но был напуган. Я боялся ее и ненавидел. Я струсил. Я позволил им убить его.
— Ты был ребенком. — голосом, полным сочувствия, произнесла Маринина. — Ты не виноват.
— Конечно, не виноват! — воскликнул он ожесточенно, вскочив на ноги и разворачиваясь к ней. — Во всем виноваты вы! Чертовы ведьмы! Он бы жил до сих пор, если бы не Анастасия, эта шлюха Дьявола. И ты такая же, как она!
— Нет, я не такая, Максим. Я не знала своей матери. Почему ты думаешь, что авария не была случайной? Ты взрослый образованный человек, неужели ты веришь в эти сказки про порчу и проклятия?
— Мой дед вскоре покончил с собой, а жена брата умерла при родах. Это тоже случайно? — он, не моргая, смотрел на нее. Лера вздрогнула. Что-то близкое к сожалению колыхнулось в ее душе. Неужели после всех этих смертей она жалеет его? И все же это было так. Она видела только маленького испуганного несчастного одинокого мальчика. Теряя близких, он все это время винил себя за молчание, за трусость, вымещая свою злость на других. Он придумал себе миссию, которая помогла бы ему избавиться от ярости и чувства вины. И рядом не было никого, кто любил бы его, попытался понять и помочь, разглядеть боль в глубине темных горящих ненавистью глаз. В каждой женщине, доведенной его больным воображением до статуса коварной служительницы сатаны, он убивал, прежде всего, себя, слабого беззащитного мальчика, который не смог помочь своему отцу.
— Мне так жаль. — искренне прошептала Лера одними губами. В глазах ее задрожали слезы. Адеев услышал ее. Он дотронулся до ее щеки холодной ладонью, завернутой в латекс.
— Мне тоже. — сказал он с немой мукой в глазах. — Я хотел бы быть другим. Но вы не оставили мне выбора.
— Моя смерть ничего не решит. Ты не остановишься. Ярость снова вернется. Дело не в магии, не во мне, и даже не в моей матери. Это зло, как ты выразился, внутри тебя. Только ты сможешь помочь себе.
— Очень трогательно. — убрав руку, он холодно улыбнулся уголками губ. — Но хватит с меня мелодрамы. Ты все услышала, что хотела?
— Да. — разочарованно произнесла Валерия.
— Тогда пора умирать, любимая.
Он занес руку и резко провел ледяным лезвием по ее груди. Сверху вниз. Он вошел в ее тело глубоко и мягко, словно разрезал не плоть, а сливочное масло. Ей показалось, что она услышала, как металл заскрежетал, наткнувшись на кость. Лера сдержала крик. Боль была ослепительной, пронизывающей, лишающей сил и рассудка. Но она не закричит.
— Твоя мать была красивой. Ты не похожа на нее. Ты лучше. — глядя, как кровь быстро заструилась по ее телу, спокойно произнес Адеев. Он казался спокойным и сосредоточенным на своем действии. Аккуратно и четко, без эмоций. Лера не сводила глаз с окровавленного клинка. Он снова приближался к ней. Теперь уже боль не была такой сильной. Она привыкла к ней. Говорят, что в шоке люди не чувствуют боли. Но она чувствовала. Кровь стекала с ее груди на юбку, струилась по ногам, образовывая под ней лужицу, которая быстро увеличивалась. Страх ушел, оставив место отстраненности. Она больше не боялась умереть, она жаждала, чтобы все скорее кончилось. Безнадежность, отчаянье и желание освобождения от пульсирующей нечеловеческой боли. Есть ли смысл в ее смерти? Спасет ли это чьи-то жизни? Или она просто канет в пустоту, из которой нет выхода. Лера почти погрузилась в блаженное забвение, боль отступила, темнота засасывала ее. Это смерть? Или она просто теряет сознание? Но потом что-то произошло, и она вынырнула из состояния невесомости.
Сквозь красный туман, она увидела лицо Ноэля. Сердце ее забилось быстрее. Он нашел ее. Нашел. Она знала, что не умрет так. Но что это…. Холодный металл прижался к ее горлу.
— Я убью ее, если пойдешь. — кричит Адеев. Лера мотает головой, пытаясь отогнать надвигающуюся темноту. Сколько лиц. Откуда появились все эти люди. На их лицах написан ужас и…. Нет, только не это. Они уже приговорили ее. «Но я жива, жива. Что же вы стоите, спасайте меня».
Ноэль делает знак рукой, и люди, сжимающие в руках оружие, которое может ее спасти, отступают. Что же ты делаешь, Ноэль? Отчаянье сжимает ее душу. Куда делась боль? Она ничего не ощущает? Может, она уже умерла? Но она видит, видит Адеева. Лицо его исполнено первобытной злобы, в широко раскрытых глазах застыл ужас. Ноэль неотрывно смотрит на него, нож у ее горла дрожит. Кажется, теперь она понимает начинать, почему Ноэль приказал людям остановиться. С криком нечеловеческого отчаянья, Адеев роняет длинный металлический клинок, и он со звоном ударяется о бетонный пол.
— Ах, ты дьявольское отродье. — свирепо вопит Адеев и бросается на Ноэля. В поле зрения Леры попадает Раденский, в его руке пистолет. Сейчас они его убьют. Убьют маленького одинокого никем не понятого мальчика.
— Нет, не надо. Не убивайте его. — этот крик отнимает у нее оставшиеся силы. Последнее, что она видит это потрясенное лицо Ноэля, в его глазах усталость, недоумение и боль. Тело Адеева медленно оседает к его ногам. Все кончено…. А теперь в туман.
Глава 10
«Как взгляд мой, полный нетерпенья,
Следит — сквозь чащи — даль и высь,
Так все мои стихотворенья
«Вернись! — безумствуют. — Вернись!»
И. Гетте
Пик. Пик. Пик…. Это никогда не кончится. Какой отвратительный звук. Лера открыла глаза и обвела погруженную в полумрак комнату. Рядом с кроватью огромный белый ящик, подсоединенный к ней проводами, и монитор с кривой прыгающей линией. Теперь ясно, откуда это пищание. Слева капельница, белые стены, тумбочка и стул возле кровати. Сомнений быть не может, она в больнице. Лера шевельнула рукой и монитор отчаянно запищал, лампочка над ее кроватью замигала. От неожиданности девушка чуть не подпрыгнула, но у нее не было на это сил. Тело не желало слушаться. Странно, что боли нет. Почему?
В палату сбежались люди в белых халатах. Они щупали ей пульс, мерили давление, светили в глаза каким-т длинным маленьким приборчиком, топтались возле белого ящика. И никто не пытался с ней заговорить. Лера открыла рот, но из него не вырвалось ни звука. Постепенно народ рассосался, и остался только один врач. Пожилой невысокий мужчина средней полноты и слегка небритый, присел на стул возле ее кровати и ласково заглянул в глаза. Надо же, хоть кто-то соизволил с ней поговорить.
— Как вы себя чувствуете, милая? — мягко и очень доброжелательно спросил он. В глазах его отразилась почти отеческая забота. Она что умирает, или он просто такой добрый старик? Лера снова попыталась что-то сказать, но смогла лишь невнятно захрипеть.
— Все хорошо, речь восстановится. Не напрягайтесь. Вы может кивать в ответ, когда я буду спрашивать. Договорились? — он похлопал ее по руке. Лера почти не ощутила этого прикосновения. Лера послушно кивнула.
— Вы знаете, где вы? — осторожно спросил он. Она снова кивнула.
— Вы помните, как вас зовут?
Еще один кивок.
— И сколько вам лет?
Кивок. В синих глазах раздражение.
— Валерия, это стандартные вопросы. — объяснил доктор. — Я обязан их задать, чтобы понять не повреждена ли ваша память. Меня зовут Виктор Алексеевич, я ваш врач. И я надеюсь, что теперь мы с вами пойдем на поправку.
Мы с вами? — рассуждала про себя Маринина. — Это, чтобы ей не было одиноко в своем беспомощном состоянии.
— Вы здорово нас напугали, Лерочка. — все так же заботливо продолжил Виктор Алексеевич. — Вы не должны пугаться. Я сейчас вам все объясню. — поспешил успокоить ее доктор, заметив страх в ее глазах. — Вы должно быть помните, что произошло с вами до того, как вы потеряли сознание?
Лера энергично закивала. Такое разве забудешь. Господи, а что….? Лера посмотрела вниз на свое прикрытое одеялом тело. Врач снова положил свою ладонь на ее руку.
— Ваши раны уже почти зажили. Мы все аккуратно зашили. Со временем шрамы станут незаметными. — он отвел глаза, и Лера поняла, что он просто хочет ее успокоить. Она вспомнила ощущение ледяного металла в своей груди. Глубоко, очень глубоко в груди.
— Сейчас много клиник, которые виртуозно делают пластические операции. — почувствовав ее сомнение, произнес Виктор Алексеевич. Его доброе лицо нахмурилось. Глубокие морщины залегли на лбу. Он что-то недоговаривает, догадалась Валерия.
— Вы перенесли ужасный стресс. — издалека начал доктор. — То, что с вами сделали, бесчеловечно и ужасно. Я представляю, что вам пришлось пережить. Вы потеряли очень много крови. Вас доставили к нам в критичном состоянии. Это настоящее чудо, что мы с вами беседуем.
Стоп. Да, она потеряла много крови, испытала настоящий шок и моральный и физический, но жертвы Адеева с такими ранами жили несколько дней. Почему же она умирала?
— Скажу прямо, Валерия. Вы перенесли сильный инсульт. Мы бились за вашу жизнь несколько часов. — быстро заговорил доктор. Глаза девушки расширились от ужаса. — Вы тридцать секунд провели в состоянии клинической смерти, а потом погрузились в кому.
Инсульт? Клиническая смерть? Кома? Мысли в ее голове неслись, обгоняя друг друга. Сколько же прошло времени? Она парализована? Что с ней теперь будет?
— Тридцать семь дней вы не подавали признаков жизни, ваш мозг спал. Но вы молоды, и сильны, вы смогли вернуться, и я очень горжусь вами. Это удивительно, но приборы говорят, что все функции в норме. Это значит, что очень скоро вы восстановитесь. — на морщинистом лицо врача засияла теплая улыбка. — Вы родились в рубашке, девочка моя. Такие случаи очень редки в моей практике, иначе, как чудо я не могу объяснить то, что с вами произошло. Вы понимаете, о чем я говорю?