Стоит ли внимания этот исключительный, почти что гротескный случай?
Стоит. Есть события вне статистики, которые специфичны даже для case studies, — но по капле воды можно судить о водоеме.
Гротеск — это форма концентрированного отражения смыслового содержания повседневности.
В другие времена сосед соседа обвинил бы не в госизмене, а в связи с дьяволом. Тогда тоже все неурядицы жизни и ссоры с соседями сводились к «ведьминским проделкам». Вино ли скисло, корова ли сдохла, урожай плохой — ясное дело, ищите ведьму.
Узнаваемо во все века, — когда общество заболевает террором и «охотой на ведьм», все, что не любо, становится происками врагов. А с ними можно не церемониться.
И «охота на ведьм» — уже не преступление и/или безумство, а «гражданский подвиг».
Опасные признаки заболевания общества «ведьмоманией» легко перекочевывают из XVI в начало XXI века.
Прямо на глазах вычерчивается образ новой «ведьмы». В ее роли рискует оказаться любой «опасный чужак»: тот, кто не чтит «скрепы», не радуется вместе со всеми, чем-то недоволен, высказывается критически… Конкретнее?
Конкретнее нельзя, образ врага должен быть достаточно смутным, чтобы его как безразмерную одежку можно было напялить на любого, кто чем-то не пришелся ко двору. Будь то мигранты-гастарбайтеры или оппозиционеры, в которые мгновенно зачисляются и интеллектуалы-либералы, и крайне левые коммунисты, и крайне правые консерваторы… А вместо дьявольской конспирологии — заговор мировых элит. Все, что не укладывается в благостную картинку, — протест, митинг — все определяется как провокация и происки иностранных агентов.
Помимо конфискации имущества по десяткам статей Уголовного кодекса (уже говорили об этом, см. главу «Вино для тюремщиков»), некоторые текущие реформы болезненно напоминают экономические приводы, запускающие «охоту на ведьм».
Государственной думой принят и Советом Федерации одобрен (июнь 2015 года) Федеральный закон о пенсиях для тайных агентов правоохранительных органов[13]. Это не программа по защите свидетелей в уголовных делах. Это признание в государственных масштабах профессии тайного осведомителя с гарантированной пенсией. А из уст государства — это и призыв к такого рода деятельности. Какие надежды государство возлагает на подобного рода секретных сотрудников? Какая информация от них будет достойна награды? За что будут попадать в категорию обвиняемых и кем судимы будут? Кто знает, на то они и «тайные».
Случайное ли это совпадение или чуткая реакция молодого поколения на призыв к осведомительству, но в то же самое время в Петербурге активисты движений «Народный Собор» и «Штаб Антимайдан» провели акцию «Сдай врага народу!». Активисты раздавали листовки с фотографиями «национал-предателей, явившихся на поклон к послу США Джону Теффту»: «…на тайную встречу, прибыло более 60 представителей петербургской общественности. Большинство из них нам не удалось распознать по фотографиям. А тех, кого мы опознали, — это представители "пятой колонны" неолибералов, русофобов и национал-предателей… <…> Возможно, эти люди работают рядом с вами, возможно, живут. В случае их идентификации просим граждан сообщить сведения о них руководству движения "Штаб Антимайдан"»[14].
Стоит обратить внимание на отработанный лексикон ненависти для тех, кто отнесен к категории врагов: «пятая колонна», «неолибералы», «русофобы», «национал-предатели», «иностранные агенты»… И еще много разных слов, с той или иной силой маркирующие исторгаемых из своих рядов чужаков. Эти слова входят в обиход, становятся частью наративной традиции текущего момента, употребляются почти автоматически, в том числе и людьми, которые считают себя просто патриотами, никак не радикалами и не политически ангажированными активистами. Появляются своего рода слова-изгои, вроде слов «либералы» и «демократы», им приписывается негативный смысл, и маргинализация их идет дальше, от них производится ряд неологизмов-ругательств. Изощренное словообразование должно точно указать на новую категорию врагов, приверженцев либерально-демократических ценностей.
Подобные лингвистические процессы как предтечу террора описывает Виктор Клемперер, говоря о «Языке Третьей Империи» 1930-х годов: тогда все повторяли слова «расово чуждый», «чистокровно германский», «расово неполноценный», «нордический», «осквернение расы», не особо вникая в их смысл. Тем временем расовая идеология вместе со словами проникала в сознание добропорядочных обывателей, которые искренне возмутились бы, если бы кто-либо уличил их в человеконенавистничестве: «Язык, который сочиняет и мыслит за тебя…»[15]
Об еще одном тревожном признаке готовности общества к «охоте на ведьм» свидетельствует серьезное оскудение социальной палитры: многообразие течений, обществ, партий, групп, мнений, общественных организаций сворачивается, обесцвечивается и поляризуется по принципу «если вы не с нами, то — против нас». И объясняются стороны, уже прибегая к вышеупомянутому лексикону ненависти. Вместо многоголосья мнений есть только «правильное» и «вражеское».
Побеждает риторика очень коротеньких и простых истин: «надо быть патриотами», «фашизм не пройдет», «возродим истиные ценности» или «славянское братство». Конечно же, есть те, кто не мирится с примитивной картинкой, они говорят и пишут в СМИ: позвольте, давайте разберемся, что такое «патриотизм в текущей ситуации», и на кого там сгоряча навесили ярлык «фашиста», и кто, собственно, сказал, что патриотизм обязательно должен носить военную форму?.. Но оказывается, что читать длинные статьи, вникать в полемические выступления — удел меньшинства. А мысли-слоганы работают с массами.
И все это хорошо узнаваемые составляющие зелья, которое называется «охотой на ведьм» — в каком бы веке оно ни заваривалось, кого бы ни назначило общество на роль «ведьмы». И всеми этими подробностями переполнены новостные ленты России. Но когда такая не маленькая страна уже в который раз вступает на путь «священной войны», заболевает шпиономанией или «ведьмоманией», делит мир на «своих» и «врагов», она увлекает в эту черную дыру и других. И вот уже и в Европе, и Америке консерваторы всех мастей чувствуют себя уверенней, поднимают на щит свой местный патриотизм, возмущаются засильем мигрантов, требуют чистоты национальных ценностей, требуют суровых мер к… Все — то же самое, в разных масштабах и разнообразных культурных интерьерах, не стоит повторяться.
Можно разыгрывать национальную карту, можно — религиозную. Интолерантность — это не позиция, это дорога, которая ведет в «Исламское государство».
Новости на злобу дня рассматриваются сквозь «очки» истории. То, что происходит на улице за окном, — это тоже история, но история несвершившаяся. В отличие от истории в плюсквамперфекте, эта история не чужда сослагательного наклонения. У настоящего есть шанс измениться и изменить будущее.
Но для этого надо как минимум пропустить настоящее через опыт прошлого и опознать в сиюминутном вечное, в том числе и вечные заблуждения.
В эпоху глобализации любая «охота на ведьм» особенно заразительна и опасна.
М. Тендрякова
27 августа 2015 года — 2019 год
Москва