– Пивко, может, и получше, а вот бабы у них похуже, – кивнул Микола. – Бледные, как поганки. У них лучших баб немчура к себе перетаскала, – рассмеялся казак. – Лучше бы в Польшу закатили – вот где красотки! Златовласки белокожие! Или в Румынию нырнули, к смуглянкам в соку.
Два зверюги под аккомпанемент вагона-ресторана и дальше распространялись о чужеземных женщинах. Как видно, Миколу этот разговор бодрил особо. Меня они не стеснялись. Пока Микола не упомянул «золотой сундучок». И только тут… Давно уткнувшись в «Симбирские ведомости», время от времени шурша газетой, я даже и не смотрел в их сторону, но почувствовал, что они потихоньку уставились на меня. Косо, настороженно. Видимо, зашли далеко Никола и Микола в своем трепе.
Я хорошо сыграл свою роль! Пренебрежительное «А-а!» (мол, «да хрен с ним»), которое издал берясь за расстегай Никола, все сказало само за себя. И далее последовало: «А как того мага кличут?»
– Да почем я знаю? – негромко выговорил Микола и усмехнулся: – Таких магов, знаешь, как спрашивать надо? Ну, знают они чего или нет?
– Ну?
– А я тебе скажу. Только выпьем вначале.
Они впили, и Микола продолжал:
– А ну, подь сюды, – поманил он пальцем невидимого героя. – Ты маг? Добре. А ну, снимай портки. Сам не снимешь, – он сжал страшный кулак, – поможем. А теперь раком вставай!
Из-за края газеты я следил за ними. Выучка! И удержаться не мог – такие персонажи! А Никола сделал большие глаза – повествование увлекло его.
– Ну?
– А что, ну? – плечи Миколы вздрагивали от смеха. – И кочергу ему раскаленную по самое нехочу!
Николу тоже мелко потряхивало от смеха.
– Коли знает: все и расскажет. А не знает, – Микола широко развел руками, – тогда извиняйте! Какой же ты после того? Так, рыбачок!
– Точно! – кивнул его товарищ. – Может, так и сделаем, а?
– Дармидонт Михалыч не позволит. Были бы мы где-нибудь у Черного болота, на Ветряном хуторе, тогда да.
– Тс-с! – остерегающе бросил Никола.
– А-а! – отмахнулся Микола и потянулся к графину. – Выпьем!
Они, разом в меру захмелевшие, в очередной раз чокнулись и выпили. Я читал газету и диву давался. Видно, дела у четверки шли так гладко, что не заставляли быть подозрительными или даже собранными. Все шло как по маслу. Оттого казаки вели себя нагло, и особенно в отсутствие хозяина. Но кто бы мог предъявить им претензии за пустую болтовню?
– Сколько ж там может быть схоронено, а? – спросил Никола.
Вагон-ресторан, полный обеденной жизни, качнуло.
– Да столько, что Дармидонт Михалыч всю Волгу купить сможет и вспять ее поворотить, коли ему так захочется, – откликнулся Микола, но тут двери открылись, и с шумом колес тучей вошел Кабанин. С хлопком закрыл дверь вагона. Никола подскочил, освобождая ему место.
Я больше не интересовал грозного Кабанина – он гневно глянул на обоих казаков, и те присмирели.
– Что, черти, не закон вам мое слово? – он, полный грозы, завис над столом. – Не-а, не закон, да? – купец и впрямь был не в себе. Видать, на казаков можно было положиться в драке, но когда дело касалось веселья – пойди уйми! – Так бы и дал каждому по затрещине, да людно больно! – тон его вдруг изменился. – И сколько ж они, Илья Петрович, выдули в мое отсутствие?
Казаки исподлобья строго глянули на меня, «доктора», и притихли еще пуще.
– Я газету читал, Дармидонт Михайлович, не следил за вашими удальцами, – улыбнулся я сотрапезникам. – Но по полрюмки точно приняли! Подгадали времечко!
Казаки вздохнули свободнее.
– Ладно, по полрюмки еще куда ни шло, – он прищурил один глаз. – Хотя, графин-то поубавился…
Кабанин уселся на свое место. Я же, свернув газету, щелкнули пальцами официанту – он как раз проходил мимо.
– Счет, любезный!
– Покидаете нас? – спросил Кабанин.
– Увы, – расплачиваясь, ответил я. – Пойду отдыхать.
– По последней? – спросил Кабанин.
– По половиночке, – улыбнулся я и многозначительно взглянул на обоих казаков.
– По половиночке, так по половиночке, – пожал плечами купец.
Мы выпили коротким залпом, и я, выдохнув в кулак, встал. Уже был и сыт, и довольно во хмелю. Поднялся с поспешностью и Микола – пропустить меня.
– Надеюсь, еще увидимся? – отваливаясь на спинку стула, неожиданно спросил Кабанин.
– Непременно-с, – отчеканил я.
Поклонился, вышел в проход между столиками и зашагал через вагон.
Я уже точно знал, что в этом поезде мы с купцом Кабанином и его архаровцами увидимся вряд ли! Войдя в свой вагон, я нервно размышлял. Скрывать моего напарника Степана долго было никак нельзя. Выйдет хотя бы в туалет, и столкнется лоб в лоб с одним из казаков. Случайно! «Ага! – подумает тот же Никола. – Кураевский!» Куда мужик едет, который их высмеял? В каком купе? Один? – враки! Подкупят проводника, все узнают. А тут и я выплыву – куда денусь? Кабанин и поймет: слежка! А казачки-то вспомнят, о чем болтали! Не такие они и пьяные – так, слегка навеселе. Самое время языками потрепать!
И потянется клубок!
Я знал главное: место, куда ехал Кабанин и его казаки с грузом – тяжелым саквояжем. Австро-Венгрия, Чехия, Прага.
Впереди была моя родная Самара. Незадолго до станции я сказал своему молчаливому спутнику:
– Степан, я тебе лицо еще пуще забинтую, иди в самый конец вагона, оттуда уйдешь на перрон. Я выйду из своего, но первым. Проводник узнает, что у меня приступ…
– Какой еще приступ? – нахмурился Степан.
– Аппендицита, вот какой, – строго ответил я. – Голову не ломай. Если Кабанин и его казаки решат найти меня, то узнают всю «правду».
Еще через два часа мы идеально осуществили наш план: Степан, в шубе, с забинтованным лицом, вышел в самом конце вагона и тотчас же испарился с перрона. А я, держась за живот, покинул поезд с достоинством римского императора, готового возлечь в горячую ванную и вскрыть себе вены.
Еще через десять минут поезд уносил купца Кабанина на запад, а мы со Степаном, глотая морозный волжский ветер, смотрели вслед последнему вагону состава.
– Вам, главное, беду на себе не накликать, – очень серьезно заметил мой помощник.
– Какую еще беду? – теперь уже нахмурился я.
– Апендикцит, – еще более серьезно сказал Горбунов, стаскивая бинтовую повязку и комкая ее в кулаке.
– А-а! – качнул я головой. – Ну, постараюсь, постараюсь… Следующий поезд в нашем направлении через три часа. Пошлю извозчика к брату – вдруг дома, не на вызове? Хотя вряд ли…
Сам же я направился к директору вокзала и потребовал соединить меня с начальником полиции. Увы, генерал Фома Никитич Палев уехал в Петербург. Тогда я послал телеграмму Кураеву. Я просил графа обеспечить охрану поместью Сивцовых, более других – Марфе Алексеевне Пряниной, и ни под каким предлогом не выпускать предателя – дворецкого Зыркина.
Выйдя на вокзальную площадь, я вдохнул морозный воздух и кивнул Степану:
– Полдела сделано.
А минут через пять у тротуара остановился экипаж. Из него выпрыгнул мой брат Иван Ильич в расстегнутом полушубке и, выглядев меня, бросился к нам.
– Как ты?! Откуда?! Почему не домой?! – он так и тряхнул меня за плечи. Покосился на молча кивнувшего ему Степана. – Дела?
– Они, родимые, – кивнул и я.
– Ясно, – он вновь покосился на моего крепкого и молчаливого помощника. – И что, опасные дела-то?
– Пугать не буду, но, думаю, как всегда. Как всегда у меня, – с улыбкой добавил я. – Не бери в голову, братец!
– Помощь нужна? – спросил Иван.
– Справимся, – кивнул я. – Позволь тебе представить: мой помощник Степан Горбунов. Иван Ильич Васильчиков. Мой младший брат. Врач.
– Очень приятно, – с почтением кивнул Степан.
Иван пожал крепкую руку Кураевского удальца.
– Ого! Пожатье каменной десницы!
– Да, с такой рукой мало кто совладает, – кивнул я. – Идем, посидим в вокзальном ресторанчике. Я бы минералки выпил – изжога у меня после одной посиделки в вагоне-ресторане. Никак дурь не выйдет! Нет, лучше пивка нашего от фон Вакано. – Погрозил пальцем. – Именно – пивка!
В ресторане вокзала мы заказали пива и воблы.
– Вот что, Иван, – очень серьезно сказал я, отставляя кружку. – Ты спросил, нужна ли помощь. Нужна, но в одном.
И тотчас же попросил у официанта лист бумаги, чернила и перо.
– Я звонил от директора вокзала Фоме Никитичу, но он в Петербурге, – продолжал я. – Через заместителей и адъютантов ничего передавать не стану, кто его знает, у кого что на уме. А вот ты поможешь…
Иван живо кивнул. Мне принесли писчий набор. И пока брат и Степан тянули пиво, я взялся за письмо.
– Передай сразу, как только генерал Палев объявится, – я протянул Ивану сложенный вчетверо лист бумаги. – И скажи так: «Петр Ильич просил во имя вашей с ним дружбы, если дело и впрямь начнется, выполнить его просьбу неукоснительно, не отступать от написанного ни на йоту. От этого может зависеть его жизнь».
– Вот даже как? – принимая письмо и пряча его в нагрудный карман, спросил мой брат.
– Да, Иван, все так.
Нам повезло. Еще через несколько часов Иван Ильич посадил нас со Степаном на поезд «Самара – Москва». Он шагал вдоль окон нашего вагона, пока поезд черепашьим шагом набирал ход, то и дело цепляя взглядом мои глаза за стеклом.
Но Иван даже не предполагал, что ждет впереди его старшего брата, каким делом он позволил увлечь себя.
Я все рассчитал правильно. Земли и города Российской империи сменяли друг друга, мы отставали от нашего противника, но не надолго. Я смотрел в окна на те города, где уже бывал, и часто, и где с радостью бы провел недельку-другую, но сейчас они были для меня лишь сменой декораций: Москва, Смоленск, Минск, Брест-Литовск, Краков… Но вот граница Российской империи подошла к концу и началась Австро-Венгерская империя, одной из второстепенных столиц которой и была Прага…
Глава четвертая. Разговор с призраком
1
Как же чудесен был этот средневековый обликом город в конце декабря! Город на холмах, тонувший в мягкой европейской зиме! Как уютно было все тут! Прага расцвела в середине четырнадцатого века, когда стала столицей Священной Римской империи. Всесторонне образованный император Карл Четвертый, чех и урожденный пражанин, позаботился о том.