– Разумеется.
– Старшего Веригина, нынче покойного, я еще давно определил следить за Кабаниным, зная, что поставил своей целью заполучить Дармидонт. Великую и бесконтрольную власть! Но было еще и другое, – Кураев выдохнул дымок и замолчал.
– Другое – что? – не выдержал я.
Граф Александр Александрович встал, отложил трубку, взял с шеи ключ и подошел к секретеру. Там провернул ключ в замке и достал письмо. Вернулся назад, сел в свое кресло.
– Я попросил Веригина пойти на авантюру, сделать то, что мог сделать и Кабанин в случае чего. Разверните и прочтите вслух тот кусок, который обведен чернилами. Прошу вас, – граф протянул мне письмо.
Я взял его и быстро нашел нужную часть послания.
– Читайте же, но вслух, – попросил Кураев.
– Будь по-вашему, – согласился я, – хоть и не в моих правилах заглядывать в чужие письма. «В Тверской губернии я нашел старую бабку, слепую колдунью по кличке Ворожея. Про нее говорили, что она мертвецов видит, с ними разговаривает и все у них выведать может. Ее боялись. Но немало людей было, которые заверяли меня, что она давала ответы – и кто где голову сложил без покаяния, и кто где что спрятал при жизни, а перед смертью так и не открылся: забыл или не захотел. За тем к ней и ходили отовсюду. Я посулил бабке Ворожее хорошие деньги, и она согласилась поехать со мной. Только взяла внучку, девочку-подростка, которая ухаживала за ней. Через сутки мы добрались до широкого села Расстрельное, на месте которого, как полагают отрывочные летописи, и стояло имение Зубовых, где и разыгралась трагедия в то тревожное столетие и ту зловещую годину. Был поздний вечер. Но чем ближе мы приближались к месту, где по моему разумению могло быть захоронено сокровище, тем сильнее причитала бабка Ворожея, перебирала четки, твердила молитвы и заклинания. И то и дело точно смотрела вдаль – в поле и на дальние дома. Слепая, но смотрела! „Стоит, – вдруг прошептала она, – один стоит… в поле стоит…“ – „Кто стоит?“ – спросил я, вглядываясь, но никого не видя. По сторонам озирался и наш извозчик, давно пожалевший, что согласился на такую поездку. „Он стоит…“ – отвечала бабка Ворожея. А потом как вдруг закричала извозчику: „Стой, стой!“ – „Что такое?“ – спросил я. Но бабка не отвечала, таращась слепыми глазами, только шептала свои молитвы. „Не подходи, слышишь, калечный!“ – вдруг крикнула она. Ворожея словно видела кого-то, и уже вблизи! Внучка вцепилась в руку бабки. Ей-богу, Александр Александрович, мне стало страшно!..»
Я поднял глаза на графа.
– Читайте же, Петр Ильич, – сказал он, затянувшись, а после выпустив облачко дыма. – Читайте же, друг мой.
Мне оставалось только кивнуть и найти глазами нужную строку.
– «Струхнул и наш извозчик. „Чегой она? Чегой?“ – спрашивал он. „Прочь уйди, Рыжий, прочь, – говорила Ворожея, – иди прочь под землю, откуда пришел! Не мани меня!..“ – „Бабушка, бабушка…“ – шептала и плакала внучка. Уже было темно, кровавая полоса зари пылала за полем и лесами. Лошади забеспокоились, точно при приближении волка, и шарахнулись в сторону. Извозчик не выдержал – спрыгнул с козел и рванул в поле. „Дай крест! – вдруг закричала старуха. – Дай крест! Моего не боится!“ Я поспешно снял с груди широкий нательный крест величиной с ладонь, подаренный мне матушкой перед турецкой войной, и протянул ей. Она зажала цепочку в руке и выставила крест вперед – точно под нос кому-то сунула! „Прочь, Рыжий, прочь! – захрипела она. – Сгинь, нечистая!“ Она еще долго тяжело дышала. Только тогда я понял, что от нас отстали. „Езжай подале отсюда, – тихо сказала мне Ворожея. – Плюнь ты на дурака нашего, езжай скорее!“ Я исполнил ее указание, сел на место извозчика, стеганул лошадей, и мы понеслись по проселочной дороге. „Кто это был, Ворожея?“ – спросил я. „Рыжий и косой парень, с увечным лицом, точно изрубленным, да еще хромый, – ответила она. – Знаешь такого, коли меня посылал сюда? Говори, за ним посылал?!“ – зло спросила вещунья. „Если и знаю, Ворожея, то, честное слово, не думал, что он существует!“ – ответил я. „А зря не думал!“ – „Мальчишка, отрок?“ – спросил я. „Да нет, – ответила она. – Уж юноша, годков восемнадцати будет, мил человек! Глазница пустая, все лицо в шрамах, – повторила она, – и не улыбался он – кривился, страшно, точно измывался! – сказала бабка. – И звал, звал…“ – „Да куда ж он звал-то?“ – поинтересовался я. „На край того села он звал, к заброшенному колодцу. Все говорил: золота хотите моего? Так подите и возьмите! Там оно, мол, лежит!“ Я подстегивал лошадь. „А как звать-то его?“ – осторожно поинтересовался я. „Забыла спросить, – усмехнулась Ворожея. – И вот что мне еще почудилось, мил человек…“ – „Ну?“ – „Что за его спиной, подалее, еще трое стояли…“ – „Что за трое?“ – „Один мужик, а с ним два юнца, и у всех лица изрублены, и руки… Не вернусь я туда, мил человек, сколько денег не предлагай, – сказала она. – Хитер тот калечный сторож! Ой, хитер! Подманит и удавит…“ Мне все стало ясно. Ворожея не могла знать, кого я ищу. Кого мы все ищем. Но я-то догадался, кого она видела, и вы это знаете, Александр Александрович… Прискорбно то, что старуха Ворожея после того занемогла и умерла, оставив внучку одну. Я оставил сироте денег ровно столько, сколько смог. Эта трагическая история лишний раз доказала, в какую тьму мы с вами забрели…»
На этом месте была черта, и далее я читать письмо не стал.
– Что скажете, Петр Ильич?
– Об этой чертовщине? Да что сказать, ваше сиятельство? История…
– Именно! Ворожея увидела Макарку Зубова, рыжего, косого, иначе говоря, с выбитым глазом, и хромого, потому что покалечили его. Но увидела она не подростка, а уже взрослого юношу, который выжил после побоев. И погиб лет в восемнадцать, когда к нему заявился опричник Кабанин. Я бы сам не поверил в это, честное слово, если бы не Веригин – капитан разведки, человек трезвого ума, абсолютно преданный мне и честный. Теперь уже – убитый. Как видно, выслеженный Кабаниным. На теле его были обнаружены следы насильственной смерти, как мне передали. В конце письма еще обведен небольшой отрывок, Петр Ильич, прочитайте и его.
Я нашел концовку и еще один абзац, обведенный чернилами.
– «В Петербурге мне стало известно, что по Европе путешествует известный английский спиритуал и скоро он будет в Праге. Этот знаменитый маг, его зовут Баррет, разговаривает с душами покойных, как со своими соседями, его эксперименты и опыты его последователей завоевали умы всей Европы и Америки. После истории с бабкой Ворожеей ко мне пришла мысль посетить этого волшебника и попросить устроить сеанс. Знаю, что маг в конце декабря этого 1998 года намеревается посетить Прагу. Что скажете, Александр Александрович? Искать мне с ним встречи, чтобы утвердиться во мнении, где может быть похоронено сокровище вашего предка? Или бросить все, забыть о нем?»
И тут текст был отчерчен чернилами. Я сложил письмо вдвое, как оно и было сложено ранее, и протянул графу. Тот взял его и положил рядом на стол, пыхнул трубкой.
– Что вы ему ответили? Оставить? Бросить?
Граф Кураев печально улыбнулся мне через легкую завесу рассыпающегося у его лица дымного облачка.
– Я рекомендовал продолжать дело.
– Рекомендовали или… потребовали?
– Это одно и то же, когда воля исходит от хозяина.
– Ясно.
– Очень скоро рассказ Веригина я переписал своими словами и отослал то письмо Павлу Павловичу Сивцову, тоже нынче покойному.
Я кивнул:
– Об этом письме узнал управляющий Зыркин, потому что следил за всей корреспонденцией хозяина, сообщил своему главному работодателю, за этим письмом и приехал Кабанин с казаком Николой в дом Сивцова. Его он и читал, а Марфуша услышала их.
– Думаю, так все и было, – согласился граф.
– Теперь все становится на свои места. Веригина если и пытали, то ничего от него не добились, убили и утопили в Клязьме. В письме Сивцову вы рассказали о призраке Макара Зубова?
– Разумеется, как бы я упустил такую подробность!
– Понятно. Когда Кабанину стало ясно, что бабка Ворожея и Веригин столкнулись на дороге к селу Расстрельному с призраком третьего сына Зубова и тот упомянул о схороненном в безымянном колодце золоте, он уже не сомневался, что все так оно и есть. И колодец есть где-то в этой округе, может, лет двести уже как засыпанный, и золото есть. И корона императора византийского. Только где – поди найди! Сколько акров перерыть надобно?
– Все так, Петр Ильич, все так! Знаю, что Кабанин решил купить всю землю в тех краях, послал своих людей с предложениями и угрозами, но местные жители взялись за вилы. Донесли мне о том! И у меня есть кое-где свои люди.
– И Дармидонт Михалыч плюнул пока на эту затею и решил отправиться в Прагу, к еще одному «волшебнику». А тут уже я стал свидетелем его беседы с призраком Макара Зубова. До сих пор кровь стынет в жилах, когда слышу пророческий голос мистера Баррета! – Я отрицательно покачал головой: – Я не мистик и мистиком никогда не был, будучи сыщиком, за всеми событиями искал и находил реальную подоплеку, но тут… Да уж!
– Хорошо, что вы поверили в реальную подоплеку этой истории.
– Поверил, – согласился я. – Но зачем Кабанину понадобилось убивать Сивцова? Лишний риск быть пойманным?
– Сокровище по договору, которому триста тридцать лет, принадлежит трем людям: Кураевым, Кабаниным и Сивцовым. А значит, и потомкам их.
– Вы думаете, Дармидонт Кабанин хочет избавиться от конкурентов?
– Теперь у меня в этом нет даже сомнений, Петр Ильич. Дармидонт Кабанин верит в легенду о сокровище безоговорочно. А тут еще и бабка Ворожея, и пражский спиритический сеанс! А поскольку корона императора Константина Двенадцатого Византийского так и не была найдена, Кабанин только лишний раз убедил себя, что сокровище до сих пор сокрыто где-то под землей. На московской ли земле, на тверской, на какой еще, и не просто сокрыто, а ждет его, наследника! – Кураев цепко посмотрел мне в глаза. – Я знаю еще и вот что. Почему он так неистово пытается найти второй сундук Шереметева. Возжелав захватить полмира, Дармидонт Кабанин здорово потратился. Это и покупки земель и заводов, и подкупы, и плата целой армии его людей и людишек, включая доносчиков в различных министерствах и просто бандитов с большой дороги. И взятки крупнейшим министерским чинам! Ему нужны новые денежные вливания! Как воздух нужны! Большие – и сразу… Вы не знаете Дармидонта, уважаемый Петр Ильич, а вот я его знаю. Недаром его кличка Вепрь. Он не ведает преград, он ломает и крушит все на своем пути. Он – дикий кабан, жестокий и страшный. Злодей! Вот почему я более не могу чувствовать себя в безопасности и не могу не бояться за своих близких. Всем сердцем прошу вас, Петр Ильич, не бросать меня и мою семью в этот скорбный час.