без страховки идет.
Чуть правее наклон —
упадет, пропадет!
Чуть левее наклон —
все равно не спасти…
Но теперь ему меньше осталось пройти —
уже три четверти пути.
«Ах, как жутко, как смело, как мило!
Бой со смертью – три минуты!» —
Раскрыв в ожидании рты,
Из партера глядели уныло —
Лилипуты, лилипуты —
Казалось ему с высоты.
Посмотрите – вот он
без страховки идет.
Чуть правее наклон —
упадет, пропадет!
Чуть левее наклон —
все равно не спасти…
Но спокойно, – ему остается пройти
всего две четверти пути!
Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым —
Такого попробуй угробь!
Не по проволоке над ареной, —
Он по нервам – нам по нервам —
Шел под барабанную дробь!
Посмотрите – вот он
без страховки идет.
Чуть правее наклон —
упадет, пропадет!
Чуть левее наклон —
все равно не спасти…
Но замрите, – ему остается пройти
не больше четверти пути!
Закричал дрессировщик – и звери
Клали лапы на носилки…
Но прост приговор и суров:
Был растерян он или уверен —
Но в опилки, но в опилки
Он пролил досаду и кровь!
И сегодня другой
без страховки идет.
Тонкий шнур под ногой —
упадет, пропадет!
Вправо, влево наклон —
и его не спасти…
Но зачем-то ему тоже нужно пройти
четыре четверти пути!
«Мосты сгорели, углубились броды…»
Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно – видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один – туда, куда толпа.
И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идет по замкнутому кругу —
И круг велик, и сбит ориентир.
Течет под дождь попавшая палитра,
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.
Ничье безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервет.
Не есть ли это – вечное движенье,
Тот самый бесконечный путь вперед?
Тот, который не стрелял
Я вам мозги не пудрю —
Уже не тот завод:
В меня стрелял поутру
Из ружей целый взвод.
За что мне эта злая,
Нелепая стезя —
Не то чтобы не знаю, —
Рассказывать нельзя.
Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял…
И взвод отлично выполнил приказ, —
Но был один, который не стрелял.
Судьба моя лихая
Давно наперекос:
Однажды языка я
Добыл, да не донес, —
И особист Суэтин,
Неутомимый наш,
Еще тогда приметил
И взял на карандаш.
Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый матерьял…
Никто поделать ничего не смог.
Нет – смог один, который не стрелял.
Рука упала в пропасть
С дурацким звуком «Пли!» —
И залп мне выдал пропуск
В ту сторону земли.
Но слышу: «Жив, зараза, —
Тащите в медсанбат.
Расстреливать два раза
Уставы не велят».
А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял, —
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.
Я раны, как собака, —
Лизал, а не лечил;
В госпиталях, однако, —
В большом почете был.
Ходил в меня влюбленный
Весь слабый женский пол:
«Эй ты, недострелённый,
Давай-ка на укол!»
Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал —
Чтоб было слаще воевать ему.
Кому? Тому, который не стрелял.
Я пил чаек из блюдца,
Со спиртиком бывал…
Мне не пришлось загнуться,
И я довоевал.
В свой полк определили, —
«Воюй! – сказал комбат. —
А что недострелили —
Так я не виноват».
Я очень рад был – но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня, —
Убив того, который не стрелял.
Чужая колея
Сам виноват – и слезы лью,
и охаю:
Попал в чужую колею
глубокую.
Я цели намечал свои
на выбор сам —
А вот теперь из колеи
не выбраться.
Крутые скользкие края
Имеет эта колея.
Я кляну проложивших ее —
Скоро лопнет терпенье мое —
И склоняю, как школьник плохой:
Колею, в колее, с колеей…
Но почему неймется мне —
нахальный я, —
Условья, в общем, в колесе
нормальные:
Никто не стукнет, не притрет —
не жалуйся, —
Желаешь двигаться вперед —
пожалуйста!
Отказа нет в еде-питье
В уютной этой колее —
И я живо себя убедил:
Не один я в нее угодил, —
Так держать – колесо в колесе! —
И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой:
«А ну пусти!» —
И начал спорить с колеей
по глупости.
Он в споре сжег запас до дна
тепла души —
И полетели клапана
и вкладыши.
Но покорежил он края —
И шире стала колея.
Вдруг его обрывается след…
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда —
стартёр заел, —
Теперь уж это не езда,
а ёрзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть —
но прыти нет, —
Авось подъедет кто-нибудь
и вытянет.
Напрасно жду подмоги я —
Чужая эта колея.
Расплеваться бы глиной и ржой
С колеей этой самой – чужой, —
Тем, что я ее сам углубил,
Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот
до косточки,
И я прошелся чуть вперед,
по досточке, —
Гляжу – размыли край ручьи
весенние,
Там выезд есть из колеи —
спасение!
Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.
Эй вы, задние, делай как я!
Это значит – не надо за мной,
Колея эта – только моя,
Выбирайтесь своей колеей!
«Я скачу позади на полслова…»
Я скачу позади на полслова,
На нерезвом коне, без щита, —
Я похож не на ратника злого,
А скорее – на злого шута.
Бывало, вырывался я на корпус,
Уверенно, как сам великий князь,
Клонясь вперед – не падая, не горбясь,
А именно намеренно клонясь.
Но из седла меня однажды выбили —
Копьем поддели, сбоку подскакав, —
И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили,
И надругались, плетью приласкав.
Рядом всадники с гиканьем диким
Копья целили в месиво тел.
Ах, дурак я, что с князем великим
Поравняться в осанке хотел!
Меня на поле битвы не ищите —
Я отстранен от всяких ратных дел, —
Кольчугу унесли – я беззащитен
Для зуботычин, дротиков и стрел.
Зазубрен мой топор, и руки скручены,
Ложусь на сбитый наскоро настил,
Пожизненно до битвы недопущенный
За то, что раз бестактность допустил.
Назван я перед ратью двуликим —
И топтать меня можно и сечь.
Но взойдет и над князем великим
Окровавленный кованый меч!..
Встаю я, отряхаюсь от навоза,
Худые руки сторожу кручу,
Беру коня плохого из обоза,
Кромсаю ребра – и вперед скачу.
Влечу я в битву звонкую да манкую,
Я не могу, чтоб это без меня, —
И поступлюсь я княжеской осанкою,
И если надо – то сойду с коня!
Я несла свою Беду
«Я несла свою Беду…»
Я несла свою Беду
по весеннему по льду, —