В лесу еще было темно, это затрудняло движение. То и дело встречались пни, нагромождения бурелома, камни, ямы, наполненные холодной водой. Андрей старательно обходил эти препятствия, но все-таки один раз упал, запнувшись о невидимую корягу, и сильно зашиб ногу.
Слабый рассвет постепенно начал проникать в глубь леса. Идти стало легче. Под сапогами захлюпала вода. Андрей догадался, что недалеко болото. И вот, когда охотник меньше всего ожидал, слева послышалась песня токующего глухаря. Андрей остановился, стараясь точнее определить направление звука. Глухарь пел неуверенно, делал большие паузы.
Несколько минут Андрей внимательно прислушивался, потом свернул влево. Звуки стали более отчетливыми. Юноша пошел осторожно, стараясь ничем не выдать себя. Токующая птица была где-то недалеко. Хотя глухарь и зовется глухарем, но слухом обладает прекрасным. Не слышит он только тогда, когда заводит свою песню, да и то во второй ее части, которая длится всего три-четыре секунды. На этом и основана весенняя охота на току. Охотник, подойдя близко к глухарю, ждет, когда он начнет петь. «Тэке-тэке-тэке», — осторожно выводит птица, и в это время она прекрасно слышит. Затем «тэканье» сменяется второй частью песни, «скирканьем» — звуком, напоминающим точение ножей друг о друга. Вот в это-то время глухарь уже ничего не слышит и становится, в полном смысле слова, глухим. Используя такой момент, охотник и должен успеть сделать два-три прыжка, а затем остановиться и ждать новой песни.
Так поступал и Андрей. Соблюдая крайнюю осторожность, он медленно продвигался вперед. Юноша не видел птицы, но ее страстное пение становилось все явственнее.
— Тэке-тэке-тэке, — неслось по лесу, и охотник стоял не шелохнувшись:
— Скирли, скирли, скирли, — и Андрей делал два-три скачка, потом замирал на месте. Порой приходилось останавливаться в самой неудобной позе, но занять более устойчивое положение нельзя — нашумишь. А зашуметь — значит, спугнуть птицу. Только когда снова раздастся пение глухаря, можно двигаться дальше.
Так, прыгая и останавливаясь, Андрей подкрался близко к дереву, на котором сидела птица. Он долго всматривался, прежде чем разглядел глухаря среди густого сплетения веток. Могучая птица гордо прохаживалась по толстой ветке высокой сосны. Рассвело настолько, что Андрей мог различить каждое перо веером развернутого хвоста, красные надбровия и массивный желтовато-серый клюв. Несколько секунд охотник любовался лесным красавцем, затем, под песню, вскинул ружье и выстрелил. Глухарь упал, сшибая мелкие ветки и хвою.
Андрей подбежал к птице, поднял ее. Не успел он сунуть свой трофей в сетку, как где-то неподалеку затоковал еще один глухарь. Юноша снял сетку, рюкзак и налегке направился в ту сторону. Внезапно птица умолкла. Охотник остановился, терпеливо ожидая начала новой песни.
Время шло, а песни не было. На лице Андрея появилось выражение недоумения и досады. Он хотел вернуться обратно, но в этот момент вновь раздались звуки глухариной песни, только значительно дальше и в другой стороне. Осторожно ступая, Андрей пошел в ином направлении. Сначала все было хорошо, но когда он стал подскакивать, нога подвернулась на круглом камне, и он упал. Близко послышалось громкое хлопанье крыльев улетающей птицы. Огорченный охотник медленно поднялся.
«Подшумел, — невесело подумал он. — Эх ты, тетеря!»
Сколько юноша ни прислушивался, глухари больше не пели.
Поняв, что охота кончилась, Андрей пошел за своими вещами. Однако найти то место, где он оставил рюкзак и сетку, оказалось не так-то просто. Второпях юноша не приметил его и теперь шел почти наугад.
Над лесом разгоралась заря. Первые солнечные лучи, пробив завесу веток, заиграли в лужах слепящими бликами — зайчиками. Андрей кружил по лесу около часа, но сетки и рюкзака нигде не было. Вдали он опять услышал глухариную песню, но эта песня уже не волновала его.
Неожиданно охотник вышел на ту самую полянку, где провел ночь. «Пойду по своим старым следам, — решил Андрей, — это будет вернее».
Следы, оставленные недавно его сапогами, были мало заметны, но наметанный глаз примечал и слегка примятую траву, и вдавленную каблуком землю, и сбитые мелкие ветки.
Так, внимательно всматриваясь, Андрей дошел до места, где услышал первую песню глухаря. Отсюда он начал свои прыжки, подкрадываясь к токующей птице. Андрей повеселел: теперь-то найдутся оставленные вещи. Ускорив шаг, он вышел на небольшую полянку. Слева послышался какой-то шум. Андрей быстро повернулся в ту сторону. Из-за кустов выкатился темный с неясными очертаниями предмет. Место здесь было покатое, крутой уклон вел прямо к болоту. По этому уклону и катился странный предмет. Удивленный охотник невольно шагнул в сторону, давая дорогу, и вдруг рассмеялся. Он узнал свою сетку с глухарем.
Птица, видимо, только раненная выстрелом и оглушенная падением с дерева, отлежалась и теперь всеми силами старалась освободиться от сетки, связывающей ее движения. Самодельная сетка Андрея была довольно объемистая. Глухарь поднялся в ней в полный рост и начал понемногу передвигаться. Попав на пригорок, пернатый пленник скатился с него, едва не угодив под ноги охотнику.
«Ну что ж, — подумал Андрей, бросаясь в погоню за глухарем, — попробую принести тебя домой живым. Это даже интереснее, и не каждому удается такое. Выживешь — передам тебя областной станции юннатов».
Погоня была недолгой. Охотник без труда настиг беглеца. В тот миг, когда он протянул руку к сетке, птица выскользнула из нее. Андрей не зря считался одним из лучших вратарей футбольных команд города. Ему часто приходилось брать исключительно трудные мячи, вызывая восхищение зрителей.
Сейчас натренированность вратаря пригодилась. Юноша сделал резкий бросок вверх, схватил глухаря за хвост и вместе с ним упал на мягкую моховую подстилку. Напуганная птица забила крыльями, несколько раз ударив охотника по лицу, но он не растерялся.
— От меня, братец, уйти трудно, — торжествующе говорил Андрей, снова запихивая глухаря в сетку.
Тщательно затянув ремень сетки, охотник положил ее на землю, а сам присел на пенек и вытер выступивший на лбу пот.
— Так-то будет лучше, — сказал юноша, рассматривая присмиревшего глухаря. — Второй раз уж не удерешь. А вообще-то ты молодец, люблю смелых.
Продолжая разговаривать с пернатым пленником, Андрей вдруг подумал, что вот эта могучая птица могла бы лежать перед ним безжизненным комком взъерошенных перьев, прицелься он тогда получше. От этой мысли стало неприятно. Юноша любил охоту как вид спорта, причем спорта смелых, требующего и силы, и выносливости, и находчивости, и многого другого, но вид убитой птицы или зверя всегда омрачал радостное ощущение, которое он испытывал от близкого соприкосновения с природой, с той удивительной красотой, которую она создает в самых различных формах. Выстрел разрушал эту красоту, и чудесное ощущение пропадало. На смену ему появлялось что-то досадное, даже горькое.
И сейчас, разглядывая пленного глухаря, его дикую, неповторимую красоту, Андрей в душе радовался, что не убил это создание природы, что счастливый случай дал ему в руки нечто гораздо большее, чем обычный охотничий трофей.
Вскоре Андрей разыскал и свой вещевой мешок, оказавшийся неподалеку. Довольный таким хорошим утром он пошел в сторону города.
ПООХОТИЛИСЬ
Места наши не славятся обилием дичи. Поэтому многие охотники предпочитают ездить в другие районы, и только те, кто не может поехать, ходят на ближайшие озера. Оттуда чаще всего, они возвращаются с пустыми руками.
На одну утку приходится буквально десяток охотников. Мало у нас и боровой дичи. Ну, а что касается зайцев, лисиц, то их можно встретить разве только на стендах районного краеведческого музея. Зато кулики самых различных пород безраздельно владеют болотами и озерками.
Вот почему я, начинающий тогда охотник, ничего хорошего от весеннего сезона не ждал. Поехать куда-нибудь не мог — не было транспорта, а стрелять долгоносиков надоело. Я знал, что те полсотни патронов, которые сейчас заряжаю, вряд ли понадобятся. Скорее всего, они останутся до осени, с осени пролежат до зимы, а там — до следующей весны.
Справедливости ради, надо сказать, что иногда кому-нибудь из местных охотников случайно удавалось встретить табунок уток, остановившихся отдохнуть после длинного и утомительного перелета. Такой счастливец возвращался с богатыми трофеями, вызывая зависть у товарищей. Место, где удалось пострелять, он хранил в тайне, ходил туда один и, пока утки не улетали дальше, удачно охотился.
Загнав последний пыж в гильзу, я закрыл банку с порохом, взвесил на руке мешок с оставшейся дробью, мысленно прикидывая, на какое количество зарядов ее хватит. В это время открылась дверь, и вошел мой приятель — восьмиклассник Саша Козырьков. На его веснущатом лице играла загадочная улыбка.
— Привет, друже! — сказал он. — Чем занимаешься?
Я показал на патроны.
— Сезон открывается, а мы с тобой опять дома сидеть будем. — Голубые глаза Саши лукаво блеснули.
— Не будем дома сидеть. Не бу-дем, — по слогам произнес он. — Я знаю место. Гоголи прилетели.
— Да ну?! Сашка, а ты не врешь?
— Вот еще! Только никому ни слова, иначе… сам понимаешь.
— Что ты, как можно! А где это?
— На Мыльном. Хочешь, проверим?
Я, конечно, хотел и, надев болотные сапоги, пошел с Козырьковым к озеру. До него было часа два ходьбы, но за разговором этот путь мы прошли незаметно. Мыльное озеро довольно большое. Северная часть его поросла тростником. Свое название оно, вероятно, получило за свойство воды, мягкой и действительно похожей на мыльную. Мы хорошо знали здесь все ходы и выходы. Отыскали лодку и поплыли. На середине озера еще держался лед, и нам приходилось часто делать большие объезды. Козырьков свернул в один из проходов и уверенно погнал лодку среди тростников.
— Сейчас вылетят, — шепнул он, — смотри.