И в самом деле, метрах в ста впереди нас поднялась стайка гоголей, сверкнув на солнце белыми брюшками. Я восторженно посмотрел на товарища. Он снисходительно улыбнулся и повернул лодку к берегу. Возвращаясь, мы обдумывали план предстоящей охоты.
— Эй, охотнички, как ныне дела?
Мы оглянулись. Старик Аким, работавший продавцом в районном универмаге, сидел на крыльце своего дома и подновлял краской гоголиные чучела. Несколько из них, уже готовых, выстроились в ряд на доске, блестя свежей краской.
Я не любил Акима. Не нравилось его сморщенное желтое лицо с острым носом, редкой сивой бороденкой шильцем и маленькими, постоянно бегающими по сторонам глазами. Не нравилась его ласковая, вкрадчивая манера разговора и елейная улыбка. Не любили Акима и наши охотники. Поговаривали, что он втихомолку бьет серых куропаток, охота на которых у нас была запрещена уже несколько лет, ловит петлями зайцев, не прочь при случае загнать по насту дикую козу. Что Аким — браконьер, знали все, но поймать его на месте преступления никому не удавалось. Промышлял старик и рыбой: ловил ее сетями, увозил в соседний рабочий поселок и продавал там втридорога. У него всегда можно было купить дробь любого номера, порох, капсюли. Боеприпасы он продавал по самой высокой цене да еще уверял, что делает это только из уважения к хорошему человеку и терпит при этом убытки. Много и других грешков водилось за стариком, но он умел устраивать свои дела так ловко, что всегда выходил, как гусь, сухим из воды.
— Наш Аким, как налим, — говорили о нем. — Скользкий. Попробуй, ухвати его. Обязательно вывернется. Таких только под жабры надо брать.
Но взять старика «под жабры» никому не удавалось.
— Здравствуйте, дядя Аким, — сухо поздоровались мы. — Дела неважные.
— Ну, ну, — старик хитро подмигнул, — а я вот на охоту собираюсь. Место хорошее знаю.
У меня тревожно забилось сердце, а Козырьков побледнел.
— Где? — спросил я, замирая.
— Да не близко. На лошади поеду.
Я облегченно вздохнул, а Саша расстегнул пальто: ему вдруг сделалось жарко.
— Уток там тьма, — продолжал Аким, — дружно нынче подлетели.
«Дразнит старый, — подумал я, — подсмеивается».
— Пожалуй, я бы и вас взял, хорошие вы, ребята, давно к вам приглядываюсь.
— Смеетесь, дядя Аким, — сказал Саша, — а то возьмите — обузой не будем.
— Знаю, знаю. Собирайтесь. Так и быть, возьму. А вы куда ходили-то? Никак на Мыльное? Там ничего нет?
— Мало-мало есть, — улыбнулся мой друг.
— Е-е-сть? — недоверчиво протянул старик. — Вот что, ребята, сезон начинается через три дня, а лошадь у меня будет через четыре. Так вы зря патроны не тратьте, там пригодятся, а здесь только дробь зря разбросаете. Небось, в Лукиной заводи нашли?
— Нет, — ответил я, — у жженых тростников. Да вы, дядя Аким, никому не говорите.
— Не скажу. Так я буду ждать. Приходите этак часов в шесть да хлеба берите побольше.
Аким обмакнул кисточку в ведерко с белой краской, взял в левую руку гоголиное чучело и стал вертеть его, прикидывая, с какой стороны лучше начать работу. Мы весело зашагали дальше.
— Хороший старик, другой бы не взял с собой.
— Он мне всегда нравился: настоящий охотник, а что про него говорят, так я не верю, — добавил Саша. — Нынче поохотимся на славу. В первый день здесь постреляем, потом с Акимом поедем.
…Долгожданный день наступил. Я встал в три часа утра, оделся, взял ружье, рюкзак и вышел из дому. Дул не сильный теплый ветер. Где-то прокричал петух, ему отозвался второй, третий, и пошла перекличка.
Саша Козырьков ждал меня у ворот дома. Мы поздравили друг друга с открытием сезона и, полные радужных надежд, пошли к озеру. Когда показалось Мыльное, на востоке посветлело. Разыскали лодку, уложили в нее рюкзаки, чучела и оттолкнулись от берега. Ходкая долбленка быстро шла к жженым тростникам.
Сбоку неожиданно налетела пара кряковых. Селезень, как говорят охотники, висел на хвосте у утки. Я быстро вскинул ружье и выстрелил. Сложив крылья, селезень упал в воду.
— Начало удачное, — сказал Саша, доставая птицу.
С удвоенной энергией я принялся грести. До места предполагаемой охоты было уже недалеко. Внезапно над озером гулко прокатился выстрел, за ним — второй. Козырьков с беспокойством посмотрел на меня.
— С…с…стреляют… И вроде на нашем месте…
Я ничего не ответил, только еще сильнее налег на весла. Вот и жженые тростники. Пора выставлять чучела. Через несколько минут стайка деревянных гоголей и красноголовиков покачивалась на воде, а мы замаскировались в тростниках.
И снова в стороне прогремел выстрел. Над нашими головами, свистя крыльями, пролетел табунок гоголей. Птицы сделали круг над чучелами, но не спустились. Саша с тоской посмотрел на меня. Где-то совсем близко опять выстрелили. Снова промелькнули утки и скрылись. Мы просидели часа три, но птицы не было, и к нашим чучелам никто не подсаживался. Зато кто-то другой выстрелил еще несколько раз. Стало ясно, что нас опередили.
Впереди зашумел тростник, булькнула вода, и на плесо выплыла лодка, а в ней — знакомая фигура.
— Дядя Аким! — пораженный воскликнул я. — Вы… здесь!?
— Я, хлопцы, я самый. А что вы тут делаете?
— Мы… мы охотимся, — ответил Саша, — но вот как вы сюда попали?
Старик ухмыльнулся.
— Очень просто. Не пойдут, думаю, ребята, так я постреляю пока. Чего птице пропадать? За зорьку взял пяток.
Он поднял руку, показывая связку уток, и, словно не замечая наших унылых взглядов, добавил:
— А вы, ребята, вечером-то приходите, как условились.
Аким приналег на шест, и его лодка скрылась в тростниках. Мы тоже собрали чучела и повернули к берегу.
…Вечером в полном снаряжении я и Козырьков подходили к дому Акима. Он сидел на крыльце, покуривая козью ножку.
— Зря пришли, хлопцы, — улыбаясь, заговорил старик. — Лошади нет, ехать не на чем. Ногу она зашибла.
— Эх, дядя Аким, — укоризненно сказал Саша, — креста на вас нет.
— И впрямь нет, — подтвердил старик. — Зачем он нужен? Теперь кресты-то никто не носит, не то время. А вы не сердитесь, еще поохотитесь. Молодые, все у вас впереди.
Мы зло посмотрели на хитрого старика и зашагали обратно.
— Обманул старый, — с сердцем сказал Саша, — а все ты. Разболтал ему про гоголей. Он и смекнул, как опередить нас. Не зря говорят, что Аким — плохой человек.
— Это ты первый сказал, — оправдывался я, — молчи уж.
— Оба хороши! — буркнул мой приятель и повернул к своему дому.
СМЕКАЛКА
В лесу, неподалеку от села Федоровки, появилась рысь. Сельские охотники заволновались. Еще бы! Такой зверь — редкий гость, и добыть его лестно каждому. Легко сказать добыть. А вот как? Рысь — хитрый и опасный хищник. Охота на нее требует и выносливости, и смекалки, и ловкости, и твердой руки, и верного глаза.
Вечером в избе сторожа Михея Кузьмича собрались все охотники села. Пришли трактористы братья Степан и Николай Самохваловы, счетовод колхоза «Всходы» Иван Андреевич Огурцов, ветфельдшер Василий Кононов и библиотекарь Андрейка Бездомов. Андрейке недавно исполнилось 18 лет, и никто его за настоящего охотника не считал.
Электрическая лампочка под металлическим абажуром, висевшая у самого потолка, едва виднелась, окутанная густым табачным дымом.
У стола сидел колхозный конюх Семипалатов. Это он, разыскивая молодого жеребца «Василька», наткнулся в лесу на рысьи следы.
— Дошел я до Глухой балки, — в который раз принимался рассказывать Семипалатов, — а «Василька» все нет. Вечереть стало. Ну, думаю, торопиться надо. Неровен час, ночью-то волки вперед меня жеребца сыщут.
— Да ты насчет рыси говори, — нетерпеливо перебил Степан Самохвалов. — «Василек» твой сам на конный двор пришел, знаем.
— А я о ком? — удивился Семипалатов. — Я о рыси и рассказываю, а ты не перебивай. Так вот, значит, иду я краешком балки, насвистываю, чтобы веселее было, а сам все под ноги смотрю: как бы следы «Василька» не потерять. Глянул так-то раз и себе не поверил. На снегу какие-то чудны́е следы: круглые, вроде кошачьих, только поболее. Откуда, думаю, взяться таким?..
— И думать нечего было, — снова перебил Степан. — Ясно, что рысь проходила.
— Вот и я так решил, — ничуть не обижаясь, продолжал конюх. — И такое любопытство меня разобрало, братцы, даже про «Василька» забыл. Пошел по следам. Только лужайку пересек, смотрю — лежит за кустами задранный козел, дикий, значит, а вокруг — снег в крови и следов этих уйма. Понял я, что рысь козла задрала и теперь где-нибудь неподалеку хоронится. Жутко, братцы, стало. Оглядываюсь — как будто никого, а чудится, что за деревьями кто-то похаживает. В руках у меня палка — с таким орудием немного сделаешь. Повернул я назад, и давай бог ноги…
Охотники зашумели. Посыпались вопросы. Семипалатов едва успевал отвечать на них. Все сходились на одном: любым способом рысь надо уничтожить. Недаром этот хищник объявлен «вне закона» и охота на него разрешена круглый год. Слишком большой вред он приносит охотничьему хозяйству.
— Доверьте это дело мне, — попросил Андрейка Бездомов. — Справлюсь.
— Востер больно, — сурово оборвал его дед Михей. — Это тебе не зайца тропить[1].
— Я так полагаю, — вмешался в спор счетовод Огурцов. — Поручить Степану и Николаю, пусть постараются для общества.
— Нельзя, — снова запротестовал Михей Кузьмич. — У них сейчас ремонт машин, каждый день дорог.
— Дедушка Михей, — ласково упрашивал Андрейка, — а у меня время есть, доверили бы, право…
— А почему бы, в самом деле, не послать парня? — неожиданно вступился за Бездомова молчавший до того ветфельдшер Кононов. — Ружье у него хорошее, новое. Стреляет парень подходяще. Пусть попробует.
Михей Кузьмич непонимающе посмотрел на Василия: шутит или всерьез?
— Да ведь молод еще, — нерешительно возразил он. — Опять же опыта нет…