И вот те козы, что сейчас стояли на поляне, словно сошли со страниц старого журнала. Пропорция и изящество всех линий животных были удивительны. На фоне заснеженной поляны они выглядели особенно эффектно.
Нельзя было не залюбоваться этими красивыми созданиями природы, достигшей здесь совершенства. Долго я стоял не двигаясь, бесконечно благодарный счастливой случайности, позволившей мне на воле наблюдать эту невыразимо прекрасную картину. О том, что я держу в руках заряженное ружье, вспомнил позднее. Правда, в патронах была дробь третьего номера, но в боковых гнездах патронташа на всякий случай я всегда носил два патрона с картечью. На перезарядку потребовалось бы всего лишь несколько секунд. Расстояние до косуль не превышало сорока-пятидесяти метров. Потом я не раз спрашивал себя, почему тогда не выстрелил. Никогда раньше не охотясь на козлов, я еще не успел заразиться желанием добыть редкий трофей. О том, что в Сосновском районе воспрещалась охота на этих животных, я тогда не подумал. А вот очень жалел, что не взял с собой фотоаппарата. Получился бы интересный и редкий снимок.
Сколько прошло времени — не знаю. Косули, не подозревая о присутствии человека, спокойно обкусывали ветки на деревьях. Внезапно они разом повернули головы в мою сторону. Возможно, легкий ветер донес до них подозрительный запах, предупреждавший об опасности.
Секунду-другую косули стояли не двигаясь. Потом, словно по молчаливому уговору, все они разом повернулись к лесу, легкими скачками пересекли поляну и мгновенно скрылись среди деревьев.
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Последний выстрел я сделал по кряковому селезню, когда наступали сумерки. Он упал в густую траву, и пришлось потратить немало времени, чтобы найти его. Стало ясно, что охота на сегодня кончена.
Тонкая полоска угасающей зари еще слабо отражалась в чистой воде озера. Из-за дальних кустов выкатилась полная луна, протянув серебряную дорожку вдоль плеса. Было совсем тихо, только изредка откуда-то доносились неясные звуки: то ли трактор урчал в борозде, то ли пыхтела застрявшая в грязи трехтонка.
Закинув за плечо двустволку, я зашагал к лесу.
Через час я сидел возле костра, подбрасывая в огонь сухие ветки, и следил за тем, как в чайнике закипала вода. На траве лежало семь сбитых селезней.
Коротка майская ночь. Близилось то время, когда, как говорят, заря с зарей сходится. Напившись чаю и выкурив папиросу, я подбросил в костер дров и, укрывшись плащом, решил немного вздремнуть. В этот момент совсем близко послышался треск ломаемых веток и чей-то голос произнес:
— Вот занесла нелегкая…
Приподнявшись, я стал всматриваться в ту сторону, откуда доносился шум. Внезапно прямо перед костром выросла высокая фигура человека. Незнакомец достал из кармана платок и вытер им сначала вспотевшее лицо, потом шею. После этого он сказал:
— Здравствуй, охотник!
Я ответил на приветствие, пригласил незнакомца к костру.
— У меня чай остался, будете пить?
— Не откажусь, — улыбнулся гость, — признаться, с обеда не пил и не ел. Все некогда.
Подкинув в костер сухих веток, мы начали пить чай. Спать уже не хотелось, и я обрадовался случайному гостю. Теперь я хорошо рассмотрел его. Это был рослый парень лет двадцати двух — двадцати трех с курчавыми темными волосами и крупными чертами лица. Большие выразительные глаза смотрели задумчиво в одну точку. Одет он был в простые, но крепкие сапоги, брюки военного покроя и новенькую, но уже запачканную мазутом телогрейку.
Разговорились. Гость поинтересовался, кто я, откуда и как попал в эти места. В свою очередь, и я задал ему те же вопросы. Отвечал он охотно, веселый огонек заискрился в его больших глазах.
— Из совхоза имени Горького. Прошлой весной целину поднимать приехал. Раньше жил в Челябинске. Работал на трубопрокатном заводе.
— Бывал на этом заводе. Вы кем работали?
— Слесарем по ремонту оборудования. А теперь вот стал трактористом. Не думал, что придется землю пахать. Когда заявление в райком комсомола подавал, просил, чтобы куда-нибудь в МТС, в мастерские. А пришлось сесть на трактор. И, представьте, получается не хуже, чем у других. Правда, в первые дни неудобно себя чувствовал, боялся даже… Ну, а потом ничего, привык. Да у нас тут все так.
Я невольно улыбнулся простому, без прикрас, рассказу гостя. О трудном и почетном деле он говорил, как о чем-то обычном и само собой разумеющемся.
— Сев-то, наверное, уже заканчиваете?
Мой собеседник немного смутился.
— Стараемся. Время сейчас горячее. Каждый час дорог. И редко удается вот этим заняться, — он мотнул головой в сторону лежащего на земле ружья. — Люблю охоту. Я ведь только что с трактора. Другие отдыхать пошли, а я за ружье да и к озеру. Часа четыре посплю и довольно. Утреннюю зорьку на озере проведу, а потом снова на машину. Хорошо себя после этого чувствуешь: бодро, весело. Вот только побриться времени не выберу… Девчата надо мной смеются. Потому, говорят, тебе и уток легко стрелять, что зарос ты весь, как старый пень. Маскировка хорошая… Острый язык у наших девчат.
Легкий ветер донес отдаленный рокот мотора. В ночной степи метался сноп света от тракторных фар.
— Вон конь-то мой гуляет, — незнакомец показал на трактор.
Я заметил, что в продолжение всего разговора он часто посматривал в ту сторону и как бы невольно прислушивался. «Беспокоится», — подумал я. Тракторист, видимо, понял мои мысли и пояснил:
— Сменщик мой, Иван Бессонов, первую весну водит машину. Парень горячий, а опыта еще нет. Раньше где-то в конторе сидел. Я на охоту пошел, а на сердце тревожно, как бы не случилось чего там. Ведь целина. Здесь и бывалым туго приходится. Правда, Иван — парень смекалистый, я ему вполне доверяю, но ведь работать ночью — это не днем… Да и машина у нас не новая.
За разговором время бежало незаметно. Небо на востоке посерело, потом появилась бледно-голубая полоска. Постепенно расширяясь, она захватывала все большую часть небосклона. Показались розоватые прослойки. Редкие облака сплывались туда, где едва намечался солнечный восход. Бледнели и гасли звезды. Тусклый диск луны повис над дальним концом степи. С озера потянуло холодом. Туман, поднимаясь от воды, застревал в кустах.
Вдали едва виднелся трактор. Он продолжал бороздить поле, и шум работающей машины, доносимый ветром, то усиливался, то затихал.
Костер догорал. Тонкие струйки дыма поднимались над грудой углей, покрытых налетом пепла. Лениво покуривая, поеживаясь от холода, мы продолжали беседу. Но разговор как-то не клеился и, наконец, оборвался. Обоих клонило ко сну.
Я задремал. Очнулся от легкого толчка в плечо.
— Вставайте, пора на озеро. Вон, полетели…
Почти над нами невысоко протянула стайка уток.
— Да, летят… — сказал я. — Должно быть свиязь?
Гость не ответил. Он стоял спиной ко мне, напряженно куда-то всматриваясь.
— Э, черт… — вырвалось у него сквозь зубы.
— Что там?
— Смотрите, — он протянул руку, указывая в поле.
Оглянувшись, я увидел трактор. Машина стояла.
— Застопорил Ванюшка, — сказал взволнованно тракторист. — С чего бы это?
— Может быть, неисправность какая?
В это время послышался резкий, отрывистый рокот мотора. Над трактором взвились голубые кольца дыма. Вскоре машина загудела более ровно, рванулась с места и медленно поползла на бугор. Мой знакомый успокоился. Он вытянул за шнурок расшитый кисет, свернул цыгарку, закурил.
— Пошли, — сказал он. — Вот опять полетели. Тьма нынче птицы. Вы куда, вправо или влево?
Не успел я ответить, как трактор, за которым мы оба продолжали следить, вдруг снова умолк. Я посмотрел на своего гостя. Его лицо, помимо волнения, выражало досаду. Он сердито бросил недокуренную цыгарку, вдавил ее каблуком в землю и пробурчал:
— Вот тебе и поохотился. Эх, Ваня, Ваня!
Я опять улыбнулся. Парень этот мне определенно нравился. Чувства и мысли его были вполне понятны, тем не менее, я сказал:
— Ну, встала машина и только. Сам виноват, пусть сам и выпутывается. Вам-то что?
Незнакомец удивленно взглянул на меня.
— Как то есть что? Трактор стоит, время идет, а мне и дела нет? Так что ли? Да трактор-то чей? За рулем кто? Ванюшка! А он разве еще тракторист? Ведь мой трактор, наша бригада, а вы…
Он сдвинул на затылок фуражку и закончил уже другим тоном:
— Ну, прощайте. К Ванюшке пойду.
Резким движением он поправил ружейный ремень и, широко ступая, зашагал к машине.
Как раз в это время из-за кустов вылетела стайка кряковых уток и низко потянула к озеру. Парень мгновенно преобразился. Быстро перебежав открытое место, он спрятался за кустами и стал ждать приближения уток. Они летели прямо на него. Гость привычно вскинул к плечу ружье, повел стволами за стаей, но тут же, словно что-то вспомнив, опустил его. Наши взгляды встретились. Махнув рукой, парень поднялся и зашагал к трактору.
Вечером того же дня я зашел в контору совхоза имени Горького.
На крылечке, пахнувшем свежим деревом, сидели рабочие. Они курили и вели неторопливый разговор. Я уже поднялся по ступенькам и хотел открыть дверь, как до меня долетели обрывки фразы:
— …Ты, вот что, Любимцев, на охоту-то ходи, а за Бессоновым присматривать не забывай. Не то ссориться будем…
Я остановился. В стороне, на березовом обрубке, сидели двое. Одного из них я сразу узнал. Это был мой ночной гость.
— Вот не ожидал встретить вас здесь, — заговорил я, подходя к ним. — Так вы и есть Василий Любимцев?
— Я самый.
— А мне о вас директор совхоза вчера рассказывал. Рекомендовал написать о вашей работе в газету.
— Не надо писать. Хвалить меня, по совести говоря, не за что. Вот и дядя Егор, бригадир наш, то же скажет, — он кивнул на своего соседа. — Только что разнос учинил… И правильно, за дело. Я, признаться, из-за этой самой охоты другие дела запустил.