Деревень или каких-то строений на моём дальнейшем пути совсем не попадалось – всё те же бывшие поля, холмы да перелески. Похоже, насчёт «плохих мест» мне не наврали…
Но несколько часов спустя я начал смутно понимать, что местность вокруг действительно начала как-то неуловимо меняться. Во-первых, все, без исключения, встречаемые мной по пути старые деревья были сплошь и рядом наклонены, повалены или даже вырваны с корнем, причём легли они строго в одну сторону, в общем направлении кронами примерно на юг.
И через эти поросшие мхом и травой стволы уже густо проросли молодые деревья и кустарник. Во-вторых, я начал находить разбросанные по местности отдельные детали различной колёсной и гусеничной техники. Странно, правда? Вроде никакой старой дороги с обязательными столбами на обочине поблизости нет, а ты вдруг натыкаешься на вросшую в траву радиаторную решётку от «МАЗ-200», бензобак или колесо легковушки с начисто сгоревшей покрышкой. И при этом все встречные железки выглядели не просто ржавыми или горелыми, а прямо какими-то размозжёнными…
Большинство таких обломков просто невозможно было чётко идентифицировать. Я честно пытался, но в большинстве случаев тщетно. Как, например, отнестись к торчащей из земли почти вертикально оплавленной, да ещё и погнутой раме грузовика (вроде бы «ГАЗ-51», но это не точно) с деталями мостов и двигателя? Кто её туда вбил и зачем? Или к обрывку гусеницы от Т-34 из восьми траков очень характерной формы?
Чуть позже, увидев на дне оврага причудливо сплющенный спереди и ржавый до красноты кузов от «Волги» ГАЗ-21, я начал понимать, что, кажется, здесь поработало не что иное, как ударная волна ядерного взрыва.
Выходит, реально бабахнуло и где-то относительно близко. Причём очень сильно, раз деревья легли плашмя, а колёсную и гусеничную технику одномоментно разобрало на запчасти и расшвыряло куда попало «с горячим попутным ветром». Что-нибудь из числа столь любимых в 1960-е водородно-мегатонных штук?
Я посмотрел на свои хитрые наручные часы – и точно, циферблат был бледно-жёлтым. Значит, здесь фонило, хотя и в явно не слишком опасных для жизни дозах, иначе «ИКНС» уже орал бы соответствующие предупреждения. Приятным женским голосом.
Так или иначе, я отклонился вправо и так шёл по траве примерно с час, пока циферблат не побелел.
Успокоившись, я опять двинулся в прежнем северном направлении. Промаршировал ещё с час – и опять на часах проявился тот же предостерегающий жёлтый цвет. Пришлось немного вернуться и снова сменить направление. Прошёл несколько километров, циферблат побелел, я повернул на север – и снова та же история. Да что, блин, за чертовщина?
И без того тяжко разгуливать пешком по пересечённой местности с таким, как у меня, грузом. А время, куда я по собственному хотению попал, уже не подразумевало возможности найти где-нибудь исправную автомашину, танк, самолёт либо вертолёт. Десять лет, это, знаете ли, срок…
А ещё мне показалось довольно странным, что радиационное заражение местности здесь было масштабным, но не сплошным, а каким-то фрагментарным, с причудливыми полосами и пятнами. Подозреваю, что виноваты в этом были даже не столько близкие атомные взрывы, сколько последующие осадки и ветры ядерной весны. О том, что тогда ссыпалось с небес и ушло в землю и воду, лучше вообще не думать – слишком неприятные возникают предположения…
И тогда другой вопрос: а почему там, где я был всего сутки назад, категорически не фонило? Хотя, наверное, местные всё-таки хоть что-то понимали в реалиях окружающей их полной задницы и за десять лет сумели определить методом «научного тыка», где можно жить, а где категорически не стоит, под страхом облысения и прочей скоротечной онкологии…
В общем, подобным образом я «развлекался» несколько часов. Шёл, всё время поглядывая на «котлы», и, если там желтело, менял направление. Маршрут получился излишне замысловатым и, пройдя относительно небольшое расстояние, я устал. В голову постоянно лезли разные простые слова…
Несколько случайно встреченных мной вскоре заросших коробок одноэтажных кирпичных зданий (что здесь было до войны, определить оказалось невозможно, разве что, исходя из чудом сохранившихся на двух оконных проёмах одной из построек стальных решёток можно было предположить нечто казённое) были превращены практически в хлам. Причём даже несмотря на то, что там когда-то сгорело практически всё, было понятно главное – сдувшая с них за считаные секунды крыши, провалившая полы и выбившая хлипкие окна и двери мощная ударная волна пришла откуда-то с севера, то есть оттуда, куда я направлялся…
Один раз чёртов циферблат вдруг стал даже не жёлтым, а оранжевым. Вот это уже было опасно, и я рванул в сторону прежде, чем «Вервахт» успел вякнуть что-нибудь предостерегающее…
Блин, да что такого тут могло быть? Вроде десять лет прошло, птички летают, мелкие зверушки в траве копошатся, а оно всё фонит и фонит. Или кинули что-нибудь специальное, сугубо для заражения? Один мой приятель рассказывал, что часто видит сны, где он гуляет по пустым городам и полям (как он изволил выразиться, «пейзаж после нейтронной бомбы»), но я поклонником подобного вида «туризма» никогда не был. С другой стороны, где ещё реально встретишь такое? У нас даже если гулять по считающимся безлюдными местам, рано или поздно непременно упрёшься в автодорогу, бензоколонку, чебуречную или какой-нибудь сельмаг. А тут идёшь несколько часов и не видишь в радиусе пяти километров вокруг себя вообще ни единого человека. А ведь здесь не тайга и не тундра – выходит, реально поубивало почти всех…
Наконец индикатор радиации в часах перестал ерундить и больше не менял цвет, оставаясь белым, скорее всего загаженные радионуклидами участки действительно остались позади.
Уже вечерело, когда я, сделав привал и слегка пообедав чем бог послал, топал по очередному перелеску с поваленными деревьями и, как обычно, неожиданно увидел в высокой траве куски уже ставшего от времени практически матовым, но тем не менее поблёскивавшего под лучами закатного солнца, явного алюминия. К гадалке не ходи – это точно самолёт или вертолёт…
Подтвердилось первое – сначала за мелкими обломками обнаружился явный кусок вросшей в землю самолётной консоли. Остаток довольно большого и толстого стреловидного крыла с частично сорванной обшивкой и обнажившимся внутренним набором – все эти нервюры, лонжероны и прочие шпангоуты, кабели и трубки. Крыло было смято, продырявлено и погнуто – явно упало с большой высоты с соответствующей, хорошей скоростью. А вот явных следов пожара вроде бы не было, хотя осадки десяти прошедших лет должны были уничтожить любую сажу и пепел…
Если это был наш самолёт таких размеров, то, наверное, «Ту-16», не меньше…
Но, увы, нет. Хотя почему увы? Обломки разлетелись по большой площади, и чуть дальше я нашёл лежавший почти вертикально стреловидно-скошенный киль с остатками хвостового оперения, многочисленными дырами и облезшим крупным чёрным номером 32120. Под самим килём в круглом, лишённом иллюминаторов (значит, это дистанционная хвостовая турель, у нас таких тогда вроде не было) подвижном обтекателе торчали в разные стороны два потемневших, судя по калибру, явно пушечных ствола.
На тронутом коррозией киле я сумел рассмотреть и остатки смытых многолетними дождями технических надписей на английском языке. Всё это указывало на то, что самолёт был явно не наш. То есть супостат. Видимо, как раз именно тот, или один из тех, что некогда столь качественно загадил здешние окрестности остаточной радиацией.
И, похоже, дальше аппарат лететь не смог. Либо упорядоченно падал, либо садился на вынужденную, и можно было предположить, что это В-52. Но нет, для «крепости» киль был какой-то мелковатый…
Обходя это место «не мягкой посадки» (самолёт действительно полз по земле на брюхе, теряя сначала крылья и движки, а уж потом от него отвалился и киль), я нашёл и ещё какие-то крупные детали. Можно сказать – главное.
Обломки второго крыла и три здоровых, сильно обгорелых, хаотически оплетённых проводами и трубопроводами, размозженных о землю двигателя. Сначала одиночный и затем ещё два, собранных в единый пакет. Лишний аргумент против В-52, у того все движки собраны попарно, а одиночных нет. Если только третий двигун не вывалился ещё в воздухе из своей «спарки»…
Ну а потом я, наконец, подошёл к вдавленному в высокую траву, оплетённому вьющейся растительностью сигарообразному куску носовой части фюзеляжа. На борту ещё можно было рассмотреть остатки белой «противоатомной» окраски нижних поверхностей, полустёртые, бледные, вражеские буквы «US AIR FORCE» и широкую синюю полосу с размещённым в ней изображением щитка, на котором кольчужная перчатка сжимала разноцветные молнии – эмблема Стратегического авиационного командования ВВС США. То есть передо мной несомненный американец, но точно не В-52…
Да, погибший когда-то аппарат был большим, но всё же не настолько. И его пилотская кабина (не плотно вписанная в фюзеляж, как у «пятьдесят второго», а расположенная сверху) была небольшой и узкой – лётчики сидели в «истребительном стиле», друг за другом, а единый фонарь из треснутого и до омерзения грязного и пожелтевшего плекса был когда-то сдвинут далеко назад, да так и приржавел. Судя по торчавшим над обрезом кабины угловатым заголовникам, катапультируемые кресла остались на месте. По элементарной логике, это означало, что экипаж своего самолёта не покидал…
Я снял рюкзак и, поскальзываясь носками сапог в образовавшихся на месте выбитых падением люков и лючков относительно ровных дырах в борту погибшего самолёта, попробовал залезть повыше и заглянуть в его кабину.
Как оказалось, её когда-то торопливо вскрывали снаружи неким острым предметом, возможно, даже топором – на козырьке и переплёте сдвижной части фонаря осталось с десяток характерных узких отметин от чего-то рубящего.
Из тёмных недр фюзеляжа метнулась какая-то мелкая пёстрая птица (автоматика с ходу определила её как Caprimulgus europaeus, или «козодой обыкновенный», класс – птицы, отряд – козодоеобразные, семейство – настоящие козодои, род – козодои, вот зачем мне это?), потревоженная моей стихийной возней, а в креслах действительно обнаружились ошмётки заокеанских сверхчеловеков, «невыносимых героев самой последней войны». В том смысле, что их трупы никто и никуда не вынес…