Исходя из наличия под самым основанием киля характерной кабины с плоскими стёклами и двух задранных вверх пушечных стволов, это, судя по всему, было всё, что осталось от советского, фронтового бомбардировщика «Ил-28», машины большой и прочной. Двадцать метров в размахе, полный взлётный вес с бомбами и топливом – за двадцать тонн, самое то для стихийного прокладывания просек в лесах Западной Европы. И завалил «Ил» явно истребитель, причём из пушки. При попадании чего-нибудь класса «воздух-воздух», а уж тем более ракеты ЗРК, этот «Ил» явно развалило бы на мелкие фрагменты ещё в воздухе.
О судьбе его экипажа думать как-то не хотелось, однако судя по отсутствующей нижней крышке входного люка задней кабины, по крайней мере стрелок-радист точно успел покинуть погибающий самолёт. Мысль о том, что стоит поискать лётчиков, мне в голову тоже как-то не пришла. И некогда, и к тому же изрядно побитый бомбер, из которой уже катапультировались люди, снижаясь, прежде чем упасть, вполне мог пролететь добрый десяток километров. Бывали, знаете ли, прецеденты…
Выходит, натовские летуны и пэвэошники здесь свои пайки тоже даром не жрут…
В общем, место падения этого самолёта мы благополучно миновали, особо не снижая хода. А ещё, когда «авиапросека» закончилась, в прицеле мелькнули какие-то трупы в штатском, которых Кэтрин, кажется, всё-таки не переехала по пути. Десяток тел в однотипных серо-чёрно-коричневых пальто или плащах, среди которых выделялась лежащая лицом вниз темноволосая женщина в белом в чёрный горошек платье и какой-то пижон в жёлтом плаще, у которого я почему-то не увидел головы. Оторвало её, что ли? При этом особой крови вокруг тела в жёлтом плаще не было… Ну да, когда лес рубят, щепки летят, увы, но, кажется, покойники постепенно становятся привычной деталью местного пейзажа…
– Сейчас должно быть шоссе от Ульма на Штутгарт! – услышал я деловитый голос напарницы с места механика-водителя. – Приготовьтесь, командир!
Знать бы ещё к чему, а то тут за каждым углом или поворотом какие-нибудь поганые сюрпризы – если не выстрелят, так каким-нибудь говном кинут. Так вот откуда этот десяток свежих трупов – в панике разбегались по сторонам от шоссе и явно попали под раздачу…
– Всегда готов, – ответил я в стиле юного пионера-ленинца, стараясь сохранять хотя бы минимальную бодрость. При этом означенная дорога кажется вполне обозначилась впереди нас многочисленными дымами и плохо видимыми за деревьями очагами пламени.
Сломав лобовой бронёй ещё несколько деревьев, наш М48 наконец выкатился из леса на обочину дороги. Теперь хоть вправо езжай, хоть влево. Понять бы куда и зачем…
Уж не знаю, с чем можно было сравнить это шоссе, но оно реально «пылилось и дымилось», прямо как в той известной песне. И неживые кругом тоже лежали, причём довольно густо и не только в бурьяне. Повсюду, насколько хватало обзора у танкового прицела, над дорогой тянулись к небу многочисленные бензиновые дымы. Возможно, это и могло бы сойти за обычные костры, если бы я не видел, что именно там горело.
Между тем Кэтрин резко развернула танк, и мы пошли куда-то вправо по украшенной многочисленными воронками от бомб (а может, и снарядов) обочине. Через пару минут стало видно, что неизвестные лётчики несколько раз положили фугаски немаленького калибра (какие-нибудь неуправляемые ракеты ям такой глубины после себя точно не оставляют) и на само полотно шоссе, которое не выдержало такого окаянства, потрескавшись и встав дыбом в местах бомбовых попаданий. В общем, «ехали, мы ехали, да соляра кончилась» – дорога в результате стала совсем непроезжей. И, учитывая, что чинить её тут будет явно некому, скорее всего, это, увы, навсегда.
На ходу наш М48 едва не задел левой гусеницей скособочившееся в канаве уже знакомое мне некрупное изделие концерна BMW, а именно – малолитражку «Изетта» нежно-салатного колера. Похоже, её водила съехал с дороги, попытался развернуться, но благополучно застрял. Единственная передняя дверь машинки была откинута в сторону вместе с рулём, внутри не было никого. Возможно, всё-таки успели утечь… Странно, что на «Изетте» не было ни одной пробоины и даже вмятин или царапин – буквально метрах в пятидесяти от неё стоял поперёк шоссе на безнадёжно сдувшихся колёсах красно-белый (по-моему, тогда это была фирменная расцветка западногерманских федеральных железных дорог) автобус обтекаемых форм, который очень походил на дуршлаг. Вот тут была явно работа истребителей-бомбардировщиков (причём, судя по всему, натовских – на обочине, неподалёку от автобуса, косо торчал из земли узнаваемый хвостовик неразорвавшейся пятидюймовой НАР типа HVAR американского производства, который мы благоразумно объехали), поскольку его несколько десятков раз прошило насквозь из чего-то крупнокалиберного, от крыши до пола. Странно, что автобус при этом не загорелся. Однако от вида выбитых и забрызганных изнутри кровищей стёкол салона, за которыми хорошо просматривались замершие в сидячем положении на пассажирских местах трупы, невольно наступала оторопь. Водительское место было пусто, но из широко открытой передней двери автобуса свисал на дорогу прямо в жирную лужу разлившегося масла или топлива труп женщины. Лица не было видно, зато задравшееся пальто демонстрировало красные лаковые туфли и кружевные чулки с подвязками на фоне бледной задницы. Было такое чувство, что убитая драпанула на запад прямиком из варьете или борделя, даже не переодеваясь…
Далее мы миновали десяток брошенных гражданских легковушек с распахнутыми дверями. Выбитые стёкла и разнокалиберные дырки от всякого смертоносного железа имели место быть и тут. На дороге между автомобилями валялись брошенные при бегстве чемоданы, узлы и прочее барахло. Одна из машин некстати врезалась в зад передней, и в обеих осталось по покойнику.
Потом пошли смрадно догорающие непонятные рамы и кузова, за которыми на другой стороне дороги показался покосившийся столб со стилизованной раковиной «Shell» на продырявленной жестянке, а за ним, вполне ожидаемо, дымящиеся руины бензоколонки. Судя по всему, до всего этого безобразия АЗС имела обычный, образцово-капиталистический вид – застеклённая будка заправщика с надписью «Tankstelle» (от которой к моменту нашего появления осталось только «Ta…k…le»), а рядом привычная крыша-навес на опорах, под которой в два ряда располагалось не менее четырёх заправочных колонок. Теперь от будки заправщика мало что осталось (надеюсь, тот, кто в ней сидел, успел утечь), а навес обрушился, похоронив под собой какую-то легковушку, и сами колонки – из-под обломков было видно только одну из них, когда-то красно-чёрного цвета с вписанными в белый ромб буквами «Gasolin». Судя по нескольким воронкам, сюда сбросили явно не одну бомбу. Что-то промазало, но кое-что, похоже, попало именно туда, куда целились неизвестные пилоты, явно стремившиеся лишить наступающие войска противника последнего горючего.
Кого именно здесь бомбили, было понятно по двум замершим чуть в стороне от бывшей бензоколонки бронетранспортёрам БТР-40. Один, низко осевший на оголённых ободах, обгоревший до красноватого оттенка, ещё лениво дымился, второй, тонкую броню которого буквально изрешетило через оба борта многочисленными крупными осколками, просто стоял с откинутыми люками, на спущенных колёсах, нацелившись куда-то вдоль дороги опустившимся к капоту стволом турельного СГМ. Возле подбитых бронемашин среди россыпи стреляных гильз лежало с десяток трупов в советских шинелях и гимнастёрках, некоторые из которых обгорели практически дочерна.
Чуть дальше, на дороге, стоял сильно продырявленный явно автоматными очередями (диаметр дырок был небольшим, а ветровое стекло вынесло напрочь) джип М38А-1 с белыми звёздами и маркировкой «UA ARMY», на сиденьях которого остекленели в неудобных позах четыре окровавленных покойника в знакомой оливковой форме и глубоких касках. За ним виднелась опрокинутая набок (неужели взрывной волной?) зелёно-белая полицейская машина с лежащим рядом мёртвым шуцманом в сером мундире.
А моя энергичная мехводша гнала трофейный танк дальше по обочине дороги. Пересекавшие шоссе во многих местах характерные рубчато-грязные следы гусениц говорили о том, что за окрестными кустами и деревьями явно должны таиться многочисленные танки или как минимум какие-то гусеничные бронемашины, причём в немалом количестве.
Это предположение сильно нервировало, поскольку заставляло ждать прицельного пушечного выстрела по нам практически в любую минуту. Попытка включить рацию и что-нибудь прояснить (благо подсоединённый к ней проводом с соответствующими разъёмами горшкообразный металлический танкошлем командира танка обнаружился в предназначенной для него башенке, видимо, на своём, штатном месте) не удалась.
Радиостанция «Паттона» явно была заранее настроена на определённую рабочую частоту, и лишь один раз в наушниках шепеляво проскрипела какая-то англоязычная, неуверенная и явно шифрованная белиберда – дикая мешанина из цифр и кодовых слов. Ну да, лишний раз всё усложнять, особенно в ситуации, когда предпочтительнее всего бросать любые дела и бежать куда глаза глядят, это, безусловно, очень «разумный» подход. Интересно, помнят ли вообще несчастные танкисты, которым адресованы подобные команды, все эти шифры и коды? Что-то я очень сомневаюсь…
Ну а менять настройку рации, отрываясь при этом от прицела, мне и вовсе не хотелось.
А за триплексными стёклами тянулся всё тот же нерадостный пейзаж. Следы недавнего обстрела и бомбёжки – снесённое во многих местах дорожное ограждение, поваленные деревья, брошенные разнотипные гражданские машины, вперемешку с десятком расстрелянных непонятно кем трёхосных грузовиков американского образца. На дороге и по сторонам от неё, ближе к лесу, время от времени всё также попадались трупы в штатском и похожей на американскую бундесверовской армейской униформе.
За поворотом с поваленным указателем «Stuttgart – 10 km» шоссе снова оказалось истыкано воронками. А по другую сторону дороги среди деревьев я увидел разбитый несколькими прямым попаданиями сгоревший Т-54, соскочившая с погона башня которого упиралась стволом в землю, а пара сорванных с балансиров катков валялась далеко в стороне. Чуть дальше нам попались два смрадно догорающих лёгких танка М41, на башне одного сохранился чёрно-белый бундесдойчевский крест. Возле «Бульдогов» лежали несколько убитых в натовских танкошлемах и комбезах.