Прежде чем мы успели отвернуть, Т-55 практически одновременно ударили в ответ, явно выцеливая неведомого противника, и от этих звуков я чуть было не оглох – столь близкую ударную волну полностью не гасит даже броня в сочетании со шлемофоном. Теперь уже всё вокруг, до самых крыш домов, заволокло пылью и поднятым выстрелами мусором. Окна из близлежащих домов, по-моему, посыпались уже в комплекте с рамами… Кажется, в глубине улицы что-то загорелось (попали, что ли?), но желания лично оценивать результаты этой дуэли у меня не возникло – я тут никакого счёта не веду.
Тем более что мы быстро уходили влево, вниз по улице, подальше от любых поганых сюрпризов вроде танковых засад и дурацких шальных снарядов.
Когда наш БТР наконец вырвался из облаков пыли, улица впереди опять стала пустынна, лишь раз гусеницы скрежетнули по обломкам гражданского грузовика, былую внешность которого теперь было сложно определить, поскольку он зачем-то торчал поперёк дороги (допускаю, что его могли так поставить и вполне намеренно, дабы загородить проход) и был практически расплющен недавно прошедшими по этой улице танками и прочей гусеничной техникой. Хотя на том, что осталось от его кабины, ещё можно было рассмотреть буквы логотипа голландской марки «DAF».
И тут, уж совсем неожиданно, впереди нас через улицу проскочил появившийся из незамеченного сразу переулка знакомый М38А-1 с белыми звёздами. Сидевшие в нём три обормота в американской форме успели несколько раз выпалить в нас из стрелкового оружия – похоже, они надавили на спусковые крючки исключительно от неожиданности. Пара пуль звонко дзинькнула в нашу лобовую броню, отлетев затем чёрт знает куда, но ответить на этакую наглость мне было особо нечем, да и незачем. Пока успеешь схватить автомат или пулемёт, да пока вылезешь из люка, всё уже закончится… Короче, через какие-то секунды этот явно попавший куда-то не туда вражеский джип испарился столь же неожиданно, как и появился.
С соседних улиц до меня долетал глухой рёв танковых дизелей и уже становившаяся привычным «закадровым фоном» стрельба пачками. Как говорили в одной известной в узких читательских кругах английской книжке – всё страньше и страньше.
– Ну и куда теперь? – спросил я деловито шуровавшую на месте мехвода напарницу, рассматривая через триплексы стелившуюся под наши гусеницы мрачную улицу.
– Сейчас советские войска явно прошли центр города и выходят в его западную часть! – ответила Кэтрин, не отрываясь от рычагов, чётко, но не особо информативно, и тут же добавила: – Внимание! Танки впереди!
– Вижу…
Я уже и сам успел рассмотреть прямо впереди нас, на тротуаре, сразу три лёгких М41 с привычной американской маркировкой, но особой опасности не почувствовал, поскольку видел, что танки стоят практически вплотную друг к другу, а башня ближайшего к нам «Бульдога» развёрнута стволом назад и даже зафиксирована по-походному, стопором. Люки всех трёх танков были широко открыты, а по зачехлённым брезентом зенитным пулемётам, чехлам на дульных тормозах, открытым ящикам на надгусеничных полках (какие-то тряпки и ручной инструмент валялись рядом на мостовой – уж не местные ли граждане успели набежать и раздербанить враз ставший ничьим ЗИП, под шумок?) и полному отсутствию повреждений я понял, что их явно не знавшие куда и зачем они едут экипажи просто смылись, бросив свои боевые машины. Стало быть, настроение у вояк НАТО явно не боевое. Ну, во всяком случае – не у всех… И это в первый день войны. Хотя, если всё-таки не забывать, что война эта не простая, а атомная, на многое вокруг сразу начинаешь смотреть совершенно по-иному…
– Ну так и куда нам теперь? Ты что думаешь? – опять спросил я свою мехводшу. Прозвучало довольно глупо, но что ещё оставалось? Блин, была бы у меня под рукой хоть карта города с окрестностями – а так я же всё равно ни хрена не ориентируюсь… Везут меня куда-то – и ладно, и хорошо. Импровизация – она и в Африке импровизация, только от всего этого я ощущал себя прямо-таки неодушевлённым предметом, вроде большого дерматинового чемодана из багажа…
Ответа на мой вопрос не последовало. Вместо этого Кэтрин неожиданно сделала резкое движение рычагами и увела БТР в сторону (во время этого самого поворота я чуть не свалился со своего узкого сиденья) и, набирая скорость, погнала бронемашину по очередной узкой боковой улочке.
– Эй! Стой! Ты куда, блин?! Кончай хулиганить! – само собой вырвалось у меня.
И вдруг мы встали. Столь же неожиданно, как и повернули. Бронетранспортёр слегка подрагивал на малых оборотах. Кэтрин, оторвавшись от управления машиной, смотрела на меня снизу вверх.
– Ты чего? Зачем свернула? – удивился я.
– Так надо. У меня обновились данные с приборов слежения.
– Ну и что с того?
– Нам нужно выходить из города.
– Эва как! А почему это вдруг? Вроде ещё недавно ты согласилась, что примазаться к советским танкам – вовсе даже не плохой вариант…
– Не вдруг. Наш «клиент» только что сумел выбраться из Штутгарта и уже движется по шоссе на запад, к Карлсруэ. И, похоже, двигается он не пешком, а на чём-то едет. Возможно, его подобрала какая-то попутная машина.
– И что теперь? Это что-то меняет в общей диспозиции?
– Много чего. До Карлсруэ несколько десятков километров, и он уже преодолел почти половину этого расстояния, так что теперь ему может потребоваться не более часа на то, чтобы добраться до мостов через Рейн. Дальнейшее зависит от того, есть ли сейчас на этих мостах пробки и армейские посты, но велика вероятность, что реку он тоже сможет пересечь достаточно быстро. По этой причине следовать дальше вслед за советскими танковыми частями для нас уже, похоже, нет особого смысла. Тем более что при приближении советских войск к Карлсруэ и далее тамошние мосты с восьмидесятипроцентной вероятностью будут взорваны…
Н-да, всё в этих её словах выглядело логично. Если мосты действительно взорвут, «ниточка» точно встанет, причём надолго. Конечно, если на это будет время (что вовсе не факт), наши могут достаточно быстро захватить плацдарм на западном берегу, а там и переправу навести. Но пока реку форсируют передовые части на не требующей подготовки плавающей технике, пока подвезут понтоны и прочее сапёрное имущество (если вообще подвезут), пока то да сё – тут счёт пойдёт уже не на часы, а на сутки. То есть для нас это действительно уже не вариант, ведь в нашем случае время всё-таки имело значение…
– И что ты предлагаешь, фрейлейн аналитик?
– Думаю то же самое, что предложили бы и вы, командир. Если принять за основу тот факт, что и по западному и восточному берегам Рейна у войск НАТО нет сплошной обороны, а скорее всего, так оно и есть, и защищают они, в лучшем случае, мосты и броды, причём далеко не все, то наилучший вариант для нас – как можно скорее выйти к реке и пересечь Рейн где-нибудь в тихом месте, там, где берег позволит нашему транспортному средству без проблем съехать в воду, а потом точно так же выбраться на западный берег. Тогда у нас будет хороший шанс «срезать угол» и, получив фору по времени, перехватить «клиента» по дороге, встретив его где-нибудь на западном берегу, там, где он нас точно не ждёт – ведь я его вижу, а он нас нет. Тем более что пока сохраняет прежний отрыв от нас, примерно километров на сорок. На мой взгляд, серьёзную угрозу для нас могут представлять только ударная авиация и артиллерия НАТО. Если хотя бы несколько их тяжёлых батарей развёрнуты где-нибудь на огневых позициях, на западном берегу, а у самого Рейна на НП сидят корректировщики с радиостанциями, нас в момент переправы вполне могут обстрелять…
– Ну ты голова! Действительно, как же мне самому это раньше в голову не пришло? Мы же Рейн на этой хреновине можем спокойно переплыть, поскольку у нас чуть ли не лучшая гусеничная амфибия всех времён и народов! – выдал я.
Прозвучало это, видимо, снова довольно глупо, но ведь до этого момента я как-то не задумывался о том, что мы – сами себе переправочное средство. Вороне бог как-то послал кусочек сыру, а нам слепой случай в лице случайного авианалёта подарил плавающий бронетранспортёр, не использовать возможности которого – грех. И, если не напоремся по дороге на какие-то нехорошие сюрпризы, имеем шанс добраться до Рейна часа за два, если не будет проблем с горючим и матчастью. Хотя в матчасть я как раз вполне себе верил.
– А я о чём?! – подтвердила мои мысли напарница.
– Ладно, изменения к первоначальному плану принимаются, давай двигай, раз знаешь куда. Горючки-то хватит?
– Если быть совсем точной, я не знаю, но предполагаю, а за топливо не беспокойтесь, – ответила Кэтрин и прибавила оборотов двигателю.
И направляемый её уверенной рукой бронетранспортёр покатился далее, в прежнем направлении, куда-то к юго-западной окраине города, который резко перестал нас интересовать.
Несколько раз по верхней броне рубки щёлкали пули. Явно лупили с каких-то крыш или верхних этажей и чердаков, в расчёте исключительно на испуг. Не обращая на это внимания, мы наконец выскочили из охваченной боем городской застройки – по сторонам дороги опять потянулись одноэтажные дома и сараи с перелесками либо лесопосадками.
Наматывая шоссе на гусеницы, мы со всей скоростью, на которую только были способны, с полчаса обходили негостеприимный населённый пункт. Придорожный указатель направлял нас в сторону какого-то «Ruteshaim». По обочинам по-прежнему попадалось много брошенной гражданской техники, в основном легковых машин, небольших грузовиков и фургонов, но трупов почти не было. Пару раз в броню правого борта ударял свинец, но не исключено, что он был просто шальным. Однако по отсутствию на этом шоссе вражеских боевых машин и армейского автотранспорта я уже понимал, что ни обороны, ни особых натовских войск впереди, скорее всего, действительно не будет, а основная масса советских танков, судя по всему, всё-таки вошла в Штутгарт, продвигаясь на запад непосредственно через него. Да и западные немцы, и военные, и гражданские, похоже, тоже предпочли для бегства именно это направление. На юг, к французской и швейцарской границам, их, похоже, не особо тянуло.