Вместо ответа она молча прибавила оборотов двигателю, и наш БТР-50 пополз к воде.
Я понадёжнее утвердился задом на краю своего, верхнего люка, поправив висящий на плече «АК-47». Срабатывала советская танкистская привычка держать люки открытыми, поскольку тонуть в тесной коробке бронекорпуса, да ещё и в холодной осенней воде, это, пожалуй, ещё хуже, чем гореть в той же самой коробке.
– Вы там осторожнее, командир! – услышал я снизу. – Сейчас вполне может начаться обстрел!
Вот спасибо, успокоила…
– Раз они до сих пор же ни разу не выстрелили, думаешь, сейчас начнут? Полагаешь, они чего-то особенного ждут? Например, когда ближе подойдём?
– Бесполезно думать, я просто предполагаю и считаю варианты!
И ведь не поспоришь…
– Ладно, не бздюмо, прорвёмся. По крайней мере, очень на это надеюсь…
Дальновидная мехводша подняла волноотбойный щиток и открыла задние крышки водомётов. И, когда передняя часть машины полностью вошла в воду, включила водомёты. В корме бэтээра завыло, застучало, заскрежетало, а потом ровно загудело – водомёт был исправен.
Вслед за этим за кормой забурлили пенные струи мутной воды, и наша «пятидесятка» устремилась вперёд. Ну вот и поплыли…
В артогонь по нам верилось как-то слабо, но памятуя о пресловутых «возможных вариантах», я держал бинокль наготове, осматриваясь на, как болтают разные, безнадёжно спившиеся и от того особенно лживые морские волки, все четыре румба. Практически на грани видимости, в нескольких километрах южнее я всё-таки засёк что-то, могущее сойти за мост. Этакая тёмная полоска, соединяющая берега, лежащая на тонких подпорках быков внизу.
Стало быть, его ещё не взорвали и, значит, нас оттуда вполне могли увидеть (разная хитрая оптика есть у всех и придумали её не вчера) и скомандовать кому надо открыть огонь. Особенно если наш одинокий бронетранспортёр и здесь ни с того ни с сего сочтут частью авангарда какой-нибудь танковой или мотострелковой дивизии. Медленно ползли минуты, я ёрзал, ожидая худшего, но наш бодро плывущий БТР достиг уже середины реки, а всё оставалось без изменений – никто не стрелял и даже не истерил, пытаясь поднять тревогу…
И тут за какие-то мгновения всё разом поменялось, словно я злостно накаркал. Неожиданно с запада возник характерный, приближающийся шум явно реактивного самолёта. Выходит, насчёт массовой гибели всей здешней авиации я всё-таки слегка хватил лишку. Бинокль тут уже не понадобился, поскольку через считаные секунды от западного берега, поперёк реки, на небольшой высоте, прямо над моей головой с шелестящим гулом проскочило нечто реактивное, серебристо-рыбообразное. Самолёт был точно не наш, и дело тут даже не в направлении полёта – растопыренный, прямокрылый силуэт с массивными болванками баков на концах крыльев не напоминал ничего, сделанное в эти годы в СССР. Скорее всего, какой-нибудь «Шутинг Стар» или «Тандерджет».
Опознавательных знаков я толком не рассмотрел, но они были точно не американские, по-моему, бундеслюфтваффовские чёрно-белые кресты. А вот каких-то подвесок под его крыльями точно не болталось. Разведчик? Ну, бомбу он, положим, не кинет, раз их у него нет, а вот пострелять по нам, чисто из вредности, вполне может. Если обнаружил нас и пойдёт на второй заход – надо ждать худшего…
Но нет, оказалось, что я опять излишне перебздел – «скоростная воздушная цель», не меняя направления, ушла с медленным набором высоты туда, где в дымах, за линией горизонта, остался Штутгарт.
На всякий случай я сполз обратно в машину и прикрыл за собой люк – от пуль и снарядов здешнего авиационного оружия броня БТР-50, по идее, должна была защитить. Однако даже если пилот и вызвал кого-то себе на усиление и нам на погибель, мы успевали, культурно выражаясь, отскочить, поскольку в этот момент наши гусеницы уже достали дна реки у западного берега.
Переплыли, можно кричать «ура»…
Мы выползли острым носом на песок, Кэтрин отрубила водоходное оборудование и оживила сухопутный привод. Гусеницы заскрежетали по песку и галькам западного берега, и «пятидесятка», с чьей брони стекали мутные ручейки, выползла на вражеский берег.
Дальше мы прибавили газу и пошли напролом через кусты, ориентируясь, как я понял, по следам тех, кто переправился здесь до нас.
И действительно, примерно в полукилометре от берега обнаружилась грунтовая дорога со свежими следами автомобильных шин на земле. Но мы по ней не поехали. Похоже, у нас снова был какой-то план…
– Что-то ничьих войск не видно! – сказал я напарнице и тут же мысленно пустил сам себя по матери – вот, не дай бог, реально накаркаю и впереди нас ждут свежеотрытые окопы с изготовившимися к бою вражескими зольдатиками…
Кэтрин ничего не ответила и какое-то время мы продолжали мять своей мокрой лобовой броней западногерманскую природу.
Потом впереди, за деревьями, я заметил яркие кузова каких-то легковушек.
– Только вперёд! – на всякий случай скомандовал я в стиле то ли Чапая, то ли Будённого, хотя мехводша не собиралась останавливаться и без всяких там «ценных начальственных указаний».
Действительно, перед нами скоро открылось неширокое двухполосное шоссе. Густо заставленное вкривь и вкось замершими на нём (причём, судя по всему, очень давно) гражданскими машинами с какими-то узлами, тюками и чемоданами, примотанными чем попало к закреплённым на крышах кузовов багажникам.
А потом я абсолютно неожиданно увидел за триплексным стеклом выпученные, одуревшие глаза какого-то усатого бундесдойча, который сидел со спущенными штанами в придорожных кустах, прямо по направлению нашего движения и лихорадочно шуровал где-то позади и ниже себя правой рукой. В левой руке он при этом держал белый рулон того, чем он, надо полагать, и шуровал. К своему счастью, этот, теряющий на ходу брюки и туалетную бумагу, засранец успел-таки отскочить на пару метров в сторону и увернуться от катившейся непосредственно на него нашей правой гусеницы.
Прервав данный процесс отправления естественных потребностей, наш бронетранспортёр выломался из кустов и, преодолев невысокую насыпь, с рёвом и лязгом взобрался на шоссе.
Торчавшие возле своих тачек штатские немцы при виде нас резво рванули в разные стороны.
– Russische Panzer brachen durch! – визгливо заорала какая-то молодая блондинистая немка в белых теннисных туфлях, узких брючках и каком-то, напяленном явно второпях, мятом тёмном лапсердаке.
Да ну? Русские танки прорвались?! Опять?! А почему это во множественном числе? Вот что значит паника в чистом виде! А ведь казалось бы словосочетание из 1940-х, которое давно пора было забыть. Что, говнюки, всё-таки не успели запамятовать прошлую войну?
Снеся хлипкое дорожное ограждение, мы пересекли шоссе, удачно проскочив между двумя «Жуками» и одной DKW (мы их даже не поцарапали), интеллигентно никого не раздавив. Предусмотрительная мехводша и эту дорогу проигнорировала (что, по-моему, было логично, раз движение остановилось – следуя по ней или вдоль неё неизбежно напорешься на пост солдат или полицейских, которые поднимут тревогу, а нам это не нужно) и повела машину дальше по пересечённой местности, ломая подвернувшиеся деревья с кустами и уходя всё дальше от берега Рейна. При этом она, как мне показалось, понемногу забирала на северо-запад.
Через пару-тройку километров в нас зачем-то стрельнули из-за кустов, но мимо – короткая очередь прогрохотала позади и сильно выше нас. Я высунулся из люка, готовый открыть ответный огонь, но как ни шарил стволом «калаша» по кустам, так и не увидел через прорезь прицела, кто именно по нам стрелял и откуда.
Потом я услышал знакомый шум самолёта. Приподнявшись в люке, повертел головой и увидел, что чуть в стороне от нас просвистел, по-моему, в обратном направлении, тот же прямокрылый силуэт. Ну да, он улетел, но обещал вернуться, как, помнится, говорила про одного недомерка с пропеллером в заднице фрекен Бок. А вот выше него в бледном небе я неожиданно заметил два отчётливых инверсионных следа, тянувшихся в противоположную сторону, с запада на восток.
Один или два самолёта. По идее, это не страшно, но… Правильно, а вот тут есть одно немаловажное «но». Всё это не опасно, если самолёты эти не несут ядерных бомб. А вот если несут… Времена-то изменились, и с августа 1945-го на планете Земля наступила «прекрасная эпоха», когда одиночный самолёт может запросто снести одной-единственной бомбой немаленький город с окрестностями…
Сначала у меня в голове возник неизбежный и логичный вопрос: а где, в таком случае, перехватчики «восточных коммунистов»? Но почти сразу же возник и не менее логичный ответ. Радары ПВО точно остались где-то далеко позади, за границей ГДР или Чехословакии, до которых от Рейна и Карлсруэ по-прямой никак не менее двухсот пятидесяти километров. Причём сами эти радары, как и разные там стационарные ЗРК, могли и не уцелеть. А про то, что перехватчикам сейчас, скорее всего, уже неоткуда взлетать и некуда садиться, я догадался ещё раньше. Так что, похоже, перехвата или ракетного пуска точно не будет. Разве что следующие в боевых порядках зенитные средства огонь откроют, но, помня, что мобильных ЗРК или нормальных ЗСУ ещё не успели создать, это будет не стрельба, а одно сплошное недоразумение……
И здесь я вдруг понял, что мы почему-то резко и энергично отворачиваем влево и съезжаем в засыпанную жёлто-коричневой листвой ложбину, глубина которой позволяла полностью укрыть наш БТР-50. Мне это сразу перестало нравиться…
– Стоп! – услышал я снизу голос напарницы.
После этого она остановилась, заглушив двигатель. Интересно, к кому была обращена её крайняя реплика? Сама себе командовала?
Обдумать это я не успел, поскольку цепкая рука Кэтрин ухватила меня за сапог и стащила внутрь боевого отделения. После чего спутница закрыла за мной люк, задраив его на защёлку.
– Что случилось? – поинтересовался я, ещё не вполне понимая, но уже смутно догадываясь о том, что произойдёт дальше. Одновременно мысленно поразившись быстрым и энергичным действиям напарницы.