– Что, пора? – уточнил я.
– Да, наша клиентка уже на подлёте. Попробую встретить её без шума и стрельбы. Не высовывайтесь…
Сказав это, она ухватила этот живой статуй за локоть и потянула за собой вниз, держа «Узи» так, чтобы со стороны ствол было не очень видно. При этом сама она (как я успел заметить через окно) с помощью своих хитрых «серёжек» вновь успешно мимикрировала, на сей раз под одну из фурсеток-диссиденток, чьи тела сейчас лежали на втором этаже дома.
В общем, они вышли, я остался наверху.
Пока было время (я рассудил, что когда начнётся самое интересное, будет всяко не до того) – пошёл и отстегнул Клаву от спинки кровати, на которой она лежала, хотя, похоже, уже и не спала.
– Что? – только и спросила она, когда я снимал с неё наручники.
– Цирк закончился, начинается кино. Причём цветное и звуковое. Пока лучше сиди в этой комнате и никуда не выходи. Если всё пройдёт как задумано, стрельбы вообще может не быть. Ну а если пальба всё-таки начнётся – будешь делать так, как я скажу. Но, повторяю, – только если стрельба действительно будет. Это, надеюсь, понятно?
– Да.
– Хорошо. Вот только не надо делать роковых глупостей и резких движений. Например, искать в доме оружие и пытаться меня убить, чтобы затем сбежать. Сразу говорю – это плохая идея. Тем более что, как выяснилось, в районе вокруг Саарбрюкена, самом городе, а также, судя по всему, и в этом твоём аэропорту теперь почему-то одни покойники…
– Как это? – спросила Клава. Голос её выражал предельный пессимизм.
– А вот так. Наши коллеги из другой группы сообщили по радио с час назад.
– Они в этом уверены?
– Уверены. Кругом, и в домах и на улице, валяются трупы и нигде ни одного живого. Причин и подробностей не знаю. Думаю, потом, по ходу пьесы, проверим лично, может, чего и прояснится. Так ты меня поняла?
– Да.
– Молодца. Тогда сиди тихо и жди развязки.
Сказав это, я прикрыл за собой комнатную дверь, взвесил в руке наручники, подумал, плюнул и забросил вместе с ключами их в одну из пустующих комнат, ну её на фиг, эту лишнюю тяжесть, я не городовой и сейчас точно не до этого…
С тем я и вернулся обратно на позицию, то есть на подоконник прямо над входом. На Клаудию, после моих слов о том, что в городе и окрестностях все умерли, было просто жалко смотреть. Ну, если хочет, пусть поплачет, пока ещё время есть, бывают моменты, когда горькую правду лучше узнавать заранее…
Сильно долго ждать у окна мне не пришлось. Поскольку буквально минут через пять откуда-то слева и сзади стал слышен характерный свистящий шум вертолёта.
Вслед за шумом над домом появился и сам вертолёт – уже знакомый пузырь на полозьях, буржуазной марки «Белл-47» в яркой красно-оранжевой, явно гражданской окраске. На киле вертолёта я успел заметить крупные белые буквы: «CCC-Film». Насколько я помнил, это был логотип известной эфэргэвской киностудии (их киношники были настолько богаты, что могли позволить себе вертолёты?), полное название, если не ошибаюсь, «Central Cinema Compagnie». Арендовали вертушку у киношников, угнали, или логотип намалёван вообще для виду? А фиг его знает, да и теперь это уже и неважно…
Вертолёт проскочил над крышей дома, потом завис над серой осенней травой, развернулся на месте и, волнами поднимая с земли сухие листья и прочий мусор, начал медленно приближаться к нашему крыльцу. Парочка перед входом стояла и ждала.
В кабине снизившегося до высоты метров пяти-шести над землёй «Белла» действительно был всего один человек небольшого роста, в тёмных брюках и кожаной куртке. Сразу даже и не поймёшь, мужик это был или баба. Но раз напарница сказала – охотно поверю, что там именно та, кто нам нужна. Кроме пилота за округлым пузырём вертолётной кабины просматривались на сиденье какие-то баулы и то ли ящики, то ли коробки. Багаж? Привезла с собой что-то из разряда особо важного? Какое-нибудь новейшее лекарство от смерти или глупости? Ну-ну…
Вертолёт завис метрах в пятидесяти от двух застывших перед домом женских фигур. От меня до него было примерно вдвое дальше.
Продолжая непонятно выкаблучивать на режиме висения (решётчатый хвост «Белла» качало из стороны в сторону), пилот слегка пригнулся над приборным щитком и начал что-то высматривать перед собой.
Обе бабы стояли не двигаясь.
Но, совершенно неожиданно, в левой руке пилота появился крупный пистолет, после чего он выставил ствол за пределы плексигласовой округлости, под которой сидел, и дважды выстрелил в их сторону, одновременно уводя свою машину резко вправо и вверх.
Вот же хренов «соколиный глаз»… Неужели эта пугливая зараза просекла какой-то подвох? Если так – это нам с напарницей, как говорят отдельные придурки из моего времени, «жирный минус в репутацию»…
Разумеется, точность при подобной стрельбе изначально была никакая, и попало ли вообще хоть в кого-то, мне было непонятно. Однако стоявшая рядом с моей напарницей манекеноподобная сука вроде бы дёрнулась. Неужели ей всё-таки прилетело?
Поняв, что последний уцелевший (но это было вполне поправимо и явно не надолго) противник не повёлся на предложенную ему туфту, Кэтрин открыла несколько запоздалый огонь из своего ублюдочного обрубка, собранного где-то на Моисеевой родине. И почему-то её первая короткая очередь пришлась точно в голову стоявшей рядом суке – так что в стороны полетели густые красноватые брызги. Выходит, она нам больше уже ни к чему? Ладно, будем считать, что она опять знает, что делает…
Затем напарница высадила всю оставшуюся обойму в сторону стремительно удаляющегося «Белла». Попала или всё-таки нет?
Выбив стволом автомата оконное стекло перед собой, я успел пустить вслед вертушке короткую очередь, но маневрирующий мелкий вертолёт – увы, не самая простая цель, да и руки слегка тряслись. Так что, слушая, как сыплющиеся из казённика горячие гильзы со звоном падают с подоконника вниз, я понимал, что вряд ли попадаю куда надо.
Хотя, чёрт его знает – «Белл», конечно, уходил, но, как мне показалось, как-то вяло. Было такое чувство, что или он повреждён, или его пилот всё-таки был ранен. Выходит, биороботы не мажут, или это всё-таки я попал разок-другой?
– Быстрее! – заорала напарница с улицы, обернувшись ко мне и быстро меняя расстрелянную обойму в «Узи». Лицо у неё было уже вполне своё, а не заимствованно-маскировочное.
Что именно быстрее – объяснять не стоило.
Я немедленно выскочил в коридор, налетев на уже стоящую там испуганную, но, против ожидания, не заплаканную Клаву.
– За мной, если хочешь жить! – возгласил я, увлекая её за собой вниз по лестнице. Опять, блин, непроизвольно вылетела цитата из незабвенного «Терминатора», ну ничего с собой поделать не могу…
Перепрыгивая через трупы и скатившись по ступенькам на первый этаж, мы выскочили из дома и молча понеслись к второму вертолёту. Бежавшая на каблуках Клава заметно отстала.
Я видел, что моя шустрая напарница уже сидит в кабине S-58 на месте правого пилота и что-то там делает. Видимо, она включала двигатель.
Так и есть – из длинной выхлопной трубы, выведенной слева через круглую дыру в носовой части «Сикорского», наконец повалил жидкий сизый дымок, двигатель затарахтел, быстро перейдя на свистящее гудение, дым стал гуще и пошёл тугой струей, а несущий винт начал медленно раскручиваться.
Чёрт, ведь упустим…
– В салон! – заорала сверху Кэтрин, когда я наконец подбежал к правому борту вертушки.
Сдвинув до упора назад широкую дверь грузовой кабины и затолкнув в фюзеляж вперёд себя наконец-то добежавшую до вертолёта, запыхавшуюся Клаудию, я поправил мотающийся на плече автомат (висевший на моей шее бинокль бил меня по груди в такт шагам и дополнительного комфорта в эту жизнь тоже не привносил) и бодро запрыгнул в дверной проём, после чего земля тут же поплыла из-под наших ног.
Вертолёт подпрыгнул и быстро пошёл вверх и вперёд, постепенно набирая скорость.
– Догоним? – крикнул я, обращаясь к напарнице, чья прочно утвердившаяся в пилотском кресле фигура была видна наверху, стараясь при этом сохранить равновесие, что, признаюсь честно, было непросто – аппарат изрядно болтало, что, по идее, обычное дело для любых полётов на малой высоте.
– Должны, – ответила она, умело (как мне показалось) шуруя рукояткой управления.
Схватившись за какую-то выступающую деталь внутреннего набора на стенке пассажирской кабины, я выглянул в дверной проём. Бьющий в лицо поток холодного осеннего воздуха мгновенно вышибал слезу, а «Белл», за которым мы гнались, маячил на фоне поднимавшихся к серенькому небу далёких дымов уже где-то у самого горизонта в виде тёмной точки. До земли было метров сто – голые деревья проносились далеко внизу.
«Ничего, мы мощнее и тяжелее – догоним», – подумал я, наблюдая, как наш вертолёт басовито гудит, продолжая набирать высоту и ускоряться.
– Берите пулемёт, командир! – крикнула сверху Кэтрин. – Как только догоним – я зайду вплотную к нему и сразу давайте огонь на поражение! Только сами не вывалитесь!
«Не пугай попа мудями», – хотел я сказать, но промолчал. Ведь страховки-то действительно нет никакой, а я раньше в подобных передрягах с погонями на малой высоте и стрельбой с вертолётов ни разу не бывал, и привычные полёты в качестве пассажира на «Ми-8МТ» из моего времени тут не в счёт. У нас сейчас вообще вертолёт довольно странный, грузопассажирская кабина внизу, впереди фактически глухая стенка, сидящего на «втором этаже» пилота видно снизу через узкий проём, от подошв до плеч, а его голова, что называется, «не в кадре»…
Ну, пулемёт так пулемёт, из него точно будет наверняка, сейчас мы из этой воздушной цели сделаем дуршлаг…
Убрав «калаш» за спину, я сунулся в хвост, где вцепилась в одно из сидений слегка сбледнувшая с лица Клава.
– Сиди тут и не высовывайся! – крикнул я ей. Она понимающе закивала.
Поскольку к РПД у нас, как я помнил, оставалась одна коробка патронов, выбор был очевиден, и я схватил припасённый прежними хозяевами MG.42. Клава (понятливая, надо же!) нагнулась и протянула мне зелёную прямоугольную коробку с лентой для него. Я вставил ленту в казённик и взвёл оружие, на всякий случай разложив пулемётные сошки. Потом, держа пулемёт на коленях (мне уже неодно