Сказав это, она без особых усилий подняла оба РПГ и, зажав их под мышками, убежала, не дав мне времени оценить план дальнейших действий. С одной стороны – явный непорядок, а с другой – иных вариантов особо-то и не было, тем более что биоробот с соответствующей тактической программой тут соображает явно быстрее человека. До чего дошёл прогресс…
Ну, раз так, я убрал автомат за спину и, подняв к плечу тяжеленный «ручняк», прицелился в противоположный берег реки.
Обвешанный какими-то коробками, ящиками, канистрами и брезентовыми скатками М41 на кольцевой развязке по-прежнему бессмысленно тарахтел, никуда не двигаясь и подставляя нам свой, окутанный сизым выхлопом, не слишком серьёзно бронированный зад. До «Бульдога» с нашей позиции было метров 250, тут полыхнёт с гарантией. От LVTP5 на мосту нас отделяло уже метров четыреста, не меньше. Дистанция для эффективного огня предельная, но противопульной броне этой жестянки вполне хватит. А вот до того берега уже верных метров шестьсот-семьсот, и танкам на набережной из РПГ-7 особо ничего не сделаешь, далековато…
Мои размышления прервал уже знакомый хлопок гранатомётного выстрела. Громкий, несмотря на танкошлем. Я инстинктивно дёрнулся, хотя с чего бы это? Пора привыкнуть к подобному, тем более что никто не говорил, что меня будут каждый раз предупреждать словами типа: «Прямой наводкой! Огонь! Откат нормальный!». На войне как на войне, раз стреляют – стало быть, ложись…
Почему-то я ждал какой-то сюрреалистической картины в стиле «Терминатора», например, что дорогая напарница начнёт палить от живота, разом из обоих РПГ. Но нет, целилась она вполне по уставному, стоя и широко расставив ноги в модельных туфлях. И, аккуратно опустив на тротуар первый, опустошённый гранатомёт, тут же взгромоздила на плечо второй.
Почти сразу же последовало очень грамотное попадание (под основание погона башни сзади) в М41. «Бульдог» как-то разом вспыхнул, превратившись в огненный шар.
И тут же последовал второй гранатомётный хлопок. Уже видя малиновую точку трассера летящей прямиком к мосту гранаты, я надавил на спуск всё сильнее тянувшего мои руки вниз пулемёта, ударив по противоположному берегу. «Дегтярь», а вместе с ним и меня, трясло и мотало из стороны в сторону – точная стрельба из подобной дуры с рук, наверное, возможна только в плохом кино, но здесь этого и не требовалось.
Парой длинных очередей я опустошил почти всю ленту, напоследок окатив свинцовым дождиком ещё и мост, где после неяркой вспышки попадания смрадно зачадил большой костёр, только что бывший LVTP5. И две или три серо-зелёные фигуры возле него после моих выстрелов больше не поднялись…
– Командир! Уходим! – услышал я крик, плохо слышимый за пулемётным треском. Прекратив стрелять, я немедля рванул к джипу с сильно облегчившимся пулемётом наперевес. Кэтрин бежала, обгоняя меня на своих каблуках, несмотря на две гранатомётные трубы, которые она взяла в охапку. Спортсменка, мля… Спортобщество «Трудовые резервы»…
Западный берег начал стрелять ещё до того, как мы ретировались, – как-то неуверенно, но с последующим лавинообразным возрастанием интенсивности огня. Башни танков на набережной заморгали частыми пулемётными вспышками.
Сначала зазвенели щелчки пулевых рикошетов от стен домов, а потом оглушительно выстрелил окутавшийся пороховым дымом «Паттон» с западного берега. И его фугасный снаряд с противным воем влетел в то самое стеклянно-бетонное здание позади нас, взорвавшись где-то внутри него на уровне примерно третьего этажа.
Меня слегка мотнуло взрывной волной, но ни я, ни напарница не упали, продолжив забег.
Дальнейший эффект был мгновенен и ожидаем. Улица немедленно окуталась сплошной пыльно-дымной пеленой, а во всех окрестных зданиях с каким-то странным, дребезжащим шелестом разом лопнули все оконные стёкла. Какой-то мелкий обломок стукнул меня по шлемофону, но и только-то – слава богу, было далеко.
Обернувшись, я увидел оголившийся фасад здания позади себя – из тёмных провалов его окон взрывная волна выдула ворох каких-то бумажек с машинописным текстом, а спустя секунду на мостовую метрах в десяти от меня шлёпнулось что-то мягкое и массивное. Я, хоть и не сразу, понял, что это труп толстого мужчины в каком-то казённого вида костюме серовато-синего оттенка. Скорее всего, это был местный сторож или охранник. Ну да, с началом войны здешние казённые учреждения наверняка закрылись, а вот их охрану (тем более в ФРГ с её привычно доведённым до идиотизма германским орднунгом) никто не отменял. То есть в момент газовой атаки внутри здания явно был кто-то из персонала (допускаю, что вылетевший из окна бедолага был там не один), умершего неожиданно и бессмысленно. Как, впрочем, и всё остальное население всего этого города…
После взрыва снаряда внутри здания что-то весело загорелось – явное следствие тогдашней моды на горючую синтетику при оформлении интерьеров. Опустившиеся затем сверху густые облака цементной пыли заставили меня зажмуриться и задержать дыхание.
А за всей этой мутной пеленой с того берега и моста молотили наперегонки, словно сорвавшись с цепи, пулемёты и автоматические винтовки. Но теперь они уже не могли нас зацепить, мы были «вне зоны доступа».
С трудом опережая плывущую над улицами погребальную пыль, мы нырнули в знакомый переулок. В этот момент с западного берега по крайним домам на набережной ещё несколько раз, с визгом и грохотом, ударили танковые пушки, в очередной раз разнообразив картину мира широким разлётом обломков камня и кирпича.
Но мы уже сидели в джипе, забросив в него пулемёт и гранатомёты.
А через минуту уже отъезжали, давя хрустевшие под колёсами мелкие обломки (не дай бог, в такой момент ещё и шину проколоть!), и, вновь петляя по переулкам, слушали непрекращающуюся какофонию усиливающейся канонады позади себя.
Ну, теперь-то, уязвлённые в лучших чувствах, подчинённые этого самого подполковника Хайдебоунза явно не успокоятся, пока не сровняют с землёй или не подожгут на хрен все расположенные перед ними дома на восточном берегу Саара…
Неожиданно мы остановились как вкопанные.
– Что такое? – спросил я. В носу засвербило от скопившейся пыли, и я чихнул.
Напарница, ничего не ответив и не глуша двигатель, полезла назад, к рации.
– Джин-2, я – Виски-5, – снова раздался в эфире голос мёртвого капрала Хармфула. Далее, высморкавшись на мостовую и ополоснув физиономию водой из фляжки, я перетащил автомат со спины на плечо и, сменив танкошлем на пилотку (было ощущение, что я чутка оглох), услышал, как сей капрал сообщает (не иначе как с того света) своему непосредственному начальству, что они якобы «окружены в каком-то доме, вокруг много русских, патроны закончились, батарея у рации садится, пришлите помощь», ну и далее в том же духе.
Выдав всё это, Кэтрин резко выключила рацию и перепрыгнула обратно за руль.
– Ну что, мои поздравления и благодарность от командования за находчивость, – сказал я, когда мы тронулись. – Мозги ты им, допустим, засрала удачно, но что это даст?
– Перестанут обстреливать что попало и, прежде чем продвигаться, пошлют разведку. Раз кто-то из своих оказался жив. Возможно, обследуют место недавнего боя, найдут труп этого Хармфула, которого мы оставили на улице. Поскольку у него связаны руки, поймут, что его перед смертью допрашивали. Начнут искать тех, кто его допрашивал. То есть на какое-то время точно застрянут в городе…
Сказав это, она притормозила, схватила РПД и, держа пулемёт на весу, расстреляла последние оставшиеся в нём патроны по окнам и фасадам близлежащих домов. Ну, явно для подкрепления конкретным пулемётным шумом бредового сообщения покойного капрала.
– А если они это радиодонесение просто тупо проигнорируют? – спросил я, когда джип вновь тронулся.
– И это тоже вариант, но, по элементарной логике, не должны. Обычно у страха глаза велики. Настраиваясь на их волну, я успела услышать обрывок сообщения кого-то из американских офицеров о противнике, якобы занявшем оборону на восточном берегу Саара у моста Вильгельм-Хейнрих-брюке. Офицер докладывал заметно дрожащим голосом и был близок к панике. А нам пока есть смысл вернуться. Хотя бы для пополнения боезапаса. Тем более что в аэропорту недавно сели два крупных турбовинтовых советских самолёта. Видимо, это именно те, кого там ждали…
Как говорится – а слона-то мы и не увидели… Блин, вот почему я про всё узнаю последним? Конечно, хорошо иметь в бионической башке нехилый радар, но надо же и делиться важной информацией с теми, кто подобного апгрейда лишён и вдобавок является твоим непосредственным начальством! Конечно, странно, что я не услышал гула подлетающих самолётов, но с другой стороны, а чего я удивляюсь? До аэропорта явно больше десяти километров, плюс продолжающиеся взрывы на железной дороге и не стихшая до сих пор канонада у моста – много тут услышишь…
– Так чего же ты? – сказал я укоризненно. – Поднажми! С этого надо было начинать! Интересно же!
При этих словах Кэтрин посмотрела на меня как на идиота, но ничего не сказала.
Обратный путь в аэропорт особо много времени не занял. Хотя ехали мы не той дорогой, которой въезжали в город, но в итоге всё равно вывернули на знакомое шоссе.
Потом вдалеке за голыми деревьями стал виден стеклянный аэровокзал Энсхейм. На подъездной дороге только брошенный гражданский транспорт и редкие трупы. Никаких признаков появления американцев и какой-то боевой активности. Хотя, если эти придурочные us.marines послали в сторону аэропорта пешую разведку, так просто её было не засечь. Нас никто не пытался обстреливать или останавливать для проверки личности и документов, хотя мы и не сообщили по радио о своём скором возвращении. Признак расслабонной халтуры или герои-десантники нас всё-таки запомнили? Скорее, напрашивалось второе.
– Ты вблизи от аэропорта какое-нибудь движение американцев и их техники не наблюдаешь? А то не хотелось бы попасть под раздачу в самый неподходящий момент! – спросил я у напарницы. Чисто на всякий случай.