Неожиданно обнаружилось, что начавшийся артогонь имел и некую позитивно-дисциплинирующую функцию. К примеру, танкисты бросили курить и на всякий случай залезли в свои машины, настороженно выглядывая из люков. Пехотная часть остального личного состава поспешно надела каски и постаралась рассредоточиться (вдруг ответка начнёт прилетать?), наблюдая за дальнейшими действиями явно начавших входить во вкус пушкарей…
А навстречу нашему «ГАЗ-69», словно типичная вешалка-манекенщица по подиуму, уже шла Кэтрин (не представляю, как она до сих пор не сломала каблуки своих изрядно перепачканных землёй туфель), колыхалось над коленками платьице, и «стечкин» в деревянной кобуре у неё на боку выглядел словно некий пошлый аксессуар вроде дамской сумочки. Весь её облик был максимально непринуждённым, словно вокруг вообще ничего не происходило. И тут же я, в который уже раз, понял, что практически все бойцы в данный момент смотрели не на работу гаубичного расчёта, а именно на неё. Умеет она отвлекать внимание, богиня артогня засратая… Выпрыгнув из вездехода, я, почти рысью, направился прямиком к напарнице.
– В чём дело? – спросил я, сделав максимально страшные глаза и видя, что Король как-то замешкался с покиданием «газика», а значит, нас пока не слышит никто из посторонних.
– Всё нормально, командир. Сначала дали пять снарядов по мосту Вильгельм-Хейнрих-брюке. Это для отвлечения внимания. А сейчас они, по моему приказу, отстреляют ещё тридцать пять снарядов по месту сосредоточения их главных сил, которое нам указал тот пленный капрал…
– Гарантируешь неизменно превосходный результат? – некстати вспомнил я рекламу одной жевательной резинки.
– Фугасные снаряды им для дальнейшего всё равно особо не понадобятся. К тому же я наводила орудие лично, по данным своей аппаратуры. Могу точно сказать, что в мост было как минимум одно прямое попадание. А то, что они выпускают сейчас, достаточно точно ложится по скоплению американской техники. Уже могу подтвердить, что было поражено несколько целей, прежде всего – штабных фургонов и грузовиков с горючим и боеприпасами…
– Ну, хорошо, если так, – сказал я и тут же, слегка «прибавив громкость», уточнил, специально для наконец-то выбравшегося из-за баранки «ГАЗ-69» и присоединившегося к нам лейтенанта:
– Профилактический обстрел места расположения американского штаба и их тылов. По данным, полученным от пленных. Если даже и не накроем всю их «головку», то уж как минимум сколько-то поубиваем и напугаем. Тем более что такое количество фугасных снарядов вам точно без надобности… То есть всё, что у нас есть, сейчас обращаем на выполнение главной задачи – потянуть время и дать нашим бомбардировщикам спокойно заправиться и улететь…
Как мне показалось, Король, которому наконец-то популярно растолковали смысл сей хитрой стратагеммы, при этих словах облегчённо вздохнул. Вот не мог он «без руководящей и направляющей роли» и без разницы чьей, хотя у тогдашних советских людей это было и вовсе без вариантов…
– И что планируете дальше, товарищ капитан? – спросил он.
– Не «планируете», а «планируем». Не стоит отрывать себя от коллектива, товарищ лейтенант, раз уж мы с вами во всё это впряглись… А планируем мы вот что – теперь я примерно понял, сколько их, чем они вооружены и чего стоят. И раз так, надо попробовать ещё немного пощипать их. То есть выбить в городе или на его окраинах ещё хотя бы несколько единиц американской техники до того, как она окажется здесь…
– От меня что требуется? – уточнил лейтенант уже вполне деловым тоном.
– Если глобально – то стоять насмерть, по крайней мере, до того момента, пока бомбардировщики не улетят. Героически! А если локально-сиюминутно – надо три или четыре противотанковых расчёта, из числа не особо дорожащих своей жизнью людей, умеющих обращаться с новыми РПГ-7, и столько же пулемётчиков с «ручняками». Плюс транспорт и боезапас…
Вслед за этим мы пошли к джипу, где Кэтрин достала планшет с трофейной картой города и окрестностей. У товарища лейтенанта нашлась похожая карта, только на русском языке и менее подробная (как оказалось – 1949 года выпуска, на которой, разумеется, не было обозначено всё, что бундесдойчи успели понастроить за послевоенное десятилетие, но основные ориентиры всё-таки остались те же). Затем напарница отметила синим карандашом на лейтенантской карте тот самый мост и улицу, где мы совсем недавно провели «разведку боем», и место сосредоточения заокеанских морпехов. То, которое обстреливали пушкари…
Кстати, именно в момент нашего «мини-совета в Филях» они прекратили стрельбу, и сержант Арошанов явился за дальнейшими распоряжениями. Кэтрин тоном заправского комбата, тут же приказала ему привести огневую позицию в порядок и изготовить орудие к стрельбе прямой наводкой по подвижным бронированным целям. Сержант вопросительно посмотрел на нас. Я молча кивнул, подтвердив этот приказ, то же сделал и Король. Арошанову оставалось только козырнуть и удалиться выполнять приказание.
– Вот теперь сам думай и прикидывай, откуда именно они пойдут, – сказал я лейтенанту. – А мы пойдем им навстречу. Как говорят в авиации, на перехват… И, как только обнаружим их движение в сторону аэропорта, – сообщим вам по радио…
Затем он наконец выделил нам людей – добровольцев из числа тех, кто был обучен пользоваться РПГ-7. То есть, к моему удивлению, «охотников» набралось куда больше, но вот стрелять из этого, модернового на тот момент «бахала» умели далеко не все из них. Получилось четыре гранатомётных расчёта (один мы вооружили за счёт «оторванного от себя» РПГ), два из которых были немецкими (как оказалось, демократическими немцами командовал некий фельдфебель Бауэр, действительно неплохо понимавший русский язык), а один воздушно-десантным, причём мне запомнились фамилии составивших его парашютистов – Штырёв и Штыриков. Забавно, но в жизни такие сочетания иногда бывают. Плюс три пулемётчика (двое с РПД, один с ПК) с приданными вторыми номерами, не считая двух пулемётов на БРДМ-1.
Ну и у нас с напарницей остались один РПГ-7 и дегтярёвский пулемёт, то есть мы с ней были пятым гранатомётным расчётом. Пока мои новые подчинённые, опасливо прислушиваясь к продолжавшимся в городе взрывам, выгружали и пополняли боезапас, я успел сходить ещё и к танкистам. Командовал ими, как оказалось, некий лейтенант Васищев, временно исполняющий обязанности командира сводной танковой роты, единственный офицер среди этой чернокомбинезонной братии. Он же был и командиром «вишенки на торте» – единственного здесь Т-62.
Посоветовал я ему, в общем-то, довольно элементарные вещи. Во-первых, пока что укрыть все танки и самоходки за любыми строениями, чтобы их не пожгли первыми же выстрелами. Как-никак, при всей ущербности американской матчасти, у них всё-таки были машины с 90- и 120-мм пушками. Во-вторых, драгоценный Т-62 я рекомендовал вводить в бой в самый решающий момент, поскольку это был единственный здесь танк, способный дырявить любую американскую технику на запредельных для ответного огня дистанциях (меня в этом смысле только таившие потенциальную опасность тяжёлые М103 тревожили). Кажется, этот невысокий курносый парняга в натянутом на самые брови танкошлеме меня понял, хотя тогда я и не мог поручиться, что он будет действовать именно так, как я сказал. Хрен знает, чему его реально успели научить – вдруг он этот Т-62 второй раз в жизни видит, как Остап Бендер шахматную доску?
После того как Король представил меня подчинённым в качестве их командира, а личный состав наконец начал грузиться в транспортные средства, наш, казавшийся верным и надёжным, трофейный джип почему-то не завёлся – как видно, все неприятности прошедших боёв и обстрелов всё-таки сказались, и заокеанская техника благополучно дала дуба. Поскольку времени было в обрез, мы, с помощью бойцов, быстро перекидали все свои причиндалы и запасы, включая рацию, в один из ГАЗ-69. Постоянно прислушиваясь к шумам со стороны города (не дай бог, начнётся обстрел или прямо навстречу нам выскочат вражеские танки), наша недлинная колонна в составе двух БРДМ-1 и пяти «газиков», включая головной наш, двинулась в сторону Саарбрюкена.
Я не спросил у напарницы, что в данный момент делает противник. А он вполне мог подсчитывать убитых и раненых, тихо охренев от недавнего обстрела, искать по нашей фальшивой «наводке» уцелевших в районе Дудвайлерштрассе, где мы столь разнообразно «развлеклись» в прошлый раз, или, развернувшись в боевой порядок всеми оставшимися наличными силами, валить на всех парах в сторону аэропорта. Впрочем, американцы вполне могли делать всё это и одновременно…
Но, судя по тому, что Кэтрин вела машину спокойно и ничего мне не говорила, какой-то чрезвычайной опасности (вот интересно – а что может считаться за таковую во время атомной войны?) нам пока явно не угрожало.
Снова миновав обставленную брошенными на обочинах машинами подъездную дорогу, мы выскочили на шоссе и углубились в город. Но на сей раз напарница уводила колонну не в сторону давешнего моста Вильгельм-Хейнрих-брюке, а куда-то сильно левее.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил я у неё. Имея в виду, разумеется, то, что она могла видеть не глазами, а своим «встроенным радаром»…
– Да.
И лицо её при этих словах стало крайне сосредоточенным. Словно она не только что-то видела, но уже и прицеливалась.
– Ты давай, выводи нас в первую очередь на их тяжёлые М103, – дал я «ценное указание». – Они для нас сейчас главная угроза и первостепенная цель…
Ответа не последовало. Какое-то время мы петляли по узким улицам и переулкам, а потом наконец-то проехали какой-то перекрёсток, свернули во двор и остановились. Вокруг были обычные кварталы с домами максимум в четыре этажа и воткнутыми там и сям, с немецкой аккуратностью, голыми деревьями. Река Саар осталась где-то левее и ниже нас. Там больше не стреляли. Лишь продолжали следовать один за другим далёкие, глухие взрывы в районе железнодорожного вокзала. И что у них там может взрываться столько времени?