Естественно, нашим в этом бою за вышку тоже прилично досталось. Если верить тому, что болтал Васищев, больше всего потерь было именно в этом эпизоде. На кой хрен они вообще пластались за неё, практически врукопашную, и стоило ли оно того – лучше помолчу…
– А где лейтенант Король? – спросил я.
Выяснилось (и вот это оказалось хуже всего), что Король лично возглавлял эту дурацкую контратаку на вышку и был во время неё ранен двумя пулями в грудь, а сейчас лежал без сознания. Таким образом, за старшего остался принявший командование Васищев, который явно знал много меньше своего выбывшего из строя коллеги и вдобавок, судя по диковато-отстранённому взгляду, ещё толком не отошёл от только что закончившегося боя…
– Так, – сказал я на это. – Раз такие пироги, слушайте меня, товарищи офицеры.
Васищев и Кийко тут же начали буквально поедать меня глазами, внимая каждому слову. Для них я в тот момент был единственным доступным начальством, то есть практически политбожеством – Генштабом и Политбюро ЦК, помноженным на радиостанцию «Маяк» и газету «Правда» в одном лице.
– Первый вопрос: вы после боя наблюдателей по периметру выставили? А то вдруг опять сунутся?
– Выставили, – последовал чёткий ответ.
Обернувшись к стоявшей позади меня напарнице я уточнил:
– Они точно не сунутся?
– Нет, противник на большой скорости, явно используя оставшийся у него колёсный транспорт, уходит в сторону Франции, обходя город стороной…
Оба офицера посмотрели на неё с прежним сомнением, но всё-таки ничего не сказали. Мало ли кто это такая? А мне почему-то пришла в голову дурацкая мысль – а ведь эта, с позволения сказать, боевая машина была здесь единственной живой бабой в радиусе нескольких десятков километров, если не больше…
– Замечательно, – продолжил я, обращаясь к ней. – Раз так – срочно проверь, что там с интересовавшими нас самолётами!
Получив вполне конкретный приказ, Кэтрин ушла. А точнее, спокойно вернулась в «газик», завела мотор и уехала, обогнув здание аэропорта.
– В общем, так, товарищи офицеры, – продолжил я, дождавшись, когда её машина скроется за аэровокзалом (а точнее, тем, что от него ещё осталось). – Боевую задачу мы с вами, сообща, выполнили. А теперь остаётся лишь вот что. Поскольку я точно знаю, что командир противника успел сообщить своему вышестоящему начальству о том, что атака на аэропорт сорвалась, у меня есть все основания предполагать, что в течение нескольких часов они могут нанести по этому месту тактический ядерный удар…
– А откуда это известно? – удивился Васищев с таким видом, словно вчера родился. Я чуть не брякнул «от верблюда», но вовремя спохватился – как-никак, мы не в уютной подворотне, а на дворе не 1990-е…
– Оттуда. Во время боя мы всё время слушали радиоэфир на их частоте. И, кстати, что у вас, товарищ лейтенант, за дурацкая манера прерывать старшего по званию?!
– Виноват, товарищ капитан…
– Вот именно… Все вопросы потом, а сначала извольте дослушать! Чётких приказов относительно дальнейших действий у вас, как я понимаю, нет. Никаких наших войск поблизости тоже нет, поскольку вы забрались слишком далеко на запад. Именно поэтому я, как старший по званию, приказываю вам следующее: срочно привести в порядок всю оставшуюся на ходу технику, заправить её и, по готовности, отходить на восток. Причём сделать это нужно как можно скорее…
– Почему это мы должны отходить? – вырвалось у Васищева. Если честно, тут снова прямо-таки напрашивался ответ в стиле Жоржа Милославского из бессмертной гайдаевской комедии: услать надо войско куда-нибудь, дорогой самодержец, хоть крымского хана с изюмского шляха выбивать, хоть ещё куда-нибудь… Потому что нам теперь нужно только одно – спокойно и без лишних свидетелей подготовить самолёт (если, конечно, там вообще осталось что готовить, ведь на стоянки вполне могла упасть пара-тройка шальных снарядов) и улететь. Всего-то и делов. Но говорить об этом прямо было категорически нельзя…
– Вот опять вы меня не дослушали, товарищ лейтенант! Повторяю: если где-то вообще есть относительно сплошная линия фронта, то она явно километрах в ста восточнее нас, где-нибудь у Рейна. А то, что вы сегодня сделали – это типичный рейд по тылам противника. К примеру, про рейд на Тацинскую во время Сталинградской битвы вам, в училище, я надеюсь, хоть что-нибудь говорили?
– Так точно, товарищ капитан!
– Ну, слава богу! Хоть что-то! Так вот, то что вы, при моём скромном участии, совершили, это тоже рейд. Удачный, но не более того. Наши бомбардировщики, как и планировалось, заправились и улетели. Аэродром больше не нужен. Но если останетесь на месте – вас в покое не оставят. Тут вопрос только в том, в каком состоянии у натовцев связь и чем они сейчас реально располагают из средств огневой поддержки. Будете и дальше сидеть в обороне, ожидая у моря погоды и атомной бомбы себе на головы, – бессмысленно погубите оставшихся людей и технику, которые ещё вполне могут пригодиться нашей родине где-нибудь в другом месте. Причём вы можете погубить их даже в том случае, если тактическое ядерное оружие и не будет применено. Находящийся вон в той стороне город – важный узел дорог на пути к французской границе, и факт отсутствия вокруг крупных масс отходящих с востока вражеских войск и беженцев можно объяснить только нанесённым по нему накануне химическим ударом с применением зарина. Уверяю вас – через считаные часы здесь может стать весьма оживлённо, настолько, что патронов не хватит… Поэтому приказываю не рассуждать, а сворачиваться и отходить. И когда будете отходить – попытайтесь связаться со штабом вашего Сводного отряда, этим вашим подполковником Гореглядом, или как там его. Может, он всё-таки жив, выйдет на связь и скажет вам чего-нибудь новое. Хотя, если признаться честно, у меня насчёт него очень плохое предчувствие. А если ваш Горегляд так и не откликнется – встретите любую нашу воинскую часть, у которой есть связь с командованием армии или фронта, и доложите по команде о выполнении задания старшему по званию. Если у кого-то возникнут вопросы – можете по полной программе ссылаться на меня и Главное разведывательное управление Советской армии. Раненых берите с собой. Насчёт убитых не знаю, но советую по возможности похоронить. Поскольку неизвестно, что вас ждёт дальше. Экономьте оставшиеся боеприпасы, воду, топливо и провиант. В общем, резюмирую – ответственным за организованный отход подразделения назначаетесь вы, товарищ лейтенант. И на этом у меня всё. Можете собирать личный состав и ставить им задачу. Помните – времени мало.
Нагнетая подобным, бесстыжим образом негатив, я при всём желании не мог точно сказать, что на самом деле будут делать натовцы и что у них на уме. Я, в конце концов, не склонный к глобальному обману трудящихся колдун-экстрасенс из породы ясновидящих… Ну, допустим, у американских морпехов не получилось задуманное. Ну, доложили они о неудаче… А дальше-то что? Если их хоть кто-нибудь услышал – по идее, уже должны были нанести удар. Чисто из вредности. Тем более что времени-то прошло прилично. И даже совсем не обязательно ядерный. Пара самых завалящих истребителей-бомбардировщиков вроде «Тандерстрайков» или G.91 могла разнести аэропорт к ебеням, просто сбросив нам на головы несколько самых обычных фугасок или баков с напалмом. Тем более здесь и без напалма было чему гореть… Но раз этого до сих пор не произошло – значит, отдавать подобные приказы, скорее всего, уже некому, да и никаких реальных средств для их выполнения нет. Конечно, можно было предположить, что противник временно притух исключительно для того, чтобы потом попытаться захватить этот чёртов Энсхейм ещё раз, но опять-таки – а где у них силы и средства для этого? Что-то не видать и не слыхать… И чем дальше, тем больше я укреплялся в уверенности, что штабы или уже по-любому погибли или не способны контролировать обстановку по причине полного отсутствия как связи, так и разведданных. А значит, скорее всего действительно есть только какие-то явно довоенные «планы из запечатанных пакетов» и отдельные, разрозненные подразделения, которые всё ещё действуют в соответствии с ними, поскольку обсуждать подобное в военной среде как-то не полагается – хоть сдохни, но выполни. Причём, судя по всему, это касалось войск обоих воюющих сторон. Объяснить ничем иным, кроме подобного, эту, мягко говоря, эксцентричную американскую идею насчёт совершенно дурацкой «дипломатической эвакуации» я, честно говоря, не мог. Это же был явно довоенный план, написанный каким-то излишне оптимистично смотревшим на перспективу ядерной войны штабным чудиком…
– А вы-то сами дальше как, товарищ капитан? – спросил Васищев, как-то удивлённо-жалостливо. Боялся за нас, что ли? Нашёл время для сантиментов…
В этот момент где-то, в относительном отдалении от нас, визгливо жогнул взрыв. Мы обернулись на звук, и я увидел, что у дороги, в том месте, где я недавно забросил гранату в открытый люк М48, теперь медленно разгорался яркий бензиновый костёр. Стало быть, та Ф-1 была потрачена не зря, и боекомплект всё-таки сдетонировал. Так не хрен же бросать посреди дороги вполне себе годные танки! Но паники или тревоги сей очередной пожар ни у кого не вызвал – что значит успели привыкнуть…
– У меня с напарницей свой приказ и своё задание, товарищ лейтенант, – сказал я максимально спокойным тоном. – Ещё вопросы есть?
– Никак нет, – ответили оба, после чего товарищи офицеры повернулись и пошли. Не иначе – выполнять полученное приказание. А ведь, по идее, орденами ли медалями их уже никто не наградит (да чего там – их даже навряд ли похоронят по-человечески), и, что ты им сейчас ни прикажи и в какую бы сторону они ни двинулись, ничего, кроме смерти, мгновенной или сильно растянутой во времени, они всё равно не встретят. Помнится, в одном перестроечном кино про атомную войну (кажется, «Письма мёртвого человека») один отдававший концы персонаж говорил своим последним слушателям что-то насчёт «движения, которое даёт кому-то какую-то надежду». И ведь, в принципе, прав оказался, зараза…