– Да, товарищ капитан… – почти одновременно выдохнуло несколько солдатских глоток. Ну явное большинство…
– А раз так – все эти гнилые разговоры о том, что вас могут «счесть дезертирами», приказываю отставить. Была бы моя воля – взял бы с собой вообще всех. Но – увы. И парашютов всего десять, и самолёт не резиновый. Считайте, что время, в моём лице, выбрало именно вас! В общем, даю вам ещё десять минут на размышление, и, если отказавшихся не будет, начинаем готовиться непосредственно к вылету! Вольно! Разойдись!
И пока они остались решать – сразу умереть или «лучше, конечно, помучиться», я вернулся к стоявшей возле «газика» напарнице.
– Командир, браво, вы абсолютно верно считаете связь наиважнейшим фактором в условиях ядерной войны. Но что это за дурацкая идея насчёт какой-то там радиосвязи в определённый день и час? – спросила она вполголоса так, чтобы, не дай бог, не услышали кучковавшиеся метрах в сорока от нас десантники.
– А ты возьми да и придумай что-то лучше, раз такая умная! Что им ещё можно было предложить – к примеру, заняться организацией медицинской помощи и складированием уцелевших медикаментов, ценность которых в этих условиях тоже запредельна? Так это как раз абсолютно бессмысленно – количество нуждающихся в медпомощи сейчас такое, что не хватит ни врачей, ни коек, ни лекарств… Рассуди здраво – им же сейчас нужна хоть какая-то цель, пусть и предельно иллюзорная. Так или иначе, теперь им всем будет чем заняться. Начнут искать рации, лампы, питание и как-то обустраивать свой быт. Глядишь, при этом ещё и спасут от смерти кого-нибудь, если, конечно, их самих к тому времени до смерти не ушибут. А будут настраивать рации – могут случайно поймать в эфире какие-нибудь вполне реальные сообщения от штабов гражданской обороны, правительства или армейского командования, если кто-то из них, конечно, вообще уцелел. Услышат, ответят, и, глядишь, жизнь начнёт налаживаться и обретать какие-то контуры. Примерно как в четвёртой части «терминаторского» цикла, той, которая «Да придёт спаситель» – все сидят в полном раззоре и говнище, но всё-таки иногда слушают по радио междоусобные разговорчики Джона Коннора, и от этого людям становится как-то легче – по крайней мере, они точно знают, что не одни, жив кто-то ещё, и всеми ими руководит некто, которого никто не видел, но тем не менее знающий «как надо». Или, скажешь, плохая идея? Ведь оставшись здесь они все тупо полягут, причём ни за грош…
Говоря всё это, я вполне понимал, что пример с Коннором не совсем удачный и где-то даже говённый. Да и откуда про него могут знать в далёком будущем? Но ничего более красивого в моих, слегка взбаламученных коньячком мозгах, увы, не всплыло. Хотя напарнице подобное, похоже, было вообще по фигу…
– А вам не приходит в голову, – спросила она, с несколько ехидной интонацией, – что вы тем самым создаёте на пустом месте не просто миф, а нечто большее? Ведь люди будут упорно слушать эфир на названных вами волнах, в надежде услышать хоть что-то полезное, но при этом не зная, что там ничего нет и не будет, поскольку этот день, час и частота придуманы на бегу непонятно кем, а точнее, вами, в состоянии некоторого опьянения и с целью спасти от смерти десяток солдат. По-моему, на этой почве, со временем, может запросто возникнуть даже некая религия…
Я подумал – а ведь и верно! Разнесут эти бойцы информацию по городам и весям – и начнётся чёрт знает что. Сначала 12-го числа каждого месяца, с 12.00 до 13.00 и с 00.00 до 01.00 часов, они будут ждать, приникая к приёмникам, на коротких волнах, в диапазоне 3,5 мегагерц или на длинных волнах в диапазоне 136 килогерц – сперва приказов и информации, а потом, чего доброго, дойдёт до некоего «откровения» или «божьего слова». А там особо горячие головы примутся искать и сам этот хренов Святой Грааль – «секретный командный центр», «чудо-передатчик», «бога из машины» (да обзовите его как угодно!), который должен научить их «правильно жить». Остаётся лишь уповать на то, что откуда-нибудь некстати не выскочит шустрый поп, немного знакомый с радиоделом, который вполне может воспользоваться ситуацией и повернуть всё это на рельсы привычного мракобесия. Н-да, не всё я учёл, та ещё заруба зарубится, с высокой степенью вероятности… Но вслух я этих сомнений, разумеется, высказывать не стал…
– Да и хрен бы с ним! – браво ответил я на это. – Секта или религия? Ну и пусть! Ведь надо же им будет хоть во что-то верить…
– Ну-ну. А, кстати, почему именно СССР?
– А тебе не всё равно, как и с какой «точки» возвращаться?
– Да, вы правы. Поскольку самый ближний от нас Каффштайн, как и прочие предместья Берлина, сейчас явно превращён в радиоактивные руины, остальные три варианта, в принципе, равноудалены. До портала в Убархе, между Бенгази и Ауджилой, в Ливии или в оазисе Дайерлем, между иранскими Буширом и Набеидом лететь примерно столько же…
Разумеется, в эти пустыни мне не хотелось, тем более что воспоминания о только что упомянутом Дайрлеме у меня остались не самые приятные…
– Ты это, давай, не умничай! – резюмировал я всё уже сказанное. – Значит, решено – уходишь из СССР, через тот, как у вас там выражаются, «спасательный портал», что находится неподалёку от какой-то там заброшенной церкви в пяти километрах от села Змеищево, между Грачёвкой и Бузулуком на территории СССР. Я всё верно вспомнил?
Кэтрин молча кивнула.
Я глянул на часы – ну всё, десять минут прошло. Потому вернулся к бойцам (некоторые из них успели закурить) и спросил:
– Ну что? Отказавшиеся, больные или шибко умные есть?
Молчание было знаком согласия. Значит, все они всё-таки решили рискнуть. То есть, в соответствии с бессмертным заветом товарища Сухова, «помучиться»…
В результате последним актом сей героической драмы стало составление мной списка личного состава, поскольку порядок на войне должен быть, даже если она и последняя. Я принёс из «ГАЗ-69» планшет и начал переписывать добровольцев.
– Рядовой Токарев Алексей Семёнович! – отрекомендовался знакомый мне десантник. Замечательно…
– Ефрейтор Мосин Константин Леонтьевич! – объявил второй, тот самый небритый брюнет с пулемётом РПД. Я чисто механически записывал их личные данные, но тут до меня стало помаленьку доходить. Блин, чего-чего?
– Рядовой Стечкин Борис Федотович! – сообщил мне третий, высокий боец с глубокой царапиной на правой щеке.
Мля-я-а… Да вы что, мать вашу, издеваетесь? Вслух я этого, разумеется не сказал, но, послушав следующих, понял, что это не розыгрыш, а просто какое-то диковатое и не своевременное совпадение.
– Рядовой Шпагин Иван Николаевич! – представился следующий, тощий вояка, тот самый, что недавно спрашивал насчёт дезертирства.
А кроме него, в вызвавшейся на «спецзадание» группе были ещё рядовой Дегтярёв Лаврентий Анварович, рядовой Судаев Станислав Сергеевич, сержант Колесников Валерий Юрьевич (единственный в этой десятке обладатель танкошлема), рядовой Калашников Арсений Андреевич, ефрейтор Симонов Игорь Олегович и несколько выламывающийся из общего «оружейного» контекста младший сержант Максимов Яков Моисеевич.
Зачем мне это вообще было надо – сам не знаю. Наверное, чисто для памяти, поскольку лейтенант Васищев должен сам переписать тех, кого откомандировал в моё распоряжение. Ему это вроде как по должности положено, раз уж за командира подразделения остался…
И в процессе составления списка я всё время ждал какой-то метафизической падлянки – шума приближающихся самолётов, ядерного взрыва или истошного вопля о том, что «сюда идут сто американских танков!». Но земля и небо убито безмолвствовали, и наше дурацкое везение продолжало работать.
В общем, часа через полтора, наскоро похоронив в воронках убитых и собрав в дорогу всё, что возможно, основная часть бравших аэропорт наших сил, оставив подбитую технику, ушла походной колонной в северо-восточном направлении, прямиком навстречу своей судьбе, а, скорее всего – очень скорой гибели. А ещё час спустя, после окончания последних приготовлений взлетели и мы. К этому времени уже стемнело. С рулением по неосвещённой полосе и самим стартом могли бы быть серьёзные проблемы, но только в том случае, если бы на месте пилота у нас сидел обычный человек. А ближе к утру, когда мы были уже над Польшей, наш, идущий над закрывающими горящую землю дымными облаками «Геркулес» слегка тряхнуло.
– Кажется, они сбросили, – безразлично констатировала Кэтрин, не отрываясь от штурвала и вглядываясь в растекавшийся за стёклами пилотской кабины рассвет. И я, без дополнительных разъяснений, понял – Решетников со своими орёликами и «кузькиной матерью» в бомболюках всё-таки долетел до цели. Америка приняла многомегатонный «подарочек». А значит, все эти смерти в Саарбрюкене были не совсем напрасны…
Кому эпилог, кому пролог. Вечно-то я всё усложняю…
«– Ты зачем эту порнуху опять до конца смотришь?
– А вдруг в конце он на ней всё-таки женится?!»
Утро было уже привычным, серым и холодным. И я уже успел заметить, что теперь над землёй постоянно стояла отчётливая пелена то ли дыма, то ли тумана. Воняющий разными оттенками (раньше я вообще не задумывался о том, что палёное может пахнуть столь разнообразно) горелого ветер эту муть не разгонял совершенно, откуда бы он при этом ни дул. Так что, это, похоже, было надолго и оставалось только привыкать дышать всем этим. Но для меня это было, судя по всему, ненадолго.
Хотя я в этих местах раньше (даже и в своём, родном, времени) и не был, здешняя местность оказалась вполне типичной и привычной глазу (как-никак, почти дома, тут до нашего Краснобельска всего-то километров триста пятьдесят, ежели по прямой) – поля с холмами и поросшими редким лесом пригорками, поздняя осень, грачи улетели, ну, и далее по тексту этого стишка из школьной программы.