Вторая четверка омоновцев медленно разбрелась по засыпанному гравием пустырю вокруг переезда и стала осматривать придорожные кусты около шлагбаума. Парни не то чтобы кого-то там искали, но, видно, им был приказ на всякий случай держать ухо востро.
В домике железнодорожного смотрителя было тихо. Варяг и Сержант замерли. Четверо здоровых омоновцев находились в предельно опасной близости от них, отходить в лес в такой обстановке было глупо: любой шорох в кустах мог привлечь внимание наряда.
Из сторожки вышли, переговариваясь двое ментов. Потом еще один, а за ним, семеня, показался старик Егорыч — без шапки, в наброшенной на плечи форменной куртке, он что-то торопливо объяснял сопровождавшему его коренастому омоновцу, по-видимому командиру группы.
И тут вдалеке послышалось урчание автомобильного двигателя. Судя по звуку, движок был дизельный. Сержант невольно толкнул Варяга в плечо: мол, неужели твои едут?! Владислав осторожно вытащил мобильник и, молча сжав его в ладони, осторожно отключил звонок. Хоть бы этот Саня Зарецкий догадался позвонить, сообщить, что они подъезжают, — тогда его можно предупредить об опасности. А так… Что, блин, теперь будет, когда гонец Филата со своей свитой нарвется на вооруженный наряд ОМОНа?
«Нокия» ожила: на дисплее вспыхнула голубоватая подсветка и высветились черные буквы: «номер не определился». Варяг с сомнением глядел на мерцающий экранчик, словно надеялся увидеть там лицо пока что неслышного собеседника. Наконец он набросил на голову плащ, чтобы заглушить свой голос, нажал кнопочку приема и, поднеся трубку ко рту, тихо произнес:
— Да!
В ответ раздался энергичный прокуренный басок:
— Владислав Геннадьевич? Это Александр Зарецкий, от Ромы Филатова. Мы уже на подходе, через две минуты будем. Вы извините, я сообщение не стал посылать, как договаривались. Че там пустышку слать, сам вот позвонил…
— Саша! — перебил его Варяг, понизив голос. — У нас проблемы. Сюда не приезжайте, сверните в лес, укройте машину и ждите звонка. Когда тут все рассосется, я перезвоню. — Он с досадой взглянул на дисплей, где все еще торчала надпись «номер не определился». — Хотя вот что… Минут через пятнадцать, максимум через полчаса сам перезвони!
Он отключился и, стянув с головы плащ, прислушался. Урчание дизельного мотора угасло во тьме. Так, значит, Зарецкий выполнил его указание.
Со стороны домика обходчика послышались недовольные отрывистые возгласы и клацанье автоматных затворов.
— Уж не собираются ли они Егорыча шлепнуть? — прошептал Сержант тревожно.
Варяг покачал головой:
— Ну не такие же они отморозки. Мы там не наследили, с чего им распухать?
Сержант не ответил, пристально вглядываясь в ночную мглу. Слева, метрах в пятнадцати от их укрытия, хрустнула ветка, раздался короткий кашель и кто-то негромко сказал:
— Да нет тут никого! Хрен ли по лесу шляться. Пойдем доложим Никифору, что все чисто!
Отзыв донесся у самого куста, под которым сидел Сержант.
— Давай…
Договорить омоновец не успел. Над его головой мелькнула черная тень, которую можно было принять залесную птицу. И тотчас омоновцу почудилось, что на его шее сомкнулись клещи, сдавившие сонную артерию и кадык. Еще через мгновение перед глазами у него побежали белые и желтые круги, дыхание перехватило, он отчаянно стал ловить ртом воздух:, но не сумел поймать ни глотка…
Сержант уложил на жухлую траву бездыханное тело. Осторожно выудил из его рук автомат. И тут же, слегка хлопнув Варяга по локтю — мол, подожди, я сейчас, — скользнул во мрак, откуда через секунду Владислав услышал еще один приглушенный полу вздох-полу стон, оборвавший тишину. Через мгновение из-за стены черных кустов показался Сержант с очередным автоматом под мышкой.
— Ну что, Степа? — тихо поинтересовался Варяг.
— Двоих я вырубил — им теперь шок на полчаса обеспечен. Нам надо линять. Давай, Влад, попробуем к гонцам из Питера приблизиться. До них, я так понимаю, не больше километра.
В этот момент дверь сторожки распахнулась, и в тусклом свете на пороге выросла фигура командира омоновской группы.
— Петренко! Садовничий! — раздался его крик. — Где вас черти носят?
Последовала продолжительная пауза, после которой тот же голос рявкнул:
— Бармин! Касьянов! Где эти раздолбай… Опять самовольничают?
Из мрака вылупились два силуэта и рысцой устремились прямо к кустарнику, где укрылись Варяг и Сержант.
Степан тихо поднял с земли один автомат и вложил холодный ствол Варягу в ладони, прошептав:
— Прикладом… по виску… наотмашь! — и с этими словами сжал обеими руками ствол второго автомата — так, как держат бейсбольную биту на подаче, и замер, изготовившись встретить неожиданных гостей сокрушительным ударом из темноты.
Омоновцы приближались с включенными фонарями, прорезавшими острыми лучами ночной мрак. Сержант сосредоточенно выдохнул и, пригнув голову, весь напрягся в ожидании. От обоих омоновцев их теперь отделяло метра три, и это расстояние неумолимо сокращалось…
Резкий размашистый удар Сержанта пришелся первому парню точно в голову. Омоновец, выронив фонарик, как подкошенный, не успев даже охнуть, беззвучно повалился на землю. Варяг тоже не заставил себя ждать. Но приклад его автомата лишь скользнул по щеке второго мента, зацепил плечо и соскочил вниз. Тот, вскрикнув от неожиданности, схватился за рассеченную щеку, бросил фонарь, отпрыгнул в сторону и стал передергивать затвор своего «калаша».
Но в то же мгновение Сержант выпрыгнул вверх и, выбросив ладонь вперед, ударил омоновца по кадыкастой шее. Под пальцами что-то сухо хрустнуло, и бедолага, теряя сознание, бухнулся на колени, а потом обмяк и ткнулся головой Сержанту в ботинки.
— Надо уходить, — зашептал Степан, — сейчас, того и гляди, ментура озвереет и начнет пальбу — тогда нам точно несдобровать. Они нас шквальным огнем с четырех стволов в два решета превратят. За мной, Владик. — Сержант пригнулся и уверенно, словно совершал ночные прогулки по собственному саду, пустился вперед, умудряясь не задевать рукавами куртки жесткие ветки и сучья, едва различимые в утренних сумерках.
Варяг не отставая шел следом. Изредка они оглядывались, чтобы посмотреть, нет ли погони; но пока преследователей не было: омоновцы, видимо, не успели оценить обстановку и еще не забили тревогу по поводу исчезновения своих товарищей. Они все еще разбирались со стариком Егорычем. Лишь минут через пять тишину ночного леса разорвал гулкий грохот автоматной очереди, за которой грохнула вторая и третья… ОМОН поднял тревогу.
— Давай, Владик, поторапливаться! — уже в полный голос проговорил, пыхтя, Сержант. — Надо поскорее найти твоих питерских на джипане и уносить отсюда ноги…
Он ринулся напролом через кустарник, выставив вперед оба локтя. Внезапно заросли кончились, и Сержант выскочил на грунтовую дорогу, серой лентой проступившую из темноты. Вокруг не было ни души. Он поглядел в сторону переезда и заметил, что в домике Константина Егорыча потухли окошки, а «УАЗы» развернулись и их фары освещают стоящий торчком шлагбаум. Сержант инстинктивно отпрянул назад, опасаясь, что дальний свет обнаружит его силуэт на дороге.
Варяг тихо разговаривал по телефону. Степан обернулся: председатель Совета по инвестиционным проектам Торгово-промышленной палаты РФ сообщил питерскому гонцу Сане Зарецкому, что и как надо делать в сложившейся ситуации. Она вроде как рассосалась, хотя и ненадолго, а потому действовать нужно было быстро и решительно.
Только спустя неделю после прибытия Сержанта в тренировочный лагерь под Тулой началась настоящая работа. Парни, вначале не принявшие своего нового инструктора всерьез — уж больно неподходящая у него была конституция, вызывавшая ассоциации с кем угодно, но только не с профессиональным киллером, — вскоре переменили свою первоначальную и, как выяснилось, ошибочную точку зрения: К примеру, оказалось, что его, мягко говоря, избыточный вес — отсутствие талии и заметное брюшко — маскирует стальные мышцы, наделенные такой энергией и силой, что даже Шаман, самый могучий среди Варяговых курсантов,'был поражен.
Этого Шамана Сержант выделил из команды сразу, во время смотра в первый же день. В чернявом цыганистом «качке» и впрямь угадывалось что-то необузданно-дикое и сатанинское. И, в отличие от самого Сержанта, его накачанное тело не имело ни капли подкожного жирка. Всем своим обликом, мощной ладной статью, ловкой скользящей походкой он напоминал самоуверенного и красивого хищного зверя. И если бы не мрачный, злобный взгляд, который Шаман постоянно бросал по сторонам, словно ожидая коварного нападения сзади или сбоку, его можно было бы принять за альфонса или сутенера. То, что Шаман постоянно сохранял собранность и внутреннюю настороженность, было не так уж и плохо, учитывая одну из важнейших заповедей катехизиса Сержанта — правило о бдительности.
Да, бдительность — это хорошо. Но этот настороженный злобно-колючий взгляд Шамана грубо нарушал другое важное правило из катехизиса Сержанта — оставаться всегда и везде незаметным. Даже широкая улыбка парня, открывавшая оба ряда крепких белых зубов, казалась звериным оскалом и сразу же привлекала внимание… И с этим надо было еще работать и работать, чтобы научить — или убедить — этого красавчика самца по-притушить огонь в буркалах…
В обед все ели за общим столом под брезентовым навесом, натянутым на случай дождя. Сержант вначале думал обходиться в течение учебного дня сухим пайком, чтобы не отрывать курсантов от занятий, но потом понял, что недовольство от отсутствия горячей пищи рано или поздно прорвется наружу, и решил не создавать себе лишних проблем.