— Привет следакам! — насмешливо выплюнул он, представившись. — А я все теряюсь в догадках, что же это ребята из угро запропастились? В первый день понаехали, всех допросили — и исчезли… — На губах вызмеилась кривая ухмылочка. — Ну, открылись новые обстоятельства?
— И что, только один раз и приезжали? — пропустив вопрос, переспросил Юрьев.
— А сколько надо? Зачем нам тут воздух портить! И так после них три дня проветривали, — ухмыльнулся Кривошеин.
— Начальник охраны сразу не понравился Юрьеву. Он либо напрашивался на скандал, либо просто привык всем подряд хамить и считал это хамство нормальной манерой поведения.
— Мне нужно побеседовать с директором фабрики, — переменил тему Юрьев.
— Вообще-то с ним беседуют в горкоме, — осадил молодого следака начальник охраны. — А все прочие разговаривают. Но сейчас директор в командировке. Я за него. Можете задавать свои вопросы мне. Хотя вроде как все уже отвечены. Так что вас интересует, наш главный бухгалтер? Ну мало ли кто его помял. Может, было за что. Может, он чью-нибудь жену трахнул несвоевременно. Или еще что. Бытовуха…
Кривошеин завел Степана к себе в кабинет, усадил на стул, а сам по-хозяйски уселся в кресло и осклабился:
— Давай, командир, подпишу, что там надо, и закроем лавочку. Бытовуха чистой воды. Так и запиши. И не фига копытом землю рыть…
Последние слова были произнесены явно с угрозой: Юрьеву давали понять, чтобы он не умничал… И тут начинается охота непонятно на кого, мелькнула у Степана мысль. '
— Нет, на бытовуху это не похоже, — упрямо набычился он. — Я бы хотел ознакомиться с вашими финансовыми документами. — И, заметив, как огонь заполыхал в глазах Кривошеина, добавил врастяжечку: — Собственно, я моїу получить ордер на изъятие финансовой документации…
Кривошеин по-петушиному склонил голову набок и внимательным, злым взглядом проутюжил Юрьева. Он изучал его так, словно перед ним был не человек, а занятный обитатель террариума. Наконец шеф службы безопасности пришел к какому-то выводу.
— Ну, ну, — процедил он сквозь зубы. — Будут тебе документы, изучай! Деловой!
И вышел. Минут через пять хорошенькая девчонка-бухгалтерша Таня принесла в кабинет несколько толстых папок с финансовыми проводками за последние три месяца и беззаботно спросила, чем еще может помочь родной милиции.
— А вы случайно не в курсе, в последнее время у вашего начальника не было со смежниками каких-то финансовых конфликтов?
— У Серегина? — переспросила девушка. У нее было круглое румяное личико, что называется, кровь с молоком. А когда она улыбалась, глаза весело щурились а на щеках появлялись ямочки.
— Нет, я говорю о вашем директоре Михаиле Дмитриевиче Сазонове.
— О Сазонове? — удивленно протянула Таня. — Но он так часто бывает в командировках, что мы уже давно привыкли директором считать Кривошеина. Петр Сергеевич его врио, заменяет постоянно по всем вопросам.
— И финансовые документы подписывает?
— Нет, — улыбнулась Таня, — документы всегда подписывает Михаил Дмитриевич, когда бывает на рабочем месте. — Она задумалась на мгновение. — Хотя и правда, его ведь часто не бывает… Но платежки всегда подписываются вовремя. Ну, наверное, он загодя их подписывает…
Юрьев подивился феноменальной наивности молоденькой бухгалтерши и несколько часов пристально изучал документацию. Из университетского курса политэкономии и основ бухучета он еще помнил многое, ведение финансовой документации и типовые нарушения с двойной бухгалтерией ему тоже были памятны, но наконец он понял, что напрасно тратит время. Либо здесь все было в порядке, либо требовалось проводить серьезную проверку с привлечением ревизоров из Москвы.
Он сдал папки улыбчивой Тане и отправился в кабинет директора, который находился в этом же коридоре. В предбаннике стояло два стола. За одним сидела строгая блондинка — явно крашеная — и бойко стучала по клавишам электрической печатной машинки, а за другим развалясь сидел угрюмый парень примерно одного возраста с Юрьевым и читал журнал «Юность».
— Директор у себя? — на всякий случай спросил Юрьев секретаршу, зная, что директора фабрики нет.
Та сдвинула брови в ломаную ниточку и, не прекращая печатать, отрицательно мотнула головой.
— В командировке. Будет в следующую среду.
— А вы кто такой? — спросил, точно пролаял, угрюмый парень и бросил журнал на столешницу.
Степан кинул на него оценивающий взгляд: крепкий, широкоплечий, коренастый, по виду борец-вольник. Следователь решил не ввязываться в ссору и спокойно проговорил:
— Я из уголовного розыска. А вы кто?
— Кто, кто, конь в пальто, — пробурчал парень, встал и молча вошел в кабинет директора.
— Что за весельчак? — спросил Юрьев секретаршу.
Ее тонкие губы разъехались в усмешке:
— Заместитель начальника охраны по общим вопросам. Привалов.
Она наконец-то прекратила печатать, нажала клавишу переговорного устройства на столе и проворковала:
— Петр Сергеевич! Тут товарищ из милиции…
Дверь в директорский кабинет чуть приоткрылась, и из-за нее показалась насмешливая рожа Кривошеина:
— Уже все обнюхал? Ну тогда входи!
Кривошеин не торопясь прошел за широкий, внушительного вида стол и опустился в кожаное вертящееся кресло. Он явно (как и директор типографии Ленгортранса, вдруг с легким недоумением вспомнил Степан) не-испытывал ни малейшего беспокойства от общения с представителем правоохранительных органов. Широко зевнув, Кривошеин оглядел Юрьева.
— Активность проявляешь, продвинуться по службе хочешь? На третью звездочку пашешь? Ладно, ладно. Обеспечим мы тебе продвижение. А с хозяином встречу устроим… На следующей неделе годится?
— С хозяином? — удивился Юрьев.
— С директором, — поморщился Кривошеин. — Давай, опер, я твой телефон запишу, и на той недельке мы тебе звякнем, вот и встретишься. Лады?
Юрьев дал свой телефон, отказался от сопровождения и, перед тем как уйти, еще некоторое время потолкался среди рабочих. Из расспросов он уяснил, что фабрика лет пять назад была модернизирована, работает на гэдээровском оборудовании.
Юрьев покинул фабрику и отправился на службу. Дня три ушло на всевозможные проверки, телефонные беседы и поиски в архиве.
Скоро картина более или менее прояснилась.
Оказалось, что фабрика «Балтийский рабочий», выпускающая дефицитную продукцию, которую потребитель мог бы расхватывать едва ли не у ворот предприятия, официально числилась планово-убыточной. На бумаге «Балтийский рабочий» выпускал никому не нужные галоши, зимние войлочные ботинки типа «прощай, молодость» и сандалии из кожзаменителя — т- в соответствии с планом. Фабрика получала щедрое финансирование из бюджета, но ее прибыль была нулевой… На бумаге.
А в реальности, как кое-кто из особо говорливых рабочих поведал молодому оперу, по ночам с фабрики уходили фуры с какими-то грузами — видать, с неучтенной продукцией… И еще он узнал, что был на «Балтийском рабочем» особый цех, где изготавливалась «спецпродукция» к каким-то государственным праздникам. По намекам и уклончивым разговорам Степан понял, что в этом спеццехе тачали новомодную обувь, которая не значилась ни в каком производственном плане, но как за нее расплачивались потребители и что это за потребители, работяги не знали или не желали говорить…
На следующей неделе Юрьев стал ждать звонка. Позвонить должны были либо из приемной неуловимого директора «Балтийского рабочего», либо сам Кривошеин. Как-то, разговорившись с сержантом Макеевым, он поведал ему о финансовых делишках обувной фабрики. Догадливый Вася Макеев сразу просек суть дела, восхищенно заахал, а потом вдруг заскучал.
— И ты что, старик, собираешься покатить баллон на таких серьезных людей? Тебе мало того хая с типографией? Полковник же тебе ясно намекнул, что надо работать башкой и на рожон не лезть!
— Так он же имел в виду типографию… — не понял Степан.
— А какая разница? — Макеев вытаращил глаза. Там типография, тут обувная фабрика… Алгоритм-то один и тот же. Ленинградский алгоритм. А может, и всесоюзный. Да только здесь ситуация для тебя даже хуже может обернуться; Слыхал я краем уха про этот «Балтийский рабочий». Там темные дела крутятся, а этот твой главбух, видно, по незнанке или сдуру шагнул не в ту степь, какие-нибудь не те платежки раскопал, да и ляпнул про них в годовом отчете, а может, перепугался и решил втихаря в комитет партийного контроля сбегать… Ну и получил по полной программе черную метку! — Васька вздохнул и с сожалением поглядел на приятеля. — Мой тебе совет: найди какого-нибудь местного забулдыгу, пусть он подпишет признание, что это он бухгалтера спьяну отмутузил, — и дело с концом. Тебе что, больше всех надо?..
Звонок раздался часов в десять. Степан сорвал трубку с рычага и с немалым удивлением услыхал голос Наташи. Обычно она звонила ему напрямую только по официальному делу. Так случилось и сейчас: Начальник утро Лиховцев срочно потребовал Юрьева на ковер.
Полковник только скосил черный глаз из-под густой брови на вошедшего Юрьева, засопел и ничего не сказал. Даже если бы Наташа не предупредила, что шеф сегодня мрачнее тучи, Степан и так догадался о дурном настроении шефа.
Тягостное молчание продолжалось минут пять. Под люстрой, жужжа, кружилась невесть откуда взявшаяся здесь муха.
— Ну что, брат, все-таки ты никак не желаешь прислушаться к советам старших товарищей. Я к тебе как к сыну, понимаешь, как к сыну родному, а ты что? Я тебя не собираюсь вечно прикрывать: своя, понимаешь, шкура ближе к телу. Опять, понимаешь, пришлось извиняться за неумеренную ретивость подчиненного. Из горисполкома звонили, на тебя жалоба поступила. Превышаешь служебные полномочия…
— Товарищ полковник! — не выдержав, воскликнул Степан. — Там же, на этой фабрике, такое творится!.. Хищения в особо крупных раз…
— А ты что, ёлки-палки, в обэхаэсэс работаешь? — перебил его Лиховцев и заорал: — Ты, Юрьев, расследуешь дело об избиении главбуха об