– Че, больно?
Тот поднял на него глаза, не понимая, кто перед ним. По одежде – свой, по обличию – чужой.
– Хто ты? – спросил он, поглаживая ушибленное плечо.
– Не узнаешь?
Тот покачал головой.
– А ты вглядись, вглядись. Кто спас твойво брата Камбилу?
– Камбилу? – Он даже бросил растирать плечо.
– Да, Камбилу. Иль забыл братца?
– У нас пути разошлись, – сказав, он отвернулся.
– Только Бог указывает путь, то разводя, то сводя. Щас он вас свел.
– Как свел? – не понял Руссинген.
– А так. Что он с другами в крепости, а я иду их выручать.
– В какой крепости? – Руссинген пока ничего не мог понять.
– Да в твоей, – Роман показал на гору, – да вот так. Кто над тобой стоит? Уж не Вернер ли?
Услышав это имя, Руссинген все вспомнил:
– Егор?
– Был Егор. Щас Роман. Хочу напомнить тебе, что тогда Камбила ради тя попал к тевтонцам, желая тя спасти. И еслиф ты настоящий брат, то поможешь мне это сделать.
Тот удивленно посмотрел на него.
– Как можно, там столько людей!
– А у вас там… разве было меньше? Скажи, ты будешь мне помогать или… – Он не договорил, глядя на прусса.
Руссинген задумался. Вероятно, навеялось былое.
– Ну, – не вытерпел Роман, – я жду. Иль грех возьмешь на душу?
Ни о каком грехе Руссинген не думал. И пока еще в его душе не закипели братские страсти. Внезапное появление этого уруса путало ему все задуманное.
Его сердце было переполнено нежной страстью к Изабелле. Сколько он жил на белом свете, такой прекрасной женщины не видел. Ее доброе к нему отношение стал относить к тому, что он ей нравится как мужчина. Но тут вмешивается Вернер. А любящее сердце обмануть нельзя. Он почувствовал в Вернере своего сердечного противника. Эти его отсылки или странные намеки помогли Руссингену сделаль вывод, что Вернер пытается завладеть Изабеллой. Когда-то тот ему проговорился, что у него на юге Германии есть прекрасный замок и много земли. «Не туда ли он задумывает отвезти Изабеллу?» – подумал прусс. И вдруг, как снег на голову, здесь, в плену, мучается его братец. «Да, тогда он, рискуя своей жизнью, явился, чтобы меня спасти. Но кто просил его об этом? У меня там, у тевтонцев, открывалась прекрасная жизнь. Меня прочили сделать главным наместником Пруссии. Если бы я им стал… от нее до королевства, при умном подходе, один шаг. И не исключено было, что этот самый граф Конрад фон Вернер у меня бы вымаливал себе службу… Пока не получается… Пока… И вот внезапное появление Камбилы. Что ему здесь нужно? Если русские хотят завладеть этой чашей, это их дело. А причем здесь он, Камбила. Даа…»
– Ну! – раздался резкий голос уруса. – Я жду!
Руссинген покосился на него. «Нет, с ним мне не справиться. Уж больно здоров. Да и ловок. Сказать нет – удавит и бросит в овраг… Поминай, как звали. А если ему помогу? Эх, жаль, что Эренфрид до сих пор не разделался с этим графом Буа…»
– Хорошо!
Это слово Роман расценил как не очень желанное его предложение. Роман взял Руссингена за ворот и подтянул к себе.
– Вот што, голубчик, я вижу, что братские чувства в тебе давно остыли. А у меня к нему – нет. И я их спасу. Но если ты мне помешаешь… мы тя будем судить. И повесим тя прямо на стене замка. Понял? – и тряхнул его как следует. После такой встряски Руссинген заговорил по-другому.
– Я тебе помогу, – заявил он, – но помоги и ты мне.
Роман не без удивления посмотрел на него.
– В чем я тебе должен помочь?
После этих слов Романа было видно, как прусс заволновался.
– Не знаю, как тебе это объяснить. Дело в том, что у нас в замке находится жена графа Буа.
Сказав это, Руссинген заметил, как удивился урус.
– И што? – спросил Роман, сверля глазами Руссингена.
– Я… полюбил ее, – заикающе произнес он эти слова.
– У ней есть муж. Славный малый.
– Нет, нет, его Вернер приказал убить!
Роман рассмеялся.
– Глуп ваш Вернер, если захотел убить капитана королевских мушкетеров. Да он твойво Вернера сотрет, как солому под ногами.
– Не сотрет! – высокопарно заявил тот. – Он у нас в плену!
Если гром ударил бы средь ясного неба или осень сменилась весной, эти явления меньше бы удивили Романа, чем такое сообщение. Руссинген понял это.
– Все началось из-за чаши, – проговорил он, – кстати, вы нашли ее?
Роман усмехнулся. Потом отстегнул на груди застежку, посмотрел на ее иголчатый конец и спокойно всадил себе под ноготь. Руссинген от страха попятился. А Роман так же спокойно ее выдернул, обтер о рукав и вонзил на место. Потом заговорил:
– Да, мы нашли ее. Она у меня. Спрятана. Но если вы вздумаете меня пытать, то знайте: на куски резать будите, я вам ничего не скажу. Но ты слышал, что случилось с тамплиерами, когда они нарушили Христову заповедь. То, если не хуже, будет с вами, если задумаете какое черное дело! А в отношении Изабеллы. Никого твой Вернер не казнит. Король послал мушкетеров на спасение своего капитана!
Руссинген, услышав это сообщение от уруса, побелел. Он ясно представлял, что с ними сделают эти люди. Это их земля. Слова, сказанные Романом, удивили и его самого. Как они могли прийти ему в голову. Да откуда он знает, что делает французский король. Он посчитал, что это чаша шлет помощь.
– Так что, оставь ее в покое! Мало ли кого мы любим, – и Роман тяжело вздохнул.
Никто из них не ожидал, что эти слова их сблизят. Оба они, оказывается, несчастны!
Вечерело, когда к замку подъехали двое всадников.
– Эй, – громко застучав, крикнул Руссинген.
– Кто, – послышалось из-за ворот.
– Победоносные тевтоны! – ответил Руссинген.
Ворота заскрипели, и всадники въехали на территорию замка. Отдав коней подскочившему служке, они направились к зданию.
– Я тебе покажу твою камору. Порядок тевтонский ты знаешь.
– Надо узнать, где сидят узники, – перед расставанием сказал Роман.
Руссинген кивнул и пошел дальше.
Утром следующего дня Вернер пригласил к себе всю верхушку своих помощников. Поглядев на припоздавшего Руссингена, Вернер уловил, что тот словно подмененный. Поманив его пальцем, он вполголоса спросил:
– Что-нибудь случилось?
Руссинген посмотрел на него угрюмым взглядом:
– Да нет, – рассеяно, даже скорее задумчиво ответил он и пошел на свое место, провожаемый недоверчивым взглядом Вернера.
Когда все собрались, Вернер, осмотрев присутствующих, проговорил:
– Мы проделали огромный путь, прежде чем оказаться у цели. Но, когда мы к ней подошли, то споткнулись на ровном месте. Поэтому я хочу спросить, где тот, кто владеет чашей? – сказав, он замолчал, вновь глядя поочередно на каждого присутствующего.
Дойдя до Руссингена, Вернер увидел, что тот склонил голову, явно избегая его взгляда.
– Руссинген, – назвал он его, – ваш вид выдает вас. Вы что-то узнали о чаше?
– Граф, если бы я что-то об этом знал, я бы сразу известил вас.
Вернер еще посмотрел на него, но Руссинген собрался и выдержал на этот раз его взгляд.
– Хорошо, поступим тогда так: я думаю, пленники что-то могут сказать. Если будут упираться, у нас нет больше времени с ними заниматься. Они – наши враги, и мы будем поступать, как с врагами. Вольер, я прошу тебя остаться, остальные могут идти.
Но не успели они оставить кабинет, как вдогонку раздался голос Вернера:
– Руссинген, задержись.
Сердце прусса дрогнуло: «Неужели что узнал?»
Он подошел к Вернеру.
– Слушаю, граф, – сказал он.
– Готовь графиню к отъезду.
Это удивило и обрадовало прусса.
– Как, граф, готовиться?
– Что ты имеешь в виду?
– Дальний ли предстоит путь и что брать с собой? От этого зависит подготовка.
Вернеру ничего не оставалось, как сказать:
– Ты прав. Они, то есть вы, поедете в мой замок. Как доехать, расскажу перед отъездом. Да, кстати, чтобы она не мучила дорогой вопросами, куда мы все же едем, вот тебе, – он подошел к столу, вытащил из одного ящичка небольшой кожаный мешочек, – здесь, – он потряс им, – сонный порошок. Подсыпь в воду и пои ее.
– А если она спросит о графе Буа?
Вернер усмехнулся:
– Скажешь ей, что погиб, защищая своего короля.
– Так он пока жив. – не сдавался Руссинген.
– Именно пока!
Он взял прусса за локоть и подвел к окну:
– Смотри.
Руссинген глянул и отпрянул от окна. Там сооружали несколько висилиц. Чтобы как-то сгладить свой испуг, он спросил:
– Сколько дней пути ожидает нас?
– Я… думаю, недели две, – ответил тот.
– Граф, я все понял. Пошел готовиться, кое-что надо закупить. Но какие причины отъезда я должен сказать ей.
– Скажи… что вы едете… в Буа.
Выйдя от Вернера, Руссинген задумался. И тут у него впервые защемило сердце. «Брат, родной брат, который чуть не отдал свою жизнь за мое спасение, завтра будет болтаться на висилице? Нет! Нет! Нельзя этого допустить! Но почему он так решил с ними расправиться?» И тут вспомнил, как урус засадил себе под ноготь иглу. «Ага, Вернер понял, что они ему ничего не скажут. Значит, для них сегодня последний день. Не скажут – завтра повесят. Но, даже если урус скажет, все равно их повесят», – к такой невеселой мысли пришел прусс, и его ноги сами понесли к двери уруса.
Когда Руссинген открыл дверь и вошел, Роман вскочил, готовый к бою.
– А, это ты! – опускаясь вновь на ложе, проговорил парень. – Говори, с чем пришел?
И тот обо всем поведал ему. Урус задумался.
– Знаешь что, Руссинген, – и он положил руку ему на колено, – ты готовь. Готовь карету, несколько оседланных лошадей. В карету спрячь оружие. Все это должно быть готово до утра. Как приготовишь, сразу ко мне.
– Пойдем освобождать пленников?
– Да, пойдем освобождать… – ответил Роман, поднимаясь.
Днем к Вернеру, по его приказу, привели трех пленников. У всех связаны руки и за каждым вооруженный рыцарь. Вернер указал им на стулья, сам прошел и сел за стол.
– Я не буду скрывать, – начал он, а поглядев на Кабылье, усмехнулся, – да вы понимаете, что мне нужна чаша. Я хорошо знаю, что вам удалось ее найти. Если вы мне ее отдадите, я дарую вам жизнь. Если нет… подведите их к окну, – приказал он рыц