– Ладно, быть по-твоему. Пусть живут. Только как ты хочешь это сделать? У нас, например, если мы хотим с кем-то из врагов иметь дело, тот пишет расписку, что будет служить нам. Ну, вроде дает слово извещать нас об опасности или выполнять наши поручения.
Пожарэн подумал и сказал:
– А это умно вы придумали. Если захочет, не отвертится.
– Говори с ними. – Он опять ударил его по коленке и поднялся.
– Роберт, не торопись. Мне нужен только Вернер.
– Тогда другого я повешу.
– Нет. Нельзя. Чтобы Вернеру верили, я думаю, им надо как бы бежать от нас. Понял?
– Понял, – согласился Роберт, – тот будет подтверждать. Ладно, твоя взяла. Делай.
Все эти дни ни Вернера, ни Вольфа никто не тревожил. И вдруг потребовался Вольф. С ним был короткий разговор. Пожарэн объявил, что за хищение капитана он будет повешен. Тот вдруг упал на колени и обхватил ноги Пожарэна.
– Я выполнял приказ… – лепетал он, – прости меня.
Пожарэн разнял его руки и велел увести. Вернувшись в темницу, он слезным голосом объявил Конраду, что их ждет висилица.
Вскоре вызвали и Конрада. Когда он вошел, то видок у него был такой, как будто его уже вели на виселицу.
– Жить-то хочешь? – с этого вопроса начал разговор Пожарэн.
Вернер даже не поверил. Он ждал кучу обвинений, а тут раз… уж не подвох ли какой.
– А кто не хочет, – буркнул он.
– А тот, кто начинает глупить, думая, что этим он кому-то что-то докажет и не согласится с предложением.
Вернер начал приходить в себя. Похоже, все же ему хотят сохранить жизнь.
– Что я должен сделать?
– Ты. Выполнять наши поручения.
Вернер почему-то долго смотрел на Пожарэна, точно хотел выведать у него тайну.
– Я… не могу быть… предателем, – наконец промямлил он.
– Тогда виси честным человеком. Эй! – крикнул Пожарэн, глядя на дверь.
– Подожди, князь, – торопливо сказал Вернер.
Но дверь уже открылась. Пожарэн махнул рукой, мол, потом позову. В то же время у него мелькнула мысль: «Откуда он узнал, что я князь?», но расспрашивать не стал.
– Я слушаю тебя, – и в упор поглядел на Вернера.
– Что я должен сделать? – густо покраснев, понимая, какой в жизни шаг он совершает, спросил он.
– Написать, что ты будешь соучаствовать в наших делах.
– Это как?
– А вот так. Литовцы захотели напасть на нас. Начнут стягивать на восток войска. А мы, узнав об этом, дадим тебе знать. Вы нападете на них. Они же этого не ожидают. Будет богатая у вас добыча. Или, узнав, что литовцы готовятся напасть на нас, а мы не знаем, заблаговременно предупредишь нас. Мы за это еще тебе заплатим.
Тот подумал и спросил:
– А если наш магистр захочет на вас напасть, тоже сообщать?
От этих слов у Пожарэна раскрылись широко глаза:
– Вы? Аль забыли слова: кто с мечом к нам придет… Нет. Вы уже, думаю, не очень-то захотите. А если вдруг захотите, ты отговоришь, не получится, нас предупредишь. Напомнишь им былое. Ты только спасешь своих. Понял?
– Вы… будите платить? – спросил Вернер.
– Будем. И хорошо будем. Не бойсь. Но об этом никто век не узнает.
Вернер еще какое-то время о чем-то подумал, потом сказал:
– Давай бумагу, – сел за стол и написал.
Пожарэн через плечо посмотрел и подсказал:
– Подпиши, кто ты есть.
Тот послушно подписал. Пожарэн забрал ее, сложил и спрятал в карман.
– Как я отсюда выберусь?
– Не ты, а вы.
– Не понял.
– Возьмешь своего Вольфа, он будет свидетельствовать. А сделаем мы так…
Назавтра их обеих вызвали к Пожарэну. Он объявил им, что капитан приговорил их к повешенью… Слышите....
За окном раздавался стук топоров. Пожарэн открыл окно… В этот момент Вернер ринулся на него. Схватив подсвечник, он ударил Пожарэна по голове. Тот упал.
– За мной! – крикнул он Вольфу и спрыгнул в окно.
За ним последовал и Вольф. Во дворе конюх держал почему-то двух оседланных лошадей. Они подскочили к нему, отбросили его в сторону и прыгнули в седла. В замке никто опасностей не ожидал, ворота были открыты. Погоня долго собиралась и результата не дала.
Глава 16
Регент Франции Карл принимал графа де Сен-Поля, главу делегации на переговорах с англичанами по поводу выкупа короля Иоанна Доброго, плененного ими при Пуатье. Как бы в насмешку, они назначили переговоры в этом городе.
Слушая графа, Карл нервно покусывал губы. И было отчего.Те заломили за короля невиданную цену. Помимо нескольких миллионов ливров, они требовали отдать им практически весь юг Франции. Карл был любящим сыном. Но еще сильнее он любил… Францию и согласиться на такое он не мог.
Выслушав графа, он, задумчиво глядя куда-то вдаль, машинальным взмахом руки отпустил графа. Тот, пятясь задом и беспрерывно клянясь, дойдя до двери, неслышно выскользнул в коридор. Там он тяжело, но радостно вздохнул, огромной тряпицей вытер вспотевшее лицо и, раскланиваясь по сторонам, направился к выходу из дворца.
Регент больше никого не принимал, а расхаживал по кабинету, топча своими маленькими ножками толстый ковер. «Что делать? Что делать?» – шептали его губы. И вдруг он остановился как вкопанный. На цыпочках, словно боясь кого-то спугнуть, подошел к столу, осторожно взял колоколец и в раздумье, держа его в руке, застыл на месте. Потом как-то неуверенно тряхнул им. Потом неожиданно так заколотил, что слуга ворвался в кабинет, думая, что что-то случилось с регентом. Но тот, опираясь одной рукой на стол, стоял в ожидании вызванного слуги. Увидев стоящего Карла, слуга застыл в почтении.
– Слушаю, Ваше Величество!
– Скажи, капитан вернулся или нет?
– Нет, Ваше Величество. Если бы вернулся, то непременно в первую очередь он был бы у вас.
– Тогда пошли за ним, пусть немедленно скачет в Париж.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Регент долго думал. Денег таких не было в пустой казне. Да и столько земли отдавать… да еще какой. Нет! Это немыслимо. А что, если… ведь получилось у него так ловко с мятежным графом. Пусть попробует, может, и это ему удастся.
А в замке Буа, посмеявшись над шишкой Пожарэна, которую он заработал, так и не сумев задержать преступных беглецов, стали собираться в дальнюю дорогу. На этот раз Роберт решил больше с семьей не расставаться и забрать ее с собой. Какая радость воцарилась в семействе, когда он объявил им об этом. Никто, правда, ничего не говорил Роману, но все думали, как тот поступит: останется с Бланкой, любовь между ними невозможно было скрыть, или уедет на родину. Роберт все же по этому поводу решил переговорить с Пожарэном. Если он останется, то, имея титул графа, может обвенчаться с Бланкой, и она из герцогини станет графиней. Поместье у них неплохое. Будут жить в счастье и добре. Пожарэн подумал, подумал и выдал:
– Прости, Роберт. Сердцу не прикажешь. Но… боюсь, у Романа, хотя видно, как он сильно полюбил Бланку, русская душа, а за свою землицу какой русский и жизни не пожалеет.
– Даа, – протянул Роберт, – пусть сами решают.
– Скажи, Роберт, – Пожарэн прищурил один глаз, – а если, наоборот, он позовет ее с собой. На Руси она будет боярыней. Удел у него не хуже твойво. Да старики у ейво там живут. Он их не бросит. Так что, пусть-ка она с нами собирается. Мы ее в обиду не дадим. Да и Роман кого хошь успокоит.
Роберт почесал голову.
– А… – махнул он рукой, – пущай сами решают, – и добавил: – Че-то граф Кобылье долго не возвращается.
– Думаешь, что-то случилось? – быстро спросил Пожарэн.
Роберт пожал плечами:
– Подождем пару дней, не будет – поедем на помощь.
На помощь ехать не пришлось. Он появился на другой день. Все сразу обратили внимание на его весьма печальный вид.
– Что случилось? – С этим вопросом все бросились к нему, едва тот спрыгнул с коня.
– А… – горестно махнул он рукой, – похоронил брата.
Дав ему с дороги передохнуть, все собрались в зале, чтобы послушать об этом трагическом происшествии.
– Приехав на место, – начал он рассказывать, – я нашел Руссингена в темнице, куда он был брошен по приказу Вернера, который обвинил его в измене. Я должен сказать, что если бы он не задержал тевтонцев у ворот, те бы перестреляли нас из своих арболетов. Разъяренные, что он помешал им это сделать, они накинулись на него, как звери. Кто-то даже всадил ему в бок нож. И вот истекающего кровью брата бросили в темницу и никто к нему столько дней не подходил. Когда я появился там, он попытался подняться, но силы оставили его. Когда пришел в себя, я увидел его, каким он был счастливым и только повторял: «Брат, мы опять вместе». Сколько я не боролся за его жизнь, мотаясь по округу в поисках лекарей, но и те не могли ничего сделать. Помощь пришла слишком поздно. Он умер на моих руках. Я… я требую немедленного суда над Вернером, убийцей моего брата.
Присутствующие переглянулись.
– Что? Что? – заволновался Кобылье.
К нему подошел Пожарэн. Положив на его плечо руку, заговорил:
– Мы все разделяем твое горе. Нет ничего печальнее и страшней, как потерять близкого тебе человека. Прими, дорогой Андрей, от всех нас слова глубокого сочувствия, мы разделяем с тобой твое горе.
– Благодарен вам всем, мои други, – ответил он.
– Но я должен сказать тебе, мой друг, что никакого суда над Вернером не будет.
– Почему? – вскочил Кобылье.
– Потому, – ответил Пожарэн, рукой усаживая его, – что ему удалось бежать!
– Ах, мерзавец. Но я найду его. Он мне за все ответит.
Все не знали, что делать: сказать правду и пока оставить так это дело. Пожарэн оглядел всех присутствующих. Их лица выражали скорбь и какую-то благостную неуверенность.
– Я думаю, друзья мои, что Андрей Кобыла настоящий русский мужик, который не боится правды.
Кобылье поднял голову и как-то тревожно стал смотреть на Пожарэна.
– Да, правда. Дело в том, Андрей, что мы… я решил его отпустить.
– Отпустить?! – опять вскочил тот.
– Сядь и послушай…