Чтобы окончательно помириться со своим тезкой, Дмитрий суздальский приглашает его к себе на обед. Там московский князь увидел младшую дочь Дмитрия Константиновича Евдокию. Они взглянули друг на друга, и их чистые, нетронутые страстью сердца воспылали нежными чувствами. Евдокия относилась к тому типу русских женщин, которые помимо притягивающей женственности, обладают приятным, если не сказать, красивым лицом: большие серо-голубые глаза под бровями дугой, почти прямым, слегка вздернутым носиком, алыми, четко очерченными губами. От нее веяло добротой, заботливостью. И главное – преданной верой.
Хорош был и он. Темные, вьющиеся волосы, прямой нос, мужественное выражение лица. Из-под его широкого чела смотрели внимательные, добрые и ласковые глаза.
Вскоре, когда в Москве бояре, во главе с Александрой, поставили вопрос перед князем о его женитьбе, причем предлагая в жены одну из дочерей Олгерда, а для этого тайно провели с ним переговоры, и тот с радостью дал согласие, молодой князь послушался не умных советов, а прислушался к зову своего сердца и назвал для себя невесту: младшую дочь Дмитрия Константиновича. Теперь еще и князя Новгорода Нижнего. Что ж, выбор князя был одобрен. Этот союз шел на укрепление роли Московии. Новгород Нижний рос на глазах, вызывая у многих зависть.
Будущий тесть, чтобы как-то компенсировать те унижения, которые ему пришлось терпеть за свое великое княжение, назвал Коломну городом, где предложил сыграть свадьбу. В Москве подумали и согласились. Была ничья. Но одна беда чуть было не расстроила свадьбу. В этом году лето было засушливым. Все, кто мог, оставили города, селясь на природе поближе к воде и лесу. За город со всем семейством уехал и великий князь. К нему из Серпухова приехал тоже с семьей его двоюродный брат Владимир Андреевич. У них была тесная дружба.
Молодой князь еще не расстался с юностью и пригласил погостить своих друзей Василия Пожарского и Федора Кобылу-Кошку. В этот день они с утра по прохладной непуганой воде пошли побродить с бреднем, любимым занятием великого князя. Рыбалка удалась. Когда они, довольные, возвращались в княжеский дом, начал подниматься ветер. Обед с ухой намечалось провести на открытом воздухе. Там уже стояли столы, на них расставлялись кушанья. Но сила ветра росла с невероятной скоростью. Со стола поползла посуда. Пришлось перебираться домой.
В Москве, в церкви Всех Святых закончилась служба. Поднявшийся ветер заставил народ бегом разбегаться под свои крыши. Невдалеке от церкви строился дом для священника. В ящик был собран строительный мусор, и он от чего-то загорелся. Кто видел, что ударила молния, кто говорил потом, что искра вылетела из трубы соседнего дома, но… мусор вспыхнул, а ветер стал разносить огонь. Вмиг загорелись рядом стоящие дома. И… пошло. Выгорел кремль вместе с кремлевской стеной, посад и заречье.
Весть дошла до Дмитрия, когда пожар уже утихал. А успокоил его… дождь, начавшийся вслед за промчавшимся ветром. Ворвавшись в кремль, Дмитрий его не узнал. Вся территория была черна. Почему-то было много народа. Кто дотушивал местами появляющийся огонь, бабы ревели, мужики стояли, склонив головы. Он осадил коня и пошел прямо, глядя по сторонам. За ним шли Владимир Андреевич, появившийся здесь князь Пожарский, бояре: Кобыла, Василий Виниаминов, Владимир Акинфович, друзья князя: Василий и Федор.
Остановившись посреди ада, Дмитрий с сарказмом произнес:
– Как собираюсь уху есть, так что-нибудь случится, – потом, повернувшись к Владимиру сказал: – Смотри, каменные церкви стоят.
– А ты смотри: и крепостные стены погорели! – показывая на них, сказал серпуховский князь.
– Ты че, хочешь сказать, что и стены надо делать камены?
– А че! – ответил Владимир. – Думаю, надо!
– Надо! – поддержал Пожарский и Кобыла.
Виниаминов промолчал, опустив голову.
– Дим! – воскликнул Василий Пожарский.
Но оказавшийся рядом Владимир Акинфович назидательно произнес:
– Здесь нет «Дим», есть великий князь Дмитрий Иоаннович, княжич.
В нем давно кипела зависть к преуспевающим Пожарским. И, желая раздуть этот промах молодого Пожарского, добавил:
– Привыкли вы, Пожарские, не очень-то уважать других.
Андрей Пожарский встрепенулся.
– Кого это мы не уважаем? – глядя на Акинфовича довольно грозным взглядом, произнес он.
– Да… – начал было что-то говорить Акинфович.
Но его одернул Дмитрий:
– Не надо, боярин. Князь прав.
Тот замолчал, не очень любезно посмотрев на Пожарского.
Вокруг уже собралась толпа. Послышались голоса:
– Князь, че же нам делать?
В голове Дмитрия всплыли слова монаха: «Всем помогал».
– Помощь будет! – сказал он твердо и, повернувшись к Нестерко, успевшего присоединиться к ним, приказал: – Созови, кого можешь, бояр и купцов.
Услышав эти слова, люди успокоились, поняв, что он с них потребует денег.
Глава 21
Золотая Орда расползалась, как сгнившая кожа. Начало положил Мюрид, отошедший от Абдулы. По военным силам они были равны, поэтому скрипели зубами, но терпели друг друга. Хитрый же Мамай выжидал, выбирая время, чтобы покончить с обеими. Но пока этого не случилось, деление Орды уже нельзя было остановить. Мурза Тагай тихой сапой увел своих людей и основал ханство в Мордовии. Другой ордынский князь Булат Темир утвердился в стране камских болгар. В самом Сарай-Берке тоже прошла перемена. На охоте один из воинов Мюрида выпустил стрелу ему в спину. В результате этого убийства на его место встал хан Азис.
Этим новоханским образованиям надо было жить. Кроме захвата и грабежа, других путей обогащения они не знали. Булат Темир двинулся на суздальское княжество, зная, что по отношению других, московского, тверского, оно гораздо слабее. Тогда Дмитрий Константинович, попросив помощь у Дмитрия, и совместно с братом Борисом на реке Пьяне встретили Булата и разбили его наголову. Тот бежал в Орду к Азису. Хан, испугавшись, что беглец мог позариться на его место, приказал его убить. Тем временем в Болгарском ханстве к власти пришел племянник Булата Гасан. Он стал собирать войско, чтобы отомстить Азису. Для своего усиления он тайно провел переговоры с Мамаем, чтобы заручиться его помощью.
Хан Азис, узнав об этом, заметался, не зная, что ему делать. С двумя противниками он понимал, ему не совладать. И тогда ему, первому из татар, пришла мысль просить суздальского князя помочь ему. Дмитрий суздальский, вместе с братом Борисом, вдвоем не решались оказать тому помощь, не заручившись поддержкой своего будущего зятя. И они ее получили. Даже больше. По их просьбе он тайно направил к ним князя Пожарского. Гасан, так и не дождавшись помощи от Мамая, выступил против них. По совету Пожарского, они разделили войско на три части. И, взяв Гасана в тиски, вынудили сражаться. Гасан был разбит и бежал. Азис, преследуя его, догнал и уничтожил.
Русь должна радоваться. Наступило такое время, когда татары начали просить у нее помощи. Но время полного торжества еще не настало. Эти три ярлыка на великое княжение поставили вопрос, кто же все-таки должен быть единоличным владетелем ярлыка. Этот вопрос взялся решить митрополит Алексий. Для этого он выехал в Орду. Огромным терпением, мягкостью и личным влиянием ему удалось достигнуть цели. Московия опять торжествовала.
Но на востоке события заставляли приковывать к себе внимание. Новая звезда востока в лице Тамерлана начала посматривать на запад. Хитрый и умный правитель, видя, как дробится некогда могучее государство, решил этим воспользоваться. Но делать это он захотел руками самих татар.
Далекому потомку Чингисхана Тохтамышу не находилось места в родной Орде. И Тамерлан помог ему стать кипчатским ханом. Дальновидный Тамерлан сделал это вовремя. Ловкий, хитрый и умный темник Мамай стал ханом, и это не могло не встревожить самаркандского владыку. По совету Тамерлана и обещав свою помощь, он велел Тохтамышу объявить, что Мамай не имеет права на ханский трон, так как не является потомком рода Чингизова. В Орде завязывался новый узел противостояния.
Неспокойно было и вокруг Московии. Все началось с Твери. Отказ своего удела князем Семеном Константиновичем помимо брата Еремея и дяди Василия двоюродному брату Михаилу Александровичу заставил Еремея и Василия обратиться к владыке Василию. Епископ, не посоветовавшись с митрополитом, сам этот вопрос решать не хотел. И Алексий решил узнать мнение молодого великого князя. У того душа была переполнена делами по дальнейшему возвеличиванию Московии, заботе о нуждах простых смертных. И, не желая соседям ничего плохого, он с юношеской наивностью, узнав, что из всех троих князей Михаил Александрович самый деятельный, меря его по себе, высказался за него.
Мудрый Алексий не сразу ответил великому князю. В его душе шла борьба. Он понимал хорошо молодого князя, который хотел, чтобы у всех было хорошо, но иметь под боком храброго, делового князя было опасно: могло кончиться, как бывало раньше, и… войной. Сказать об этом великому князю? «Конечно, – думал митрополит, – он со мной согласится, но в душе у него останется неудовлетворенность. Ему долго править. Он должен “набить себе шишек”, чтобы стать действительно великим и мудрым князем». И… поддержал его. В Твери, где проходил суд, епископ, узнав мнение митрополита, предпочел Михаила Александровича, решив дело в его пользу.
А пока что Дмитрий собрал у себя князей, бояр, мастеровых людей и даже смердов. Случилось так, что ветер, раздувший огромный пожар, вдруг, когда огонь стал подбираться к княжеским хоромам, переменил свое направление, и поэтому они почти не пострадали. Дивился на это народ, говоря о хорошем предзнаменовании.
На этом сборе Дмитрий объявил о том, что хотел бы получить от них помощь, дабы передать ее погорельцам. И еще: он сказал, что решил вместо деревянных стен кремля делать их каменными. Вот тут собрание загудело. И гул этот был не осуждающим, он приветствовал такое решение.
Первым поднялся Кобыла. Он подошел к княжескому столу и положил кисет с деньгой, сказав: