– Проходите! – пригласил он.
Но все опять дружно, на этот раз, отказались. Но заглянуть глазком в келью гостям захотелось. Она ничем не отличалась от Романовой кельи. Единственным отличием были книги, множество книг, стоящих в углу. Они попрощались, поцеловав его узкую с длинными, как у женщины, пальцами руку. А он, благословив их, еще долго смотрел им вслед, пока они не скрылись.
По дороге Пересвет, понимая, что друзьям хочется поговорить наедине, пожелав им удачи, свернул к себе. Когда они зашли к Роману, Пожарский воскликнул:
– Какой чудесный человек, этот преподобный! Да, святостью своей не зря он покоряет мир. Я не знаю другого такого священника, чтобы тот мог сравниться с ним своей непорочностью, духовной чистотой и таким глубочайшим почитанием истинной веры.
– Да, особый человек, – поддержал его Кобыла.
– Мы рады, Роман, что ты здесь, в этом раю. Бог наградил тебя за все твои мучения, – проговорил Пожарский.
Выговорившись по поводу встречи с преподобным, они стали вспоминать время своего знакомства друг с другом, те события, которые тогда проходили. Так незаметно они дошли и до Франции.
– Даа, – загадочно протянул Пожарский, – интересно, как там Роберт, наш генерал. Служит иль уехал к себе в Буа.
– К своей ненаглядной Изабелле, – добавил Кобыла.
– А у него ведь прекрасная сестра, – сказал Пожарский, – как ее… а… вспомнил, Бланка.
И вдруг с Романом что-то случилось. Он вскочил, сел, низко опустив голову.
– Не надо… – тихо произнес он.
Кобыла и Пожарский понятливо переглянулись.
А что во Франции. Роберт продолжал служить. Он стоял почти рядом, когда Карла, после смерти отца, провогласили королем. Но еще одно важное событие произошло в роду Буа. Бланка… родила. Мальчика, крепкого такого бутуза.
Роберт пустил шутку, которая быстро разлетелась по Парижу. «Герцог так хотел иметь наследника, что, стараясь, отдал последние силы. Старания его были ненапрасны! Мужественный человек».
Долгое время Бланка жила жизнью, словно кого-то ожидала. Но шли дни, месяца, годы… Ее неувядаемая красота сделала свое дело. В нее по уши влюбился молодой граф Пьер де Куси. Говорят, его мать чуть не сошла с ума, братья отказались от него. Но, назло всем, брак их был счастлив. А умная, с добрым сердцем Бланка, сумела со временем их всех покорить. Когда не стало их матери, она заняла ее место. А ее первенец Роман де Клемен остался с титулом герцога. Когда он дорос, чтобы служить, его дядя взял племянника в ряды своих мушкетеров. Он не был повесой, но женщины по нем сходили с ума. Он не был драчуном, но был лучшим фехтовальщиком. В дни войны он первым шел в атаку, последним уходил с поля боя. Судьба его берегла, и он вскоре стал капитаном мушкетеров. Говорят, на него положила глаз сама молоденькая графиня де Валуа. Но это только говорят. А не говорят, что все де Куси искали у него защиты.
Глава 25
На великокняжеском дворе целый переполох. Пришло письмо от константинопольского патриарха. Дмитрий Иоаннович в светлице вместе с дьяком и окольничим читают письмо. В нем патриарх извещал, что смоленский князь Святослав жаловался на то, что митрополит Алексий предал его проклятию, а он считает себя ни в чем не виновным. Патриарх же считает, что митрополит поступил правильно, ибо Святослав помогал Олгерду против Москвы. Была жалоба и от тверского князя Михаила на то, что митрополит благоволит Москве, а Тверь постоянно порицает. Патриарх же считает, что неприлично князю судиться с митрополитом пред послом патриаршим. Прочитав эти строки, Дмитрий, беря бумагу из рук дьякона, положив ее перед собой, бьет рукой по этому месту надписи и радостно восклицает:
– Каково! Во, молодец-то какой наш митрополит. Смотри, как патриарх пишет! Недаром мой покойный дядька Симеон говорил: «Братья, не слушайте лихих людей, слушайте Алексия!» Во! – Он опять ладонью стучит по письму.
– Надо дочитать, – говорит дьяк.
– На, – подает князь письмо, – читай.
Там говорилось, что все люди смертные и неплохо бы было, чтобы Алексий назначил себе приемника.
Дьяк оторвался от чтения и сказал:
– Так он, по-моему, разговаривал с преподобным Сергием и тот вроде отказал.
– Даа, – проговорил князь, – буду разговаривать с Алексием, пусть еще попробует. Время прошло, человек может изменить свое мнение.
– Дай-ка мне письмо. Пойду к митрополиту. Оказывается, и тот получил письмо от патриарха. В нем он извещал его, что по настоятельной просьбе польского короля Казимира, который пригрозил в противном случае обращать там русских в латинскую веру, счел возможным поставить нам особого митрополита. В его митрополите входят: Холмское, Туровское, Перемышлевское и Владимирское на Волыни княжества.
Прочитав эти строки, митрополит взглянул на князя. Лицо того посуровело:
– Но это не все, – и прочитал дальше.
А в нем говорилось, что для южных русских Константинополь назначил еще митрополита Киприяна. Кончив читать, он вновь взглянул на князя.
– Но это дудки. Ни одно северное княжество его не примет, – твердо сказал Дмитрий и посмотрел на Алексия.
По его лицу было видно, что тот несколько подрастроился. Князь счел нужным его успокоить, сказав:
– Не отчаивайся, владыка, щас всей Руси, разбитой на столько самостоятельных княжеств, весьма трудно. Я думаю, настанет время, мы будем жить воедино, и они вернутся в наше лоно. А я хочу те почитать другое письмо, тоже патриарха.
Митрополит взглянул на князя с каким-то недоверием. Но князь положил его перед ним, и Алексий сразу узнал подлинность руки патриарха. Его вызвался читать князь. Прочитав, он положил его на стол и опять хлопнул по нему ладошкой.
– Вишь, как за тя стоит патриарх. Владика, патриарх хочет знать преемника. Окажи ему эту услугу и мне. Поговори или давай поговорим вместе с преподобным Сергием.
Алексий вздохнул. Отвел взгляд от письма и посмотрел на иконы.
– Ты знаешь, Дмитрий, я не хочу его уговаривать. Он – божий человек и ему в его монастыре место. У мня на примете есть один священник.
– И хто ето? – спросил князь. – Уж не Митяй ли коломенский, этот речистый грамотей, заядлый книжник и знаток старинных писаний. А голос-то у него какой громкий и приятный!
Митрополит рассмеялся.
– Однако, князь, глаз у нас с тобой одинаков. Знаю, что взял за все за это ты его себе в духовники. Ты знаешь, я не против и буду с ним говорить. Но прежде чем это совершить, он должен постричься в монахи.
Князь задумался. Это ему надо отказаться от создания семьи. Пойдет ли он на это?
– Хорошо, – сказал князь, – он постригется в монахи. Дальше что.
– А дальше, – ответил митрополит, – в Спасском монастыре свободно архимадричье место. Вот туда я его и определю.
– Владыка, я должен скоро ехать в Коломну, там я с ним поговорю.
Митрополит не возражал.
Если честно сказать, ни в какую поездку в Коломну князь не собирался. Но иметь митрополитом Сербе Киприана, которого навязывает патриарх, он не хотел и считал, что митрополит должен быть таким, как Алексий. Ему приходилось не раз разговаривать с Митяем, он думал, что тот достойно может продолжить деяния Алексея. И решил дело не откладывать в дальний ящик. На это он получил к тому же благословение митрополита.
Митяй жил при монастыре в старом, почерневшем от времени доме. Когда он услышал лай собаки, то вышел на крылец. Увидя подъезжающего князя, понял, что что-то должно случиться. Он не так давно был в Москве и встречался с князем. Князь, молодой и энергичный, легко, даже изящно, спрыгнул с коня, набросил узду на кол и поприветствовал хозяина. Тот ответил и пригласил его в дом.
Небольшая, чистая комнатка, с окнами во двор, напоминала по убранству монашью келью. Деревянное ложе у стены. В красном углу, над головой, иконы да мерцающая лампадка. Стол у окна с подсвечником да двумя ослонами. При входе в одном углу бочок с черпалом да утиральником. С другой стороны, поставец. В переднем, свободном, углу стопы книг. Одна из них, развернутая, лежала на столе. Князь подошел и открыл первую страницу. То было сочинение Иллариона, первого русского митрополита. Пробежав написанное, там говорилось о вере латинской или варяжской. Митрополит писал, что вера их зла и закон не чист: они икон не целуют, в пост едят мясо. Больше князь читать не стал и захлопнул книгу.
– Все прочитал? – кивнул князь на книги, выдвигая для себя ослон.
Митяй улыбнулся и ответил:
– Там на разных языках написано. Я не все еще изучил.
– Изучишь. Память у тя хорошая. А каки знаешь, – спрашивает князь.
Митяй стал перечислять: латинский, греческий, татарский.
– Татары книг еще не пишут, – вставил князь, – я, по крайней мере, об етом не слыхивал.
– Да я тоже. Но у них есть китайцы, узбеки. Среди них встречаются письменники.
– Умен ты, Митяй! Садись-ка.
Князь выдвинул ему ослон. Тот сел и отчего-то опять улыбнулся.
– Э, браток! – Князь хлопнул его по колену. – Неча те здеся штаны протирать. Поедем в Москву! Тама твои знанья больше прикладутся.
Митяй ухмыльнулся:
– Это ты, великий князь, за мня решил?
Дмитрий понял, что сильно нажимает.
– Да нет, – и поднялся, – тама и книг поболе приобретешь. Купцов в Москве сколь быват. Они и книги привозют. Я к етому.
– Ааа, ну а место-то есть? – Митяй испытующе смотрит на князя.
– Да… думаю, владыка чей-то найдет.
– Князь, не обится, вот найдет владыка Алексий место, сам мне и скажет.
Дмитрий заходил взад и вперед. Потом остановился перед Митяем.
– Ты мой духовник и печатник, ни тебе ли русску церковь возглавить?
С лица Митея сбежала улыбка.
– А как ба ты видел это, князь?
– Видишь, Алексий митрополит уже стар, и ты, я очень хочу, как и бояре, да и люд простой, будешь после него митрополитом Всея Руси.
Лицо Митяя сделалось задумчивым. Потом он заговорил:
– Без монашеского сана вход туды закрыт.
– Знаю я. Долго ли это сделать, – сказал Дмитрий, садясь на свое место.