Дмитрий, похоже, растерялся. И было от чего. Разгром серпуховского князя говорил о многом. «Что делать?» – ломал голову Дмитрий. В один из дней у него объявился Федор Кошка. Услышав на свой стук ответ: «Входи!», он осторожно приоткрыл дверь. Нерешительно замялся на пороге:
– Разрешит ли великий князь Дмитрий Иоаннович Донской пересечь порог? – мягким, просительным голосом произнес Кошка.
– Да входи. Где тя черти носили?!
Кошка вошел. Теперь он мало напоминал того юного паренька, тонкого, гибкого. Он погрузнел. Одно плечо было выше другого.
– Чей-то у тя? – Князь кивнул на плечо.
– Да… куликова отметка! – ответил он, выбирая, где бы ему присесть.
Князь подошел к нему. Они обнялись. Выдвинув кресло, он подставил его Федору:
– Садись.
Сам сел напротив.
– Вот так, – начал Дмитрий, – из всех моих старых друзей, только ты осталси.
– Жаль Василия Пожарского, – проговорил Кошка, – он тя защищал.
– Да? – удивился князь. – Ты знашь, не видел… – признался тот.
– А че там увидишь. Иной раз свой на своего нападает.
– Да, – поддержал его князь, – дорого Кулики нам достались, – печально произнес Дмитрий, – как жаль Михаила! Это я и ему своей жизнью обязан.
– Только настоящие друзья так поступают! – заметил Федор и добавил: – Но не надо, великий князь, убиваться. Ты сделал то, чего до тя да и после… вряд ли кто сделат. Да, хитростью и подлостью Тохтамыш взял Москву. А как бежал из нее! А!
Князь улыбнулся.
– Нет, великий князь, цены те нет.
– Ладноть, расхвалил. Тута ще одна забота сердце грызет.
– Че такое? – спросил Кошка, внимательно глядя на князя.
– Да… етот Олег рязанский. Все успокоиться не могет. Сам блудлив, как кошка, – сказал и виновато заулыбался, – потом продолжил: – Вырвалось, извини. Дважды мня предавал, а клятву верности давал злодей.
– А щас че он?
– Да… силу собират. Послал я было князя Владимира, чтоб успокоил. Так Олег… тово… побил Владимира. Я думаю, не время нам бодаться. Послал ему послов, чеп мир заключить. Он – ни в какую. Силу, говорят, собират. Вроде на нас иттить хочет. Че делать, ума не приложу.
– А ты, великий князь, преподобного попроси. Ему он не откажет.
– Ну. – Князь вскочил и хлопнул Кошку по плечу.
Тот сжался и сморщился.
– Ух ты… прощевай, забылся. Но мысли твои, я скажу, дороги. Вот ты терь и будешь при мне. Такие мне нужны. А к Сергию я сам съезжу. Отблагодарю. Если ф ты бы знал, то славу надоть с ним делить. Да и ты со мной поедешь. Батька-то как?
– Выздоравливает, – ответил Кошка, – а вот дружок батяни, князь Пожарский, сильно прихварывает.
– А что с ним, – поинтересовался князь.
Кошке пришлось рассказать. Когда закончил, глаза у князя были широко раскрыты:
– Значит, Пожарский поднял казаков и те задержали литовцев?
– Да, – ответил Кошка, – там и батяню зацепили, а князь Пожарский, батяня сказывал, он весь удар литовцев принял на ся, щас сильно болет.
– Щас жить еду к нему. Вишь, как жизнь устроена, я бы и не знал, кому еще обязан победе, если ф ты бы не рассказал.
– Да, мы многого не знаем… так жизнь устроена, – повторил он, улыбаясь, слова князя и продолжил: – А Пожарский не в Москве. Он в своих Пожарах.
– Ах, жаль, – искренне сказал князь.
Великий князь вновь появился в Троицком без предупреждения. И опять застал игумена за работай. На этот раз он нашел его в валяльне, где тот делал катанки.
– Князь! – воскликнул Сергий, увидев сквозь пар вошедшего Дмитрия, держа в руке зубчатую доску. – Щас я, погоди, а то простынет, не укатаешь.
Вскоре он, вытирая рукавом потный лоб, подошел к князю, и они, как старые друзья, расцеловались.
– Все те, игумен, не неймется. Да скажи ты мне, я те столь накатаю.
– Нее, князь, дело не в том, чтобы нам помощь у кого-то просить. Мы не просим. Что дадут, тому и рады. А ждать, когда кто-то догадается… а зима-то еще лютует. Так извиняй, что принимаю не по чину. А он у тя щас ой как высок. Я рад за тя. Да, сумел одолеть супостата.
– А ты знаешь, владыка, в етом помог ты. Вернее… – князь заулыбался, – все ж у ней язык есть, она те верно сказала.
И оба счастливо засмеялись.
Выйдя на свет, преподобный глянул на князя и… остановился.
– Ты че, владыка? – спросил князь.
– Да… ниче. Дорога она те досталась.
Князь промолчал. Они пришли в ту же келью, в которой до этого он был. Здесь ничего не изменилось, и князю показалось, что он отсюда и не уходил. Они сели. Разговор начал князь:
– Ты знаешь, преподобный наш Сергий, как пришло твое сообщение, в моей груди появилась такая уверенность, такое желание сразиться, что я сам себе диву давался. А то стоял я перед рекой, думал – переходить, аль нет. Впереди грознее черной тучи сила вражья. А вот как прочел твое послание, понял его, сразу отпали все сомнения. Поклон те мой. – Князь встал и опустился перед ним на колени.
– Ты че, князь, – вскочил игумен, – мы вместе за Русь болеем. И кому перед кем на коленях стоять, трудно сказать. Все ж, – он поднял князя, – и мой поклон те от всего нашего христианского народа. – Игумен опустился на колени, и лоб его коснулся пола. Поднявшись, проговорил: – А все мы обязаны Богу. Он, Всевышний, принял тако решение. Пойдем-ка помолимся, отблагодарим за помощь.
Вернувшись из церкви, они продолжили разговор.
– Не знаю, как и сказать, – заговорил князь.
– А ты скажи, как есть.
– Как есть? – повторил князь.
Игумен кивнул.
– Хорошо. Хочу просить тя об одной помощи.
И он рассказал о своих взаимоотношениях с рязанским князем Олегом. Игумен слушал его внимательно. Когда князь закончил говорить, он сказал:
– Какой все же мы народ. Нам бы радоваться, Бога хвалить, а мы – за мечи беремся, – тоскливым голосом произнес Сергий.
Он еще раз каким-то пристальным взглядом посмотрел на князя. Его, видать, сильно тронули те изменения в облике князя, которые он увидел после Куликова поля. И невольно у него мелькнуло в голове: «Князь отдал ради победы самого себя».
– Хорошо, великий князь, – несколько казенным голосом, что трудно было ожидать от преподобного, ответил он, – я поеду.
Когда Олегу резанскому доложили, что к нему едет преподобный Сергий, он сказал себе: «Да пусть хоть сам…!» – дальше говорить не стал. Но было понятно, что князь настолько зол на Дмитрия, что никакие посланцы не уговорят его отступить от своих намерений.
Олег сидел в светлице, одетый по-дорожному, в ожидании сообщения с заставы о приближении преподобного, чтобы выехать и встретить его. Раздался неуверенный робкий стук в дверь. Несколько нервно Олег поднялся и, подойдя к двери, рывком открыл ее. И… обомлел. Перед ним, в смиренной позе, стоял святой Сергий.
– Святой отец?! – вырвалось у князя с каким-то неверием и удивлением.
– Я, сын мой, – тихо ответил он.
– Но я хотел тебя встретить.
Сергий тихо вздохнул и, подняв по-детски наивные глаза, опять тихо сказал:
– Кто хотит встретить, тот встретит.
– Да нет, вот видишь, – и потряс подолом кафтана, – оделся в дорогу. Ну я… – Он ударил кулаком по косяку. Видать, пригрозил тем, кто ему не сообщил.
– Зачем тя отрывать от дел, – сказал преподобный и добавил: – Пошто пройти не приглашаешь?
– А, с почтением, – и поклонился, – прошу пройти. Подрастерялся я малость. Вы ж, преподобный, у мня впервые, – подумав, продолжил: – Чую, приехали за Дмитрия просить.
Преподобный поднял на него глаза, в них было удивление.
– Князь, позволь заметить, ты слышал когда-нибудь, чтобы священник просил. Он может с кем-то поделиться своими трудностями, а последнему решать. Но, чтобы просить… Нет, я не за этим приехал. Я хочу позаботиться о душе твоей, дабы не попала она в ад, о котором Иов говорил: «Там и мрачно, и вечная тьма, жизни человеческой там не видно, ибо света там нет». Вот где находятся души грешников и нечестивых.
Олег очень внимательно слушал Сергия. А тот продолжал тихим, проникновенным голосом:
– Трудно для постижения, трудно для уразумения понять, что ты собираешься делать. Ты же гордостью наполнился и забыл о любви к своим единородным. Я же призываю тя забыть о гордыне, отбросить страсть и укрепиться верою и любовью к ближнему. Хочу напомнить те одну из заповедей: «Не пожелай жены ближнего твоего, не пожелай дому ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего», – сказав эти слова, преподобный облизал языком губы и поправил крест на груди, как бы напоминая этим движением несказанные слова, что все под Богом ходим.
Олег почесал голову и, улыбнувшись, несколько просительным тоном проговорил:
– Не я, святой отец, начинал нарушать эту заповедь. Кто послал Владимира в мои земли?
Теперь улыбнулся Сергий:
– А чем дело закончилось, коль несправедливо оно началось. Как наказал Господь Бог виновника?
Усмехнулся довольный Олег:
– Убег он постыдно, подхватив порты. Ха, ха!
– Вот видишь, как распорядился Господь наш Бог, как покарал того, кто поднимает руку на соплеменника. А что говорит наш Господь: «Не убивай». А мы че делаем. Режемся, греша, меж собой, силу свою подрываем. Вот и приходят к нам враги, пытаясь веру нашу порушить. Глумятся над нами, рабами делают. Ни вам ли сказать: «Владычица-дева, госпожа Богородица, твоим жребием управляю я княжеством по твоему завету, вручив мне власть над своим достоянием, править княжеством. Обязуюсь я жить в мире и братстве со своими соседями, любить и заботиться о своем народе. Но уж, если кто придет ко мне с мечом, не дай, госпожа, попрать врагом твое достояние. Устремись, владычица, на врагов, приди скорее на помощь к нам, даруй мужество моему воинству, сокруши врагов своих и покори их под ноги тех, кто верует в тебя…»
Слушает Олег, как зачарованный, тихую, кроткую речь Сергия.
Они еще долго беседовали. И князь, покоренный обоянием и смирением преподобного, менялся на глазах. Когда они расставались, Олега трудно было узнать. Вид его был стыдлив и в то же время, можно было понять, как умилилась душа его. Заключать мир с Дмитрием Олег выехал не один, взяв с собой старшего сына Федора. Дмитрий по чину встретил своего недавнего обидчика. Тут же был и Владимир. Но… забыв о прошлом, под влиянием обожаемого преподобного, встретились они, как друзья.