Тогда при чем же тут бредовые мысли? Ответ не находился. Придется ему объясняться.
Еще четыре пункта показались мне слишком серьезными и сложными, чтобы опровергать их сразу. Я безумно устала, изнемогла от стресса и эмоций. Мы с Уайаттом на грани разрыва, и я не знаю, что мне делать.
Уже засыпая, я вдруг вспомнила, что он ни слова не сказал о моей новой стрижке. Эта последняя капля добила меня, и я расплакалась.
Сон был недолгим и тревожным. Подсознание не подсказало ни единого решения и ответа.
Но здравый смысл убеждал, что времени у меня по-прежнему в обрез. Свадьбу не отменит никто, кроме нас с Уайаттом. Значит, надо браться за дело. По сравнению со вчерашним днем мне явно недоставало энтузиазма, вернее, его уровень стремился к нулю, но я не позволила себе опустить руки.
Наутро первым делом я отправилась в компанию Джаза «Системы отопления и кондиционирования Арледж». Джаз больше не занимается установкой систем, на это у него есть подчиненные, но выезжает к новым заказчикам и прикидывает, сколько агрегатов понадобится, какой мощности, где их лучше разместить, каким будет максимально эффективное расположение отводов, и так далее.
У Люка мне удалось выведать, что сегодня Джаз будет не в разъездах, а у себя в офисе.
Офис находился в невысоком кирпичном здании в промышленном районе, которому не помешало бы благоустройство – всему району, а не только зданию. Раньше я никогда не бывала здесь, поэтому при виде здания брак Джаза предстал мне в совершенно новом свете. Никаких украшений и отделки, ни единого кустика возле потрескавшейся бетонной дорожки, ведущей от засыпанной гравием стоянки к двери. На окнах жалюзи, но, как видно, в силу необходимости: окна обращены на запад, сотрудникам офиса каждый вечер в глаза било бы солнце. Впрочем, эти жалюзи с виду напоминали шоры.
В приемной стояло два серых железных стола. За первым восседал броненосец в человеческом облике. Типаж всем известный: гигантская пегая хала на макушке, очки на цепочке, грудь как нос корабля, первой вплывающая в любую комнату. Хозяйка второго стола выглядела помоложе первой, но ненамного – если первой было лет пятьдесят пять, то второй за сорок. Когда я вошла, они увлеченно сплетничали, но умолкли, едва заметив меня.
– Чем могу помочь? – спросила с улыбкой тетка-броненосец. Ее сплошь унизанные кольцами пальцы с пожарным маникюром шевелились, перебирая бумаги.
– А Джаз у себя? – спросила я.
Обе дамы моментально обратились в камень, улыбки заледенели, взгляды стали враждебными. Я с запозданием поняла, что следовало назвать Джаза «мистер Арледж», чтобы не производить превратного впечатления. Неприятная ситуация, ведь я всегда считала его дядей. Чего доброго, его подчиненные решат, что он обзавелся подружкой, которая годится ему в дочки!
Я попыталась растопить лед.
– Я Блэр.
Никакой реакции. Точнее, враждебности во взглядах прибавилось.
– Блэр Мэллори, – пояснила я. Нулевой эффект.
Так, мы на Юге или где? С каких это пор подчиненные не узнают имя дочери лучшей подруги жены своего работодателя? Ну и времена!
Не дождавшись потепления, я растолковала:
– Я дочь Тины Мэллори, лучшей подруги тети Салли.
Наконец-то теток осенило – помогла «тетя Салли».
На лицах появились улыбки, и броненосец сошел со стапелей, чтобы заключить меня в объятия.
– Дорогая, вас не узнать! – взревела тетка и прижала меня к бюсту, формой, размерами и мягкостью напоминавшему наполовину сдувшиеся автомобильные шины. До меня дошло, что эти шины торчат вперед только потому, что безжалостно втиснуты в бюстгальтер, а без него, наверное, болтаются, как уши спаниеля. Эта мысль ужасала. Но не так, как попытки представить себе грандиозный бюстгальтер, способный удержать такую ношу. Скорее всего, прочностью и размерами он не уступает парашюту.
Спастись от устрашающих прелестей броненосца можно было лишь одним способом: не выказывать страха и вообще притвориться мертвой. И я застыла, как столб, мужественно терпя объятия, стараясь не хватать ртом воздух и улыбаться самой сладкой из своих улыбок. Когда меня наконец отпустили, первым делом я сделала вдох.
– Неудивительно, что вы меня не узнали. Мы же никогда не встречались.
– Ну как же, милочка, конечно, встречались! Салли с вашей мамой однажды заходили сюда вскоре после того, как Джаз открыл компанию. Салли привела Мэтта и Марка, а ваша мама – вас и вашу сестру. Вы обе были такие куколки! Ваша сестра как раз начинала ходить.
Поскольку я на два года старше Шоны, во время упомянутого визита мне было не больше трех. Ума не приложу, почему тетка-броненосец меня не узнала? Не могла же я измениться до неузнаваемости всего за двадцать восемь лет!
В каком-то городе явно недостает местной сумасшедшей.
– Увы, не помню, – засокрушалась я, гадая, не удрать ли мне, пока не поздно. – Видите ли, несколько дней назад я перенесла сотрясение, и теперь у меня бывают провалы в памяти…
– Сотрясение? Боже мой! Скорее присядьте, вот сюда… – Меня схватили под руку и неумолимо потащили к обитому оранжевым винилом диванчику, на который усадили насильно. – Почему же вы не в больнице? Вы обращались к врачу?
С каких это пор «сотрясение» – синоним «необратимой травмы мозга»?
– Я прекрасно себя чувствую, – поспешила заверить я. – Из больницы меня выписали в прошлую пятницу. А дядя Джаз у себя?
– О, конечно! Он в мастерской.
– Сейчас я с ним свяжусь, – пообещала вторая тетка и схватилась за телефон. Она нажала кнопку, потом набрала две цифры, и где-то снаружи раздался громкий звонок. Подождав, она произнесла: – К вам пришли, – потом выслушала ответ и улыбнулась: – Он будет через минуту.
На самом деле прошло гораздо меньше времени: мастерская находилась прямо за офисом, Джазу требовалось пройти всего несколько метров. Он шагнул через порог – невысокий, лысый, мускулистый мужчина, всю жизнь занимающийся физическим трудом. Только лицо в последнее время сильно осунулось. Еще недавно он боролся с лишним весом, но после ссоры с Салли заметно похудел. Увидев меня, Джаз притормозил и озадаченно нахмурился.
– Блэр? – наконец робко произнес он, и я поднялась.
– Отлично выглядишь, – заявила я, обняла его и поцеловала в щеку, как обычно. – Можно поговорить с тобой минутку?
– Конечно. Идем в кабинет. Хочешь кофе? Лурлин, у нас кофе остался?
– Сейчас сварю, – с улыбкой пообещала тетка-броненосец.
– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь, – сказала я.
Джаз провел меня в свой кабинет – унылую конуру, где преобладали пыль и горы бумаг. Стол здесь был таким же серым и железным, как в приемной. Обстановку дополняли два обшарпанных зеленых шкафа, кресло Джаза в заплатах из скотча и два кресла для посетителей – болотно-зеленых, почти под цвет шкафов. Телефон на столе, железный лоток для входящих-исходящих, кофейная чашка с пучком карандашей и ручек, сломанная отвертка – вот и весь декор.
Убожество – это еще мягко сказано. Бедняга Джаз, он был беспомощной игрушкой в руках Моники Стивенс, которую нанял, чтобы заново обставить спальню Салли.
Он закрыл дверь, стер с лица улыбку и подозрительно спросил:
– Тебя Салли прислала?
– Господи, конечно, нет! – искренне удивилась я. – Она понятия не имеет, что я здесь.
Джаз слегка расслабился и провел ладонью по голой макушке.
– Хорошо.
– Почему?
– Со мной она не разговаривает, но подсылает ко мне людей, с которыми я общаюсь.
– Извини, я не знала. Салли ничего не просила передать.
– Ты ни в чем не виновата. – Он продолжал потирать макушку. – Не нужны мне ее посланцы. Если хочет поговорить, пусть возьмет и позвонит, как положено взрослому человеку, черт ее дери. – Он тут же сверкнул виноватой улыбкой, будто случайно выругался в присутствии ребенка. – Извини.
– Ничего, я и не такое слышала, – успокоила я с усмешкой. – Хочешь, научу ругаться по-новому?
В детстве я заучивала наизусть слова, которые мне запрещали произносить. Даже в то время я любила составлять списки.
Джаз тоже усмехнулся:
– Спасибо, я тоже их слышал. Ну, чем могу помочь?
– У меня сразу две просьбы. У тебя, случайно, не сохранился счет от Моники Стивен за работу в вашей спальне?
Он скривился.
– А как же! Это надо же, двадцать тысяч долларов просра… то есть пустил псу под хвост!
Двадцать тысяч?! Я протяжно присвистнула.
– Вот и я о том же, – закивал Джаз. – Старый болван, которому некуда девать деньги. Правда, часть затрат удалось возместить за счет продаж нашей старой мебели, но все равно обидно.
– Счет у тебя здесь?
– Само собой. Я специально попросил не присылать его на дом, чтобы Салли не увидела. Думал сделать ей сюрприз. Ничего себе сюрприз. С таким же успехом мог бы перерезать ей глотку. – Он поднялся, выдвинул ящик ближайшего шкафа, порылся в папках, вытащил кипу бумаг и бросил их на стол. – Полюбуйся.
Я придвинула к себе счета и пролистала их. Общая сумма и вправду была немногим меньше двадцати тысяч. Джаз отдал бешеные деньги за самодельную мебель в авангардном стиле, страшную, как грех. Вдобавок Моника заменила в спальне ковровое покрытие и увешала стены картинами, которые обошлись в маленькое состояние, – кстати, что это за «luna» в счете? Видимо, луна, но неужели она повесила в спальне Салли и Джаза луну?
– Что это за «luna»? – озадачилась я.
– Белая ваза. Высокая, узкая и на светящейся подставке. Моника говорила, что это визуальный акцент.
За этот акцент Джаз отвалил тысячу баксов. Судя по содержанию счета, Моника себе не изменяет. Она предпочитает стекло и сталь, черный и белый цвета, уродливые формы и бешеные цены. Таков ее фирменный стиль.
– Можно мне ненадолго забрать эти бумаги? – спросила я, начиная укладывать их в сумочку.
Джаз растерялся.
– Конечно. Но зачем они тебе?
– Для информации. – И я поспешила к двери, пока он не додумался спросить, что это за информация. – Можно еще одну просьбу? Понимаю, момент не самый подходящий…