– Из Березовки. Немцы мы. Донос написали, что отец читает немецкие книги. У нас большая библиотека: Гете, Шиллер. На немецком языке. Вся станица приходила. Удивлялись. А читать не могли. Немецкий язык ведь. Может, поэтому донос. Отца арестовали. Нас с мамой – сюда.
– Понял! Вы – из Республики немцев Поволжья! Батя твой – инженер Фриц! Известный человек! Как не знать? Железную дорогу строить приехал. Как заарестовали, строительство «железки» и остановилось! Только насыпь да «быки» – опоры для мостов и остались. Бурьяном да ковылем все поросло! Наш сосед очень тужит, что батю твово заарестовали. Помог ведь хату поднять, как венец подгнил. Чуток еще, и хате – хана! Может, ошибка, шо батю твово заарестовали?
Петр подружился с Петером. Украдкой приносил ему хлеба, другой еды. Вместе они сидели в схроне, оборудованном в зарослях пыльной сирени и крапивы, рассказывая друг другу истории. Петр просил научить его говорить по-немецки. Нравился язык четкостью, лаконичностью, торжественностью.
– Как будет «Отечество»?
– Фатерлянд. От двух слов: «отец» и «страна». Мой фатерлянд – не Германия, а станица Березовская. Здесь я родился…
Петер пересказывал Петру содержание книг, которые были в их библиотеке. Особенно – Иоганна Гете.
Петр переспрашивал и записывал понравившиеся фразы Гете. Потом он повторял, специально для Петера. Особенно часто:
«Вер мер махт хат, хат рехт!» («В ком больше силы, тот и прав!»)
Каждый день повторял, чтобы подбодрить друга:
– Wir müssen überleben!
Петер как сын инженера знал основы инженерных наук. Восторженно говорил об Архимеде и его знаменитой фразе: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!»
– Архимед вывел закон равновесия: Усилие, умноженное на плечо приложения силы, равно нагрузке…
– Сразу не соображу! – отвечает Петр. – Но смысл понятен. Ты меня навел на мысль! Наш рукопашный бой казачий спас основан на принципе этого самого рычага и другой архимедовой «механике»!
– Зеркальце у тебя есть? – как-то спросил Петер.
Петр удивился, но принес два зеркальца, картон, ножницы.
Петер тут же смастерил такое невиданное для станичников чудо, как перископ. Его установили в своем схроне и наблюдали за подходами, записывая увиденное в дневник.
Охрана не замечала их похождений. Заметил лишь один заключенный, находившийся там на пересылке, – Константин Иосифович Недорубов. Его, председателя колхоза на хуторе Бобры, осудили за то, что разрешил колхозникам брать на еду оставшееся после посева зерно. Наказание – десять лет лагерей! «Скидка» как Герою Гражданской войны: отбывание наказания невдалеке от дома – в спецлагере «Волголаг». Герои там нужны – рыть Волго-Донской канал. На Кулацкой точке Недорубов ожидал пересылки.
Недорубов подсказал Петру много хитростей казачьего рукопашного боя. Благо, отец Петра не мешал такой учебе. Наоборот, поощрял. Знал ведь, что знаменитый земляк Недорубов осужден совершенно абсурдно. Ну и льстило ему, что полный Георгиевский кавалер родился в один день с его сыном Петром – 21 мая.
Петер и его мама, как и другие заключенные хутора, от голода уже не могли ходить. На хуторе начался мор.
Охранники совершают обход землянок. Выносят умерших от истощения людей, сбрасывают в яму.
Петр видит: выносят маму Петера.
– Баба ишо малость того, шоволится! – говорит охранник. – Назад волочить?
– Чаво там! Все одно падохнет! Давай в яму! – отвечает другой.
Из землянки показывается Петер. Качаясь от слабости, хватается за сапог солдата, кричит:
– Мама живая, отпустите!
Охранник бьет мальчишку ногой в голову, отшвыривает:
– Щас тебя закопаем!
Они грубо хватают женщину за ноги и руки, утаскивают и бросают в яму с умершими людьми. Взяв лопаты, закидывают землей.
Когда они уходят, Петр подбегает к лежащему без сознания другу, тормошит его. Волочит в их схрон, оборудованный в зарослях сирени.
Приказывает:
– Сиди, никуда не выходи! А то убьют! Маму не спасти! А тебе надо выжить! Как ты меня учил: «wir müssen überleben»! «Du musst überleben» (Ты должен выжить!). Хенде нихт зенкен! Понял?! Сиди здесь, не вылезай! Они же убьют тебя! Вечером сбежим!
Сам же, взяв у отца коня, поскакал к реке Медведице. Перебрел на другую сторону, к хутору Бобры. Зашел к верному другу, Николаю Пшеничному, чтобы тот спрятал Петера. Тот немедленно согласился. Сказал, что подберет время и переправит юного немца к своим родственникам под Саратов. Там ведь целая Автономная Республика немцев Поволжья!
Начало вечереть. Петр попросил отца разрешения прокатиться на его коне: «Жара спала! Самый раз выгулять коня!»
Петр несколько раз специально проезжал мимо охраны хутора, чтобы они привыкли к его скачкам.
В темноте посадил Петера на коня впереди себя и ускакал в степь. Охранники даже не повернулись.
Пять километров они скакали молча. Остановились у реки Медведицы. Петр знал все мелкие места и броды в округе.
Петер настолько ослаб, что его приходилось тащить волоком по воде. До середины реки они дошли благополучно. Но потом мель неожиданно закончилась. И друзья резко провалились в пучину омута.
– Держись за меня! – кричит Петр. – Крепко!
Отчаянно молотя ногами, Петр одной рукой резко греб, пытаясь противостоять сильному течению. Течение было сильнее и стремительно выносило их к середине реки.
Отчаяние охватило Петра: «Утопнем!» Вспомнил рассказ деда – как огромный сом хватал того за ногу, чуть не утянул в пучину. Странно, но спасло какое-то чудо. Он вспомнил, что деды вежливо обращались в таких случаях к рыбине по имени-отчеству: «Иван Иванович, отпусти меня Христа ради!» Странно, но сом разжал челюсти-капканы!
Просить сома о помощи не пришлось. Неожиданно Петр почувствовал удар. Это коряга преградила им путь. Спасение!
Петр ухватился за корягу. Нащупал ногами упор, встал.
Перевел дух и свистнул несколько раз. С берега ответили. Кто-то невидимый прыгнул в воду, доплыл до них. Перехватил Петера, который был без сознания, и дотащил до берега. Оказалось, Петер нахлебался воды. Пришлось возвращать его к жизни, делая закрытый массаж сердца. И парень ожил! Взяв под руки, сообщники довели его до какой-то хаты. Там Петр попрощался с другом:
– Не боись! Все будет хорошо! Тебя переправят к друзьям под Саратов, в Республику немцев Поволжья.
…Сейчас, в июле 1942 года, вспоминая своего друга, Петр не удержался, сказал вслух:
– Эх, Петер! Где ты сейчас? Выполнил ли свой наказ: «wir müssen überleben»?
Бой
Под утро – команда: «Стой!»
В предрассветной смутной тяжелой мгле видны развалины. Комбат майор Кроха собрал офицеров:
– Отметка 3.3. Кошара колхоза. Ночевка! Обеспечить маскировку! Через пару часов немцы пришлют самолет-разведчик. Повторяю: обеспечить маскировку! Окопы – полного профиля! Днем – спать. Ночью выходим!
Майор на секунду задумался. Помнил, что недавно подписал рапорт Ильина о браке с санинструктором Олей. Она ему и самому нравилась.
Помедлив, сказал:
– Единственное строение здесь – сарай. Под медпункт! Ильин! Обеспечить охрану объекта!
Солдаты, вчерашние школьники, взяв лопаты, долбят сухую глину степи. Пробить глину трудно. У многих лопаты валятся из рук. Они падают в вырытую по колено яму и тут же засыпают.
– Жалко пацанов! – говорит Ильину командир роты капитан Жупанов. – Ладно, пусть поспят малость. Хрен с ними, с окопами. Залегли бойцы, не видно снаружи – ну и хорошо! Через пару часов – опять поход!
– Это точно! – отвечает Ильин. И слегка пришпоривает коня. – Выставлю боевое охранение.
Едет к своему взводу, отдает команды – кому спать, кому – в боевое охранение. Приказ: вырыть окопы полного профиля, место – в 50 метрах от сарая.
Сам едет к медпункту. Лично брать его под охрану.
Через пару часов – опять поход.
Привязав коня, тихо стучит в дверь, говорит: «Гулак ас, нязенин! Гапыны ач!» (Дай ушко, красавица. Открой дверь.)
Дверь скрипнула, и Оля шепчет:
– Петро! А вдруг заметили?
– Так я ж на перевязку, – шепчет Петр. – Пойдем!
Он закрывает дверь на щеколду и нежно обнимает Олю:
– Ты моя любимая! Как я тебя люблю!
Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
…Рано утром их разбудили звуки автоматных очередей и винтовочных выстрелов.
Кто-то громко кричит:
– Танки, танки! Карчевский, твою мать, давай свою роту! Где пэтээры, твою мать?!
Ильин быстро одевается и бросается к двери. Но дверь заперта снаружи, прочная, не поддается ударам. Маленькое окно закрыто решеткой из толстых стальных прутьев. Тоже не вышибается.
– Карцер здесь, что ли! – кричит Ильин. – Оля! Кто закрыл сарай?!
Они пытаются выбить дверь, но безрезультатно. Ильин стреляет из ППШ. Пули прошивают дверь, но она не поддается.
Прильнув к окну, они слышат, как командир полка майор Кроха кричит (видимо, в микрофон рации):
– Атакуют танки. Да, да, да! Танки и пехота! Сколько? Не меньше двадцати! Откуда взялись? Хрен их знает! Срочно нужны «птички»! Срочно!
Ильин видит в окно: танки с крестами на башнях, ведя беглый огонь, быстро приближаются к окопчикам батальона. За ними бегут солдаты, ведя огонь из автоматов.
Наши бойцы отвечают редкими винтовочными выстрелами. Они приподнимаются из окопов, бросают гранаты.
Но танки это не останавливает. И пехоту тоже. Немецкие танки, зайдя с правого фланга, следуя один за другим, утюжат окопы батальона.
Бронетранспортер немцев, нацелившись в сторону обоза батальона, неожиданно выплюнул огромную струю огня. Раздался мощный взрыв.
Ильина отбросило к стене сарая.
– Все! – говорит Ильин. – Боезапас, мины, минометы, ПТР – все уничтожено!
– Куда! – крикнул Ильи, увидев, как офицер вскочил с земли. Тот выбросил вверх руку с пистолетом, закричал: «За Родину! За Сталина! Вперед!»