Через секунду он словно споткнулся и упал.
Рядом двое солдат быстро стреляют из противотанкового ружья. Прямо на них стремительно накатывает, стреляя из пулемета, немецкий танк.
Бойцы лихорадочно стреляют, тут же быстро перезаряжая ПТР. Но танк, не снижая скорости, катит на них.
– Сейчас раздавит! Уходи! – кричит Ильин.
Один из солдат приподнимается (почти из-под гусениц танка) и бросает гранату. Взрыв.
Танк давит бойцов и прет дальше – откуда слышны автоматные очереди разведвзвода, прикрывающего командный состав батальона.
Туда же подлетает БТР немцев. Из ствола пушки вырывается огненная струя. И стрельба прекращается.
– Твою мать! – кричит Ильин. – Моих ребят накрыли!
Неожиданно танки разворачиваются и быстро исчезают. Тишина. Оля прислоняется к двери, закрывает глаза.
Снаружи слышен лязг металла, и дверь неожиданно открывается. Это упала толстая металлическая пластина, которой дверь и запиралась.
– Что это?! – кричит она, выскакивая наружу.
Дергает массивную стальную рессору, которую, видимо, местные колхозники приспособили вместо запора.
– Кто нас закрыл?!
Следом бросается Ильин. Они бегут на поле боя.
Там – страшная картина: в своих мелких окопчиках лежат в самых разных смертных позах раздавленные бойцы. Не уцелел никто!
Между ними ходят разведчики Ильина, пытаются найти выживших.
– Живые есть?! – кричит им Оля.
Разведчики смотрят на нее. Молчат, не знают, как и что сказать. Лишь отрицательно и скорбно качают головами. Но все равно склоняются над каждым в надежде найти раненого.
Оля смотрит на убитого молоденького солдата: «Что-то не так. А что, непонятно!» Лицо парнишки с чуть пробивающимися нежными усиками спокойно. Но что-то… что-то не то!
Оля всматривается. И понимает, что не так.
Лицо у парня – есть. Но это – смертельная маска. Голова разбита, вместо нее – пустота! Видимо, череп размолотила пулеметная очередь.
Оля недоуменно смотрит. И начинает громко истерично рыдать.
Ильин подбегает к ней. Осторожно приобнимает, гладит по голове. И вспоминает себя в 1941 году под Вязьмой. Точно так же он, контуженный разрывом снаряда, удивленно всматривался в тело убитого солдата. Что-то не то! Что? Головы нет! Начисто срезало осколком! Смотрит – рядом лежит оторванная рука. И прямо ему в грудь – после недалекого разрыва – ударил сапог. А в нем – оторванная нога!
Ильин идет к своим бойцам.
Около разбитой телеги хрипит рация. Ильин поднимает ее, говорит в микрофон:
– Да, слушаю!
– «Сокол», почему молчите?! Где немецкие танки?! Что там у вас?! Как батальон?
– Батальона нет! Нет батальона! Танками раздавлен! – тихо говорит Ильин.
В рации – тишина. Потом сквозь хрипы радиоэфира слышится гневный голос командующего 28-й армией генерала Герасименко:
– Доложите обстановку! Что, весь личный состав батальона уничтожен?! Все шесть сотен бойцов?! Не может быть! Где рота пэтээр?! Где командование?!
– Роты тоже нет! Командир батальона тяжело ранен!
– Вашу мать! Всех под трибунал! Всех расстрелять!
Ильин бросает рацию на землю. Зло говорит:
– Но кто нас выдал?! Немцы знали о передвижениях батальона! Знали, что не рабочие мы! Какая сука сдала?!
Садится на землю, закрывает голову руками. Вспоминает марш, смех и шутки солдат. Думает: «Как погляжу в глаза станичникам? Как скажу, что не уберег их сыновей?»
К нему подходят его разведчики, выжившие в бою. Стоят молча. Аханов поднимает с земли гармонь. Она пробита осколком. Аханов растягивает мехи, перебирает кнопки. Гармонь оживает. Слышится мелодия «Не для меня придет весна…».
Бойцы тихо поют:
Не для меня
Придет весна,
Не для меня
Дон разольется…
Ильин оглядывает их. Резко встает, открывает офицерский планшет, достает и вскрывает пакет. Читает. Говорит бойцам:
– Действуем по плану «Б». Идем на Башсыз, там – автотранспорт и танки. Но надо дождаться из дивизии командармов.
НКВД разберется!
Сквозь пыль видны приближающиеся грузовики. Из них выпрыгивают и бегут, создавая цепь окружения, солдаты. Это – солдаты роты НКВД, возглавляемые начальником Особого отдела дивизии капитаном Дракиным.
Из второго грузовика неспешно выходит начальник Особого отдела 28-й армии майор Решетов.
Решетов подходит к группе разведчиков, которые из остатков телег вытаскивают сгоревшие винтовки, ПТРы, минометы.
– Отставить! Ничего не трогать! – командует майор.
Дракин ведет двенадцать солдат, найденных в окрестных барханах.
– У, предатели! Бросили товарищей на погибель?! – рычит майор. Бьет ногой связанного бойца.
Солдат корчится от боли и падает. Встает, робко говорит:
– Патронов нам выдали всего по пять штук! А гранат не дали. Куда против танков?
Решетов достает пистолет ТТ, стреляет в голову солдату. Тот падает.
– НКВД разберется, кому патронов мало! – свирепо орет майор. – Всех расстрелять! Приказ генерала – расстреливать трусов и паникеров! Приказ НКВД – о том же. Лично я могу расстреливать!
Солдат отводят на двадцать метров в степь. Расстреливают.
– Товарищ майор госбезопасности! Они не виноваты! – говорит Ильин. – Пэтээры и минометы были в обозе. Солдаты не могли обороняться!
– А! Ишо один предатель! Наконец я добрался до тебя! Читал приказ НКВД? Имею право расстреливать без суда предателей и шпиенов! – орет Решетов. Командует своим солдатам: – Связать! На допрос! Вон туда, в халабуду! Часового туда! Быстро!
Ильина со связанными руками ведут в сарай (где он находился во время боя). Майор приказывает часовому:
– Заходи сюда! Дернется – стрелять без предупреждения! Опасный фошисд! Диверсант!
Привязывает лейтенанта к стулу, грозно спрашивает:
– Фошизд! Че ты говорил? «Цуцваг»? Эт ты – цуцваг! Че ты болтал в Астрахани? Дойче зольдатен унд оффициррен?
– Такого я не говорил. «Фауста» Гете цитировал, да: «Вер мер махт хат, хат рехт!», то есть «В ком больше силы, тот и прав». Немецкий нам положено знать. Как «языка»-то допрашивать?
– Точно шпиен! В какой разведшколе абвера учился?! – майор резко бьет Ильина в голову.
Тот падает вместе со стулом. Из носа течет кровь.
– Фошизд! Донос хотел на меня писать! Медсанбат тебе не понравился! Щас тебе будет донос!
– Да нет, не собираюсь я ничего писать! Забудем про медсанбат! Ничего там не было!
– Ха! Конечно, не напишешь! Потому как я тебя расстреляю как предателя и диверсанта!
Из-за двери слышен голос:
– Товарищ майор государственной безопасности! Докладывают, что нашли уже шестьсот десять убитых! Почти все раздавлены танками!
Майор несколько раз бьет ногой в грудь Ильина:
– Слышал, фошизд?! Шестьсот убитых советских воинов! Все – танками подавлены! Ты навел танки на батальон? Кто в твоей группе? Откуда забросили? Ты – командир разведгруппы абвера?! У, сссука фашистская! Акромя вашего батальона, немцы уничтожили две наши партизанские группы «истребителей». Ты выдал?! Говори! Застрелю!
Опять бьет, не целясь, ногами.
– Давно тебя подозреваю! – говорит он. – Странно, что ты аж два раза выжил в двух окружения! Первый раз – под Смоленском. Второй – под Харьковом! Выжил, а все дивизии полегли! Под Харьковом вся армия легла вместе с командующим генерал-лейтенантом Качаловым! А ты – выжил! И второй раз выжил! Такого не бывает! Ты – шпиен! Щас все расскажешь!
– Товарищ майор! Вы сами знаете, что выходил из окружения я не один! Кто вывел начштаба дивизии? Кто вынес боевое знамя части? Я вынес! Вы сами это знаете!
– Щас будет тебе знамя! – орет майор.
Поворачивается к часовому:
– Давай сюда санинструкторшу!
В окно кричит:
– Дракин, тащи свою «динаму»!
Дракин заходит. В руках – подрывная машинка «ПМ-1».
«Это ж двести девяносто вольт!» – думает Ильин.
Дракин ставит «динаму» на стол, крутит ручку.
Солдаты заводят санинструктора Олю, крепко держа за руки.
– Дракин, давай ей провод на шею! – командует майор.
Дракин резко расстегивает у девушки ворот гимнастерки.
– Смотри, синяки! Ильин ночью старался! – злорадно шипит майор.
Дракин прислоняет оголенные провода «динамо» к шее Оли, нажимает на кнопку «Подрыв».
Оля вскрикивает от боли.
Майор злорадно ухмыляется:
– Ильин с тобой ночью был? Отвечай быстро!
Ильин злится, что не может помочь. Матерится про себя. Думает, что делать.
Солдат, охраняющий сарай, внимательно прислушивается.
Метрах в пятидесяти стоят бойцы разведвзвода Ильина, тихо разговаривают. Дорофеев:
– Командира расстреляют! Надо спасать!
Аханов:
– Разоружаем энкавэдэшников. На их грузовике уходим!
Дорофеев:
– Прикрой меня! Я пошел!
Он медленно подходит к сараю. Открывает дверь.
Часовой, держащий Олю, бросает ее руку и вскидывает ППШ. Но говорит как-то неуверенно:
– Стой! Стой! Стреляю!
Дорофеев властно и жестко приказывает:
– Спокойно! Смотри на палец!
Поднимает указательный палец правой руки, медленно ведет вниз по окружности:
– Падай! Падай!
Как под гипнозом, часовой падает в направлении, указанном разведчиком.
Удар ладони – в шею Дракину. И тут же – майору. Те падают как подкошенные.
Солдат, держащий Олю, поднимает руки вверх. Испуганно говорит:
– Не бейте меня!
Дорофеев в упор смотрит на него. Жестко командует:
– Спать!
Солдат падает на пол, засыпает.
Дорофеев быстро режет веревки на руках Ильина, говорит:
– Башлык! Надо уходить, расстреляют вас, как тех солдат!
– Вяжем их! И медленно, очень медленно выходим! – вполголоса отвечает Ильин.
Связав майоров и часового, они вместе с Олей не спеша выходят. Ильин картинно потягивается, зевает.
Около грузовика с энкавэдэшными солдатами уже стоят разведчики его взвода – оставшиеся в живых десять человек.
Мгновенно разоружив солдат НКВД, разведчики подбегают к грузовику. Рывком открывают дверцу кабины и выбрасывают водителя. Быстро запрыгивают в кузов. Оля тоже запрыгивает в кузов.