Бандиты подошли к нему, подняли под руки и вывели на середину помещения.
— Я вам все равно ничего не скажу, — выдавил он из себя.
— Так тебя ни о чем и не спрашивают, — успокоили его. — Вопросы будут позже… Поднимай его, братва!
— Что вы делаете? — заволновался Георг. — Зачем? Объяснять ему не стали. Он и сам скоро все понял.
Когда не мог уже не то что сопротивляться, но и просто шевелиться, потому что каждое движение вызывало невыносимую боль в теле, подвешенном за ребро на крюк, подобно мясной туше. По ногам его текло и струилось горячее, но едва ли Георг это осознавал. Его рубаха и брюки пропитались кровью. При каждом вдохе крюк впивался в него с новой силой.
— Снимите меня, — проскулил он.
— Неохота возиться, — сказали бандиты. — Снимай, потом опять вешай. Ты же не хочешь говорить.
— Я хо… — прохрипел Георг. — Я чу… Х-х…
— Ну что, братва? Поверим?
— Может, качнуть его? — предложил Удав. — Чтобы не спрыгнул с темы.
— Не надо, — попросил Георг. — Я ск-ж-ж-ж…
— Он скажет, — перевел Шалман.
— Кто бы сомневался, — засмеялся Рамзес. Споро и привычно они сняли пленника с крюка и уложили на землю. На его губах пузырилась розовая пена, воздух, циркулирующий в разорванном легком, издавал неприятное сипение. Но болевой шок прошел, и мысли не путались. Наоборот, они были чрезвычайно четкими и ясными.
— Мы тебя слушаем, — со всем вниманием подошел Рамзес. И не отказал себе в удовольствии пару раз прыгнуть на распростертом теле. При каждом толчке из открытого рта Георга вылетали кровавые брызги.
— Не надо, — остановил товарища Шалман.
— Я его просто расшевелить хочу.
— Если что, зажигалки хватит.
— Или фонаря, — подсказал Удав, склонившись над пленником. — Ну, колись, где остальное? Как на общак вышел? С кем в доле?
Георг стал рассказывать, замирая, когда боль вгрызалась в его нутро. Пена больше не пузырилась на губах, осев розовыми хлопьями вокруг, но во рту начала скапливаться густая кровь, заливающаяся в глотку и мешающая говорить. Жизнь уходила из Георга, как воздух из проколотого шарика. Мучиться ему оставалось недолго, и это было единственное, что приносило ему хоть какое-то облегчение.
Когда он умолк, Шалман взглянул на часы в мобильнике и спросил:
— Где сейчас могут быть эти фраера? Вряд ли они у себя на хате сидят.
— Не знаю, — промямлил Георг.
Рамзес поднес к его уху дешевую китайскую зажигалку.
— Не знаю, — упрямо твердил тот, перебирая мусор скрюченными пальцами. — Не зн-н… н-з-з-з…
Бульканье и хрипы делали его речь все менее вразумительной. Догадываясь, что до отправления пленника в мир иной остаются считаные секунды, бандиты ужесточили допрос, помогая себе ножами. Беспрестанные болевые ощущения подстегивали Георга, не позволяя ему погрузиться в забытье. И он успел ответить еще на ряд вопросов, хотя знал не так уж и много.
— Ладно, хорош, — махнул рукой Шалман.
Удав взял умирающего за горло. Тот забился в предсмертных судорогах, скребя каблуками бетон. Выждав еще немного, Удав убрал пальцы с его сонной артерии и поднял вопросительный взгляд:
— Прятать жмура будем?
— От кого? — поморщился Шалман, прижимая футболку к лицу. — Погнали отсюда. Нужно остальное искать. Фамилии запомнил?
— Тут. — Удав приставил указательный палец к виску. — Линовин и Борелов.
— Я с утра с мусорами перетру, — пообещал Рамзес. Все трое поспешили на свежий воздух, оставив Георга в зловонном цехе. Ему уже не требовалось дышать.
XLVIII
Оленовка была так далека от цивилизации, что если бы не узкая двухрядная дорога да бурые столбы вдоль обочины, то, вероятно, так и пребывала бы в древности. Но дорога была разбита настолько, словно по ней несколько суток били из минометов, а потом пустили танки, которые не только покорежили асфальт гусеницами, но и задели столбы, придав им самые неожиданные наклоны. Кое-где провода провисали чуть ли не до земли, а в иных местах натянулись так сильно, что грозили лопнуть в любой момент.
— Не представляю, как здесь люди живут, — пробормотал Митя, поглядывая в окна машины.
Они ехали на великолепном белоснежном «феррари», выглядевшем в этих краях так же дико, как, допустим, в стане Золотой Орды. На Мите была белая рубаха со стрелками на груди и рукавах. Еще пять таких же новых приталенных рубашек с воротом на пуговицах хранились в чемодане, сунутом в багажник.
За рулем сидел Руслан, аккуратно постриженный, с полосками незагорелой кожи по контуру лаково-черной прически. В остальном лицо было покрыто темным ореховым загаром, делавшим Руслана похожим на заезжего итальянца или грека.
— Как-то живут, — откликнулся он, удерживая руль то одной, то двумя руками. — Телевизор смотрят, что-нибудь почитывают, голосуют. Считают себя современными и просвещенными.
— Даже не верится, что Лариса родом отсюда, — признался Митя.
Он тоже постригся, но не слишком коротко, оставив челку, которую можно было уронить на глаза, когда не хотелось встречаться с окружающими взглядом. Этой же цели служили непроницаемые зеркальные очки. Сейчас они были на Мите, придавая ему сходство с иностранным туристом.
Оба попутчика выглядели чужаками в этих местах и вовсе не хотели казаться своими. Живописный ландшафт, прелести природы, щебет птиц и обилие зелени не радовали их взоры. Не было ни километра пути, чтобы Руслан и Митя не вспоминали, куда и зачем они едут.
Лариса. С ее уходом мир изменился к худшему. Ему уже не суждено было стать прежним. Та замечательная повесть кончилась, а продолжение, которое следовало, не обещало ничего хорошего, потому что в нем не было Ларисы. Она умерла. Митя и Руслан любили ее, а уберечь не смогли. Более того, это они повезли ее с собой, пообещав заботиться о ее безопасности. Вот и позаботились…
— Кладбище, — отметил Митя, скользя взглядом по пригорку, усеянному крестами и могильными пирамидками. — А мы даже…
Он не договорил. Руслану это и не требовалось.
— Она бы одобрила, — проворчал он. — Море, глубина, тишина. Это лучше, чем…
Он тоже оборвал фразу на середине.
— А мне все равно, — пожал плечами Митя. — Хоть закапывай, хоть сжигай — без разницы.
— Не нравится мне этот разговор, — мотнул головой Руслан.
— Тогда замнем для ясности. Но ты все-таки зарубочку себе в мозгу сделай.
— Какую зарубочку?
— На память.
— Глупо, — буркнул Руслан. — Болтаешь невесть что, как пацан.
Он никогда не рассказывал другу про свой последний разговор с Ларисой. Про отлетевшие души и плывущие облака, про планы на будущее и нехорошие предчувствия. Это было только его, личное. Такое, что можно вытащить из себя только вместе с сердцем. Митя понимал это и ни о чем не спрашивал, Руслан был ему за это благодарен. Но ему не нравилось, что друг ни с того ни с сего завел эту унылую шарманку о смерти. Как Лара тогда. Она призналась Руслану, что ее гнетет, а он не услышал.
Пока он размышлял об этом, дорога вынесла спортивный «феррари» на околицу, где в пыли копались куры и лежал мужик в кепке, трусах и майке. За машиной увязалась пегая собачонка, заливисто лая на все село. Пробежав по солнцепеку метров двадцать, она отстала и села, вывалив розовый, трепыхающийся, словно тряпичный, язык.
— Тут вообще есть кто живой? — пробормотал Митя, глядя на небритого старца, уснувшего на скамейке у ворот с разинутым беззубым ртом, над которым вились мухи.
— Должен быть, — отозвался Руслан, наклонившись, чтобы лучше видеть проплывающие мимо дома. — Вот! Белье на просушку развешено, видишь? Значит, тут какая-то осмысленная деятельность протекает.
Предположение оказалось верным. Выбравшись из машины и заглянув через синий штакетник, друзья увидели женскую фигуру на далеком огороде. Услышав зовущие ее голоса, она отложила тяпку, вытерла руки о передник и пошла к калитке. Тем временем из дощатой веранды выглянул мужчина, который, судя по возрасту, являлся супругом женщины.
— Чего вам? — не слишком приветливо поинтересовался он.
Рубашка на нем какой-то детской расцветки напоминала покроем распашонку, оголяя большой волосатый живот. Женщина была в выгоревшем платье неопределенного цвета и косынке, закрывающей лоб над прищуренными глазами.
— Мы Васиных ищем, — сказал Митя. — Здравствуйте.
— Здрас-сь… — обронила женщина.
Ее муж молчал, стоя на ступеньках.
— Лариса Васина, — сказал Руслан. — Их дочь.
Он достал из конверта паспорт и стопку фотографий, распечатанных с Ларисиного мобильника.
Ни мужчина, ни женщина не сочли нужным открыть калитку или хотя бы подойти к забору.
— Не знаем ничего, — сказала женщина. — Мы тут недавно живем.
— Купили дом, — буркнул мужчина с животом.
— Саша! — одернула его женщина. — Ничего мы не купили. У нас денег отродясь не водилось. Дом нам задаром достался. Теткин.
— Васины… — начал Руслан.
— Ничего не знаем, никого не знаем, — отбарабанил мужчина и посмотрел на супругу, испрашивая ее молчаливого одобрения.
— Не знаем, — снова-таки подтвердила она и махнула полной рукой. — Ехайте дальше, других поспрашивайте.
— Такое впечатление, что их грабить приехали, — пробормотал Митя, забравшись в машину.
— Их можно понять, — вздохнул Руслан. — Деревенских всегда грабили. Представь, каково им жилось во времена Руси. Или в годы гражданской. Да и потом… Думаешь, теперь намного лучше? Пашут, пашут, а из бедности выбраться не могут.
— А я так думаю, что если поменьше водку пить и брюхо чесать, то всего добиться можно, — не согласился Митя. — Видел двор? Повсюду хлама немеряно, крыша провалена, а мужик в доме прохлаждается.
— Ну, может, он болен, — заступился Руслан. — Давление там или сердце.
— Все вместе! При его комплекции не удивительно.
— Поглядим на тебя лет через двадцать.
— Эксгумацию делать собрался? — захохотал Митя.
— Шутки у тебя… дурацкие! — сказал Руслан прямо в хохочущий рот.