— Так и знал, что нечист наш Лёня! Продался иноземцам! Значит, будем крутить так, чтобы жилы трещали. Надо Волынским такой гарпун засадить, чтобы не смел соскочить! Как бы не оказалось, что именно они подталкивают Мишку к престолу!
— Ну, это уже конспирология, — неуверенно откликнулся брат.
— Конспирология или нет, я даю приказ графу Возницыну на разработку Волынских. Пусть собирает досье, вызывает на допросы родственников и ближайшее окружение. Андриана пока трогать не будем, а то забросит службу от расстройства. И ещё… что там по вире Назарову?
— Никита не стал предъявлять свой счёт, но зато за побратима похлопотал. Хорошая квартира в центре Петербурга, в двух уровнях. Я знаю, где такие дома есть. Хотел бы посмотреть, как Лёнька будет рыдать, когда оформит купчую.
Император хохотнул.
— Что-то зять твой доброту не к месту проявляет.
— Я тоже об этом ему сказал, но он лишь улыбается. Знаешь, брат, Никита всё равно в выгоде остался. Теперь у него на руках архив с ценными исследованиями по рунной магии. Надеюсь, это оружие скоро повернётся против наших недругов.
— Давно желаю, чтобы черти сами на раскалённой сковородке плясали, — последовал ответ.
Глава 7
Петербург, Невский проспект, штаб-квартира ИСБ
Бориса пробирала нешуточная дрожь, когда он в сопровождении дежурного офицера в безукоризненно отглаженном мундире чёрного цвета и с серебряными погонами прошёл по нескончаемому коридору, хранящему давящую на уши тишину, и не только из-за красной дорожки, гасящей звуки шагов; каждая кабинетная дверь выглядела столь мощной, что наталкивало на мысль о сейфовой толщине оных. Святая святых ИСБ кого угодно могла вогнать в ступор и заставляла задуматься о бренности своей жизни. Здесь умели выворачивать душу наизнанку даже у тех, кто не считал себя виноватым перед Отечеством.
— Прошу вас, княжич, — капитан распахнул одну из дверей, на которой Волынский успел прочитать: «Отдел по связям с общественностью. Старший — майор Горохов А. С.»
Мысленно пожав плечами молодой человек вошёл в кабинет, не отличавшийся от многих подобных помещений в различных конторах. Четыре стола, стулья, длинный стенной шкаф с открытыми и закрытыми стеллажами, куча папок в них, пара блоков вычислительной аппаратуры с мониторами. И мужчина в белой рубашке без галстука — он сидел у окна за пустым столом, на котором находилась только скромная папочка коричневого цвета и пластиковый стакан с карандашами-ручками.
— Господин майор, княжич Волынский прибыл для беседы, — доложил вытянувшийся офицер.
— Свободен, капитан, — махнул рукой мужчина, и за спиной Бориса дверь сыто щёлкнула замком. Улыбка осветила холёное и красивое лицо майора без мундира и каких-либо знаков различия. — Присаживайтесь, Борис Леонидович, в ногах правды нет.
— По какому вопросу меня хотите опрашивать? — молодой человек отодвинул стул и сел напротив майора, судя по тому, что так его назвал дежурный. — И представьтесь, пожалуйста. Сразу, вдогонку, чтобы не было потом недоразумений. Если вы собираетесь предъявлять мне какое-то обвинение, я без адвоката рта не раскрою.
— Ох, ну что вы так агрессивно, Борис Леонидович, — улыбнулся мужчина. — Никакого допроса не будет, обычная беседа. А зовут меня Александр Степанович. Фамилия моя Горохов, как и указано на табличке. Я курирую общественные связи.
— Какая-то странная для имперской безопасности служба, — недоверчиво обронил Волынский.
— Не поверите, здесь находится много странного для силового ведомства, — рассмеялся Горохов и раскрыл папку, в которой лежал лист бумаги с наборным текстом. — Итак, княжич Волынский Борис Леонидович, тысяча девятьсот девяносто второго года рождения, появился на свет в городе Петербурге, двадцать четыре полных года. Верноподданный Российской империи. Не женат. Уехал в Прагу для получения высшего образования, но через год перевёлся в Берлин, где и закончил университет по специальности «экономика и юриспруденция». Всё верно?
— Абсолютно.
— Почему вы уехали из Праги?
— Скучно. Всё прилизано, благочестиво до одури. Отец сделал ошибку, что отправил меня в эту княжескую провинцию.
— Вы так считаете? — вздёрнул брови Горохов.
— Конечно, — убеждённо ответил княжич. — Богемия — это лубочная картинка центра Европы, спящая красавица.
— Хм, какая интересная аллегория, — собеседник почесал переносицу. — А как вам учёба в Берлине?
— Прекрасно, — расслабился Борис. — Великолепные преподаватели, грамотные лекции, насыщенная студенческая жизнь не только в кампусах, но и за его пределами. Никакого диктата сверху или давления на личную жизнь, только учись хорошо. Мне там понравилось больше, чем в Праге.
— Просто и доходчиво, — кивнул майор, внимательно разглядывая молодого человека. — У меня сразу красочная картинка перед глазами появилась. Сам был студентом, и скажу, что в России студенческая жизнь ничем не отличается от той, что вы так описали.
— Всё познаётся в сравнении, — нейтральным голосом произнёс Борис.
— Хорошо-хорошо. Расскажите, как вы познакомились с господином Санвитале? Что он за человек? Каковы его интересы вне университетских стен?
Волынский почувствовал тревогу. За внешне спокойным любопытством Горохова скрывалась личная угроза ему. Всё это было похоже на те же методы, что применял к нему Санвитале в простых, казалось бы, беседах.
— Он преподавал философию Древней Греции, — взяв волю в кулак, небрежно ответил Борис. — Недолго, года два, факультативно. Можно было не ходить, дисциплина не входила в обязательный реестр дипломных предметов. Но мне было интересно. Господин Санвитале — очень эрудированный человек, его круг знаний не заканчивался на Древней Греции. Римская империя вообще была его коньком. Ну, он же итальянец по происхождению.
— Ваш интерес основывался на повышении эрудированности или на чём-то ином?
— По правде говоря, я ходил на его лекции из-за девушек, — улыбнулся Борис. — Давно заметил, что барышни обожают пожилых профессоров, умеющих увлекательно рассказывать о своём предмете.
— Обожают слушать или просто обожают? — уточнил майор, делая какую-то пометку в ровных рядах отпечатанных строчек.
— Просто обожают. Не знаю, в чём феномен, но я пользовался этим на всю катушку.
— У вас были романы во время учёбы?
— Да, — честно признался княжич. — Да у кого их не было? Я же говорю, счастливая пора! Никакого давления родителей, которые спят и видят, как бы оженить двадцатилетнего сыночка, самолично подобрав для него выгодную только им партию.
— То есть, распущенность вы считаете нормой? — майор повертел шеей и откинулся на спинку стула.
— Да какая же распущенность? Свободные отношения, не более. В Европе это стало нормой ещё полвека назад.
— Бес с ней, Европой. Расскажите о своих контактах с Санвитале вне учебного заведения. О чём вы говорили, с какими людьми он сводил вас.
— Ничего серьёзного, — подумав для видимости, ответил Борис. Он просто собирался с мыслями, чтобы не ляпнуть лишнего. — Обычный разговор старшего с младшим. Конечно, Марко не раз задавал вопрос, как я отношусь к продолжению карьеры за рубежом. А если конкретно — в Лондоне. Научная работа сначала помощником, референтом в Академии Права, ну и в дальнейшем работа в серьёзных организациях.
— Например, в СМС?
— Что за СМС?
— «Секретная Магическая Служба» Британской Короны.
— Нет-нет! — рассмеялся обескураженный Борис. — О разведке и речи не шло.
— В таком случае вы должны были понимать, что будущий экономист-правовед не нужен в Англии. Там своих хватает, хоть пригоршнями зачерпывай.
— Да не дурак, понимал уже тогда, — усмехнулся княжич. — Да и отец, когда ему рассказал о такой «блестящей» перспективе, обругал и предупредил, чтобы я не вздумал соглашаться. Если и ехать, то лишь со стопроцентной гарантией.
— Например?
— Ну… Куда-нибудь в торговое представительство нашего клана или в Российскую Торговую Компанию. В Ливерпуле и Манчестере их целых два. Но вся шутка в том, что Санвитале намекал на научную деятельность, которая меня не привлекала.
— Он вас знакомил со своими друзьями?
— Нет, — уверенно ответил княжич. — Пару раз профессор приглашал на выставку картин в Берлинском художественном музее, где пришлось пообщаться с местным бомондом, ну и всё, пожалуй.
Горохов кивнул, после чего открыл ящик стола и вытащил из него тонкую пачку фотографий, разложил их перед Борисом.
— Взгляните на этих людей, вдруг кого узнаете?
Княжич с любопытством всматривался в лица четырёх мужчин и одной женщины, перешагнувшей сорокалетний возраст. Но, вполне могла и легко пятьдесят лет разменять. Её отличала матёрая красота, присущая тем аристократкам, которым важно, как они выглядят не только вживую, но и на обложках журналов, а то и вот на таких фотокарточках. Мужчины были блеклыми, невыразительными, или старались выглядеть такими. Борис, если бы хоть раз встретился с ними, вряд ли смог запомнить.
— Шпионы? — пошутил он, перестав перебирать снимки.
— Ну что вы, право… Какие же это шпионы? — усмехнулся майор, убирая их в стол. — Просто иногда так бывает, что обычные люди вдруг попадают в сферу интересов нашей службы. Контакты, разговоры, случайные знакомства. Вот вы, Борис Леонидович, имеете обширный круг знакомств, в котором крутится до двух сотен человек, а то и больше. И могли не запомнить этих господ. Всё зависит от свойств памяти.
— Хотите сказать, она у меня несовершенна? — хмыкнул княжич, закидывая ногу на ногу.
— Так же, как и у меня, — покладисто ответил Горохов. — Но в нашем деле непозволительно иметь плохую память, поэтому ежедневная тренировка мозгов есть необходимый атрибут.
— Пожалуй, женщину я всё-таки видел, — сделав ещё одну попытку покопаться в памяти, Борис улыбнулся. — В Берлине, как раз на выставке художников-импрессионистов.
— Видите, не всё так плохо! — обрадовался офицер и сделал пометку в записях. — Я знал, что вы вспомните. Такую яркую красоту очень сложно забыть. Даже через пять лет. Кто она?