День кончился. Солнце скрылось за далеким лесистым бугром, но в воздухе был разлит ясный свет, который погаснет только за полночь, чтобы в третьем часу утра разгореться снова. Стояло самое светлое время уральского лета — конец июня.
Река впереди лежала спокойная, гладкая, как полированный металл. За лодкой в обе стороны расходились две гряды невысоких волн. Немного отстав, волны достигали берега. Плеска их слышно не было, но зато хорошо были видны белые полоски пены, следовавшие за лодкой по отмели.
По обе стороны проплывали картины холмистого Предуралья. Заливной луг с только что поставленными стогами душистого сена сменялся подступившими к самой реке лесистыми склонами, их сменяла длинная песчаная отмель, поросшая в стороне от воды тальником и бурьяном, а там вновь начинался заливной луг.
Но вот и последний поворот. За ним большой омут с несколькими хорошо скрытыми среди кустов затонами. Над омутом высокая скала. На ее вершине, как рассказывают старики, жило когда-то орлиное семейство. Потому и омут называется Орлиным.
Роман Андреевич выехал на середину омута и выключил мотор. Лодка развернулась на месте и качнулась на собственной волне.
— Садись, жена, к веслам, — сказал Роман. — Сейчас приготовлю заряд. Как спущу его в воду, греби вон туда. — Он указал на залив, горловина которого скрывалась в густых зарослях.
Чуть волнуясь, — Анна видела это по вздрагивающим рукам мужа, — Роман вытащил из сумки заряд и плотно вставил в него капсюль.
Наконец заряд готов. Роман достал кисет, закурил и несколько раз глубоко вздохнул.
Анна внимательно оглядывала берега омута. «Неужели не приехали?» Но вот в тени черемуховой заросли ей почудился силуэт лодки. — «Слава богу, кажись, тут!»
— Ну, жена, приготовься!
Оторванная от своих мыслей, Анна вздрогнула.
Роман приложил самокрутку к открытому концу запального шнура. От шнура тотчас же побежал тонкий голубой дымок, пахнуло знакомым Анне запахом пороха. И в это время с двух сторон послышался плеск весел. Роман оглянулся и застыл. К нему приближались две лодки.
— Гаси шнур! — крикнули с одной из лодок, где он увидел Кирилла Федоровича, сельсоветского председателя.
И тут Роман Андреевич оскандалился так, что надолго стал предметом разговоров и шуток во всем сельсовете, если не в целом районе.
Растерявшись, перестав соображать, Роман поспешно сунул заряд вместе с горящим шнуром под скамью, на которой сидел, и принялся лихорадочно наматывать бечевку на валик мотора.
— Роман! — крикнула Анна Евсеевна. — Ее низкий голос гулко отдался у каменистого берега. — А заряд-то!
Анна не на шутку перепугалась. Ведь она целый день провела на ферме. Вдруг в это время к Роману приходил «Чумазый», принес ему свежий заряд — и под скамейкой лежит не безобидный кусок мыла, а настоящая динамитная шашка! Было от чего прийти в ужас!
— Роман! — еще громче повторила Анна, глядя на дымок, все гуще тянувшийся из-под лавки.
И тут Жмутов окончательно потерял голову. Вместо того чтобы выдернуть капсюль или бросить шашку в воду, он сорвавшимся голосом крикнул жене:
— Прыгай!
И сам, распластавшись, как лягушка, перевалился через борт и скрылся под водой.
Анна не успела даже пошевельнуться. Под скамьей в лодке щелкнуло, словно там раздался пистолетный выстрел, и вместе с облачком дыма оттуда вылетело что-то похожее на серую пыль.
Вынырнувшего из воды Жмутова все приветствовали оглушительным хохотом. Роман Андреевич выплюнул воду и с недоумением взглянул на свою лодку. Она, как ни в чем не бывало, покачивалась на воде. На корме по-прежнему сидела Анна. Лицо ее побледнело, а в глазах Жмутов прочел смешанное чувство радости и жалости.
Через минуту Жмутова втащили в лодку, где сидел председатель сельсовета. Рядом качалась еще одна плоскодонка, в которой Роман, к своему удивлению, увидел сына Володьку. Мальчишка был бледен. Хотя он и знал, что взрывчатка подменена, но все-таки весь сжался, ожидая взрыва, и еще не успел прийти в себя.
Мокрого, перепуганного Романа пересадили в его лодку с мотором. Туда же перебрались Кирилл Федорович и Володька.
— Ну, — спросил Кирилл Федорович, — что скажешь, приятель?
Роман не ответил. Он готов был снова броситься в воду и скрыться на самом дне омута.
— Ты понимаешь преступность своего поведения? — неумолимо настаивал председатель, любивший официальные обороты речи.
Вместо ответа Роман сказал:
— Дайте, братцы, закурить.
— Закуривай! — Кирилл Федорович открыл портсигар. — Но ты ответь: будешь еще рыбу глушить?
— А-а, — внезапно взорвался Жмутов, — да будь она трижды проклята, эта рыба! — И он добавил такое слово, что Анна крикнула Володьке:
— А ты не слушай!
— Ну, смотри, — заключил председатель, — дадим тебе срок для проверки. Попадешься еще раз — без всякого снисхождения судить будем. А теперь запускай мотор да отбуксируй наши лодки в село.
— Кирилл Федорович, — шепнула Анна, — уж больно мало ты ему сказал…
Мотор застучал и разговор кончился.
Лодки исчезли за поворотом.
Но омут не опустел. На берегу появилась тройка ребятишек с удочками. Тихо расселись они у воды, не подозревая, что здесь только что разыгралась короткая, но захватывающая сценка.
…А «Чумазый» был вскоре приговорен к пяти годам тюремного заключения.
А. ВолковРАЗНЫЕ СЛУЧАИ
Эту историю я слышал от двух деревенских подростков. Если они врали, ну что ж, тогда и я… Словом, за что купил, за то и продаю.
В глубине «Красавы» (урочище неподалеку от Перми) есть лесное озеро. Так называемое Дикое.
Еще несколько лет назад пройти к озеру через болота было не просто. И неудивительно, что, помимо болот, его окружали всякие россказни.
Нужно было проверить, что это за озеро. Однажды с товарищем мы отправились на его розыски. Рассказанный нам маршрут оказался правильным, и мы быстро вышли к нашей цели. Довольно узкое, длинное — больше километра — окруженное густым смешанным лесом, озеро ничего особенно дикого в себе не содержало.
Неподалеку от места, к которому нас вывела тропа, мы обнаружили шалаш. В шалаше на подстилке из хвои лежали рыбаки — подростки лет по пятнадцать — Петро и Ваня. Ребята «переживали».
Случилось же вот что. Поставили они жерлицу — простую снасть, употребляемую для ловли щук. Шнур был прочный, живец бойкий. Ну, решили рыбаки, будем с добычей!
И верно: щука клюнула. Леска с рогульки быстро сбежала — надо тащить.
Потащили — да не тут-то было! Ребята тянут к себе, рыба к себе. И неизвестно, кто кого перетянет. Тут пришла им в голову несчастная, как позже стало ясно, мысль. Отломили они кончик палки, к которой была привязана рогулька и скоренько обмотали леску вокруг березы. «Теперь не уйдет!»
В этом и была их ошибка. Пока они держали леску в руках, еще была возможность, так сказать, парировать рывки крупной рыбы. Тут же, хотя и крепок был шнур, — ребята показали обрывок, — а лопнул, как гнилая нитка.
Ребята вышли из шалаша и показали нам березу. Мы с уважением посмотрели на ее толстый, белый ствол, ощупали его и согласились: действительно, если к этой березе привязать пудовую щуку, пожалуй, береза устоит. А шнур — нет, не выдержит.
Приближалась длинная осенняя ночь. Быстро темнело. Вдвоем с Андрюшей, местным жителем, мы готовились к ночлегу. Рубили и носили хворост. Доставали из кустов занесенные туда половодьем чурбаны и коряги. Кипятили чай. Устраивали постели из елового лапника.
Местом для ночлега мы выбрали узкую, слегка наклонную площадку над рекой. Под нами в двух-трех метрах тускло блестела вода. Над нами тянулся крутой склон, заросший молодым ельником и пихтачом. Склон однотонно шумел под ветром, проносившимся где-то вверху. У костра было тихо. Только изредка, увлекаемый слабым током воздуха, густой дым лез в лицо, заставляя слезиться глаза.
В воде у самого берега шевелилась посаженная на кукан щука. Она только недавно попалась на спиннинг, и мы радовались, что тройник совсем ее не повредил: проживет до утра.
Внезапно в реке что-то сильно плеснуло.
— Рыба? — спросил я, переставая подбрасывать дрова в костер.
— Нет. Посмотрите-ка, — ответил Андрюша.
В вечерних сумерках я увидел, что от противоположного берега плывет что-то черное.
— Выдра, — пояснил мой спутник.
Мы с интересом наблюдали, как животное быстро плыло к нашему берегу. От его головы в обе стороны расходились две волны, журча и смолисто поблескивая.
— Вот шпарит! — восхищенно воскликнул Андрюша. — Прямо что твоя торпеда!
Я не успел ответить. Выдра скрылась в тени нашего берега. Снова повторился сильный всплеск. И только тут Андрюша вспомнил: «Щука!» и бросился к воде. Но было поздно. Щуки уже не было. Не было и нахалки-выдры, утащившей нашу единственную добычу.
Я рыбачил на Сылве, в зоне подпора Камской ГЭС. Удил с большого плота, осевшего на мели у берега. Клевали окуни, подлещики, плотва.
Недалеко от меня плескалась щука. «Хорошо бы ее изловить!» — подумал я.
У меня было две щучьи удочки. Я быстро насадил на тройники двух окуньков, и вскоре недалеко от плота заныряли увлекаемые живцами два поплавка.
Тут как раз набежала дождевая тучка, хлынул крупный дождь. Пока я пережидал его под плащ-палаткой, прошло минут двадцать. И за это время поплавки щучьих удочек исчезли.
Схватил я удилища, подсек — чувствую: и на той, к на другой удочке крупная добыча.
Начал я водить и по положению лесок заподозрил: что-то тут не так. Если мысленно продолжить лески, они сходятся в одной точке.
Пока соображал — один из тройников вылетел из воды. Стал я водить рыбу на одной удочке. Но леска рванулась — и вылетел второй крючок.
Так я и не узнал — сколько было щук?