зле бегают.
Стрелять нельзя. Можно попасть в товарища. И лесник решился на рискованный шаг — подбежал вплотную к зверю и выстрелил ему прямо в ухо.
Нелегко пришлось леснику. Медведица тяжелая, сдвинуть ее с места трудно. Все же освободил друга, у которого было покусано лицо, разодраны руки.
Подошли другие лесники, посадили медвежат в мешки, сделали носилки для товарища.
Когда Тимофей (так звали пострадавшего) пришел в себя, он рассказал, как все было.
— Шел я без всякой осторожности, размахивая топором и все думал, что друг идет поблизости… Поворот передо мной. Тут и напала медведица. Я было за топор, но она выбила его, повалила меня на землю. Смотрю, медведица лапу подняла, готовясь мне на голову наступить. Уж совсем конец пришел, да помощь подоспела.
Одного из медвежат тотчас же отдали в зверинец, другой пока жил у Тимофея.
Мы с Александром Константиновичем решили навестить Тимофея в один из воскресных дней.
Хозяин встретил нас приветливо. Он рассказал все подробности, показал шкуру медведицы. Потом вдруг забеспокоился: куда же запропастился медвежонок?
— Урру! Урру! — звал он его.
— У него прозвище такое, — пояснил Тимофей. — Его так мать звала.
Но Урру не отвечал.
— А не в сарае ли он? — вдруг сказал Тимофей. — Помнится, жена его оттуда сегодня не выпускала.
Мы пошли в сарай. Медвежонка не было видно. Лишь из угла, откуда-то из-под земли раздавались странные звуки — казалось, не то кто-то фыркает и захлебывается, не то скулит.
— Ах ты, сорванец! — воскликнул хозяин.
В темном углу сарая, прямо в землю был закопан, по таежному обычаю, бочонок меда. Медвежонок почуял запах, стал разгребать землю и провалился.
Соединенными усилиями мы вытащили его. Неприглядно выглядел Урру. Вся шерсть на звереныше слиплась, мед стекал с нее ручьями. Медвежонок превратился в тягучий липкий ком. Медом были залеплены глаза и уши. Раздувшиеся бока Урру показывали, что внутри у него меду более чем достаточно.
Медвежонок не шевелился. Мы уж думали, что он вот-вот задохнется.
Хозяйка принесла ведро воды, второе, пятое, десятое. И вот постепенно звереныш принимает медвежий вид, приходит в себя. Черные глазки его открываются, двигаются уши. Урру трет морду лапами и подлизывает воду с земли. Его мучит жажда.
— Ничего Урру, потерпи, легче будет, — наклоняется над мишкой лесник. — Вот поправишься, отдадим тебя в зверинец. Больно ты шальной становишься.
Часа через три Урру приходит в себя. Он сидит смирный, притихший. Его окружили ребятишки с кордона.
— Как тебя зовут? — спрашивает рыжеволосый веснушчатый паренек.
— Урру, — отвечает медвежонок.
— Молодец! А скажи: хочешь меду?
Медвежонок фыркает.
После двухдневной охоты возвращался к себе на хутор старый охотник-промысловик Исай. С ним было ружье, которое за последнее время стало немного сдавать — случались осечки. Это и не мудрено. «Ружьишко у меня прадедовское, фамильное», — говорит Исай.
Не раз советовали ему купить новое ружье, но он и слушать не хотел:
— Как же это! Ружьишко у меня вроде товарища. Сколько раз мы с ним из разных тяжелых историй выходили… Нет! Невозможно это.
Хоть и хорошие говорил он слова, однако все знали, что Исай скуповат.
Словом, возвращается Исай к себе и наметанным взглядом различает: кто без него приходил, что делал… Еще издали старый промысловик заметил — все в порядке, только дверь сарая почему-то открыта.
«Наверняка козы сломали задвижку», — подумал он.
Исай шагнул во двор и только тут увидел огромного черного медведя. Зверь повернулся к охотнику, зарычал, но с места не двинулся.
Исай не торопясь зашел в избу, перезарядил ружье, появился на крыльце. Зверь встал на задние лапы, рявкнул, сделал прыжок.
Прогремел выстрел. Медведь рухнул на землю, заревел.
Исай хотел перезарядить ружье, но гильза не выходила из ствола. Ее раздуло. Пришлось идти в избу, искать шомпол.
Когда охотник снова вышел во двор, медведя уже не было. Зверь ушел, оставляя за собой кровавый след.
Исай позвал собак. Те его не услышали. Они рыскали где-то в лесу.
Оставалось одно: идти по следу раненого зверя без собак, искать его. Уж такой человек был старый промысловик: за что возьмется — не бросит.
Исай взял ружье, прикрепил патронташ, зашел к соседям попросить помощи. И вот раненого зверя начали преследовать трое мужчин. Один из них — Нифонт — совсем мало знал тайгу. Он работал в мастерской бытремонта в городе — чинил примусы, ведра, а на дому от случая к случаю подшивал валенки. Едва Исай предложил ему идти на медведя, как Нифонт, не раздумывая, согласился. Возможно, ему мерещился трофей в виде большой медвежьей шкуры.
— А стрелять умеешь? — спросил Исай.
— А как же!.. Винтовку я братову заберу с собой. Брат в город уехал.
Исай ухмыльнулся: он знал, что у брата Нифонта была двустволка. Хорош охотник, если считал, будто ружье и винтовка одно и то же.
Вызвался идти и Григорий — молчаливый, нелюдимый охотник, промышлявший больше рябчиками. Даже близкие люди не могли понять, что это за человек — настолько трудно было выдавить из него слово.
— Шкура моя! — заявил Григорий. И это были единственные слова, сказанные им в тот день.
Охотники прошли около двух километров. Совсем неожиданно в карстовой воронке они заметили медведя. Тот лежал и зализывал рану.
Зверь поднялся на задние лапы. Двое спутников Исая бросились бежать. Законы тайги не терпят нарушений. Старый охотник не выпускал изо рта дымящейся трубки, не поторопился. Но тут Исай сделал непростительную оплошность: вскинул ружье — и приложился. Секундой раньше дунул ветер, и едкий табачный дым попал в прищуренный левый глаз. Этого было достаточно. Исай промазал.
Мгновение — зверь вышиб из его рук ружье. Охотник схватился за рукоятку ножа. Но поздно. Зверь подмял его под себя.
Нож в таком положении вынуть было нельзя. Правую руку охотника зверь так повернул, что она онемела.
— Помогите! — крикнул Исай. Он надеялся, что те двое отзовутся, придут на помощь — ведь у них хорошие охотничьи ружья.
Медведь рявкнул, положил свою тяжелую лапу на лицо охотника. Из-под нее брызнула кровь.
Конец…
И в этот момент из леса с визгом вылетели собаки. С разных сторон они впились в медведя зубами.
Медведь, крепко придавив к земле охотника одной лапой, стал другой отбиваться от собак. Исай снова попытался вынуть нож. Но зверь, точно разгадав его замысел, ударил лапой по голове.
Старик на минуту потерял сознание. Придя в себя, он услышал визг одной из лучших своих собак и увидел, что она тяжело ранена, но продолжает нападать.
Собаки наседали все яростнее. Зверь стал все чаще поворачиваться к ним и освободил Исая.
Собрав все силы, старик отполз от места побоища.
Он ползком добрался до лесного хутора, прислушиваясь, как позади замирает в отдалении собачий лай и медвежий рев.
Возле самого дома Исая догнали собаки. Раненый пес ежеминутно ложился на бок, зализывал рану.
Охотник с трудом отворил дверь, перевалился через порог.
Утром на хуторе узнали о беде, постигшей Исая.
Многие приходили навестить. Только Нифонт не пришел.
Григорий сел на табуретку возле кровати и почесал густую черную бороду.
— Значит, когда тебя медведь сгреб, — говорил он, с трудом подбирая слова, — мы побежали на помощь, да малость заплутали… с перепугу.
— Спасибо, — тихо произнес старик.
— Нас благодарить тебе нечего, — нахмурился Григорий.
— Да я и не вам спасибо говорю, а собакам…
И. ТепикинЧТО ТАКОЕ «НЕ ВЕЗЕТ»…
Иногда люди принимаются обсуждать животрепещущую тему: «что такое „не везет“ и как с ним бороться». Обсуждают потому, что, по-видимому, в житейской практике можно устранить причины «невезения». Как говорится: все в руках человека.
А вот на охоте — ничего. Не зря она зовется «охотою». Тут многое зависит от случайностей. И поэтому, слушая охотничьи рассказы, никогда не верьте людям, не допускавшим якобы промаха и не знавшим неудач.
Всякое бывает: и удачи, и неудачи.
Охотился я за зайцем с гончаком. Выхожу на круг, по которому должен пробежать косоглазый, выбрал поваленное дерево, уселся.
Между тем лай собаки все приближался. Донесся до меня тихий шорох. Ничего, думаю, особенного: белка или рябчик. Но все же решил осторожно повернуться.
Смотрю, а на том же стволе, на котором примостился я, сидит заяц. Хотел было схватить его, да куда. Прыгнул он в кусты и был таков.
…Помню, вдвоем с Евгением охотились мы на рябчиков. Сижу я на пригорке, подманиваю птиц манком. И что вы думаете: рябчик пролетел возле меня, сел на колени, поглядел в глаза.
Только я пошевелился, как он взлетел, исчез.
Вот оно охотничье счастье: кажется, в самые руки лез рябчик, а не достался.
…В этот вечер мы охотились за рябчиками, а наутро, оставив возле палатки гончака, углубились в тайгу.
Направились далеко, в верховья Усьвы. Вышли на визиру, шли километра два, свернули на восток, вышли на вторую визиру, поднялись на невысокий горный хребет, сели отдохнуть.
Тут мой спутник заметил медвежью лежку. Место было выгодное для охоты, можно устроить засаду.
Отдохнув, мы пошли дальше и, пройдя километра три, снова обнаружили медвежьи следы. Неподалеку от них на нас пахнуло какой-то гнилью, очевидно, тухлым мясом. Решили посмотреть.
Оказалось, за кустами небольшое озерцо, а возле него лежит растерзанный лось. Осмотрев его, Евгений сказал:
— Это работа медведя. Он любит тухлое мясо, пришел полакомиться, а мы спугнули его.
Как же медведь убил лося? Это удалось раскрыть по приметам, знакомым Евгению.
Оказалось, что в жаркие летние месяцы лосей начинает мучить червяк, который гнездится в гортани. Зверь, стараясь избавиться от боли, ищет болотце, и часто пьет из него.