Посетители в главном зале все еще вели себя неестественно тихо, и их было намного меньше, чем когда Анна с Чарльзом впервые пришли в ресторан. Большинство из них смотрели вниз — это невольная реакция на такое количество альф. Даже люди могли чувствовать напряжение, хотя не знали причину своего беспокойства.
Несмотря на то, что волки находились в соседней комнате, все ощущали их присутствие, в воздухе стояла точно такая же тяжесть, как в проливе Пьюджет-Саунд. Пока Чарльз был рядом с ней, Анна могла оттолкнуть это чувство, но теперь оно грызло ее изнутри. Громкий стук ее сердца отдавался в ушах.
Но волки по другую сторону двери, и Чарльз не позволит им прикоснуться к ней.
Она остановилась перед входной дверью.
Анна могла бы вернуться в их гостиничный номер и подождать там. Ночной город ее не пугал, все плохие парни здесь. Но это было бы трусостью. И Чарльз понял бы все неправильно.
Успокоившись, Анна поняла, почему он зарычал на нее — ему нужно было ее остановить. Он не мог позволить ее силе усмирить братца волка.
Чарльз, возможно, от природы более доминантный, но единственный волк в комнате, который не являлся альфой стаи. На конференцию придут менее доминантные волки, но никого из них здесь не было.
Так много альф ставили Чарльза в невыгодное положение. Им следовало его бояться, они должны знать, что он убьет их, если пойдут против него. Они могут почуять слабость и нападут на него вместе, как стая волков, загоняющая оленя. Она лишала его преимущества.
На маленькой сцене в углу комнаты стояло старенькое пианино, которое манило ее, как оазис в пустыне. Анна могла подождать Чарльза тут, если бы нашла, чем себя отвлечь от старых воспоминаний о боли и унижении. Анна поймала взгляд проходящей мимо официантки.
— Вы не возражаете, если я поиграю?
Официантка выглядела немного взволнованной, остановилась на полпути и пожала плечами.
— Вперед, но если вы будете плохо играть, может выйти повар и попросить вас прекратить. Он устраивает из этого грандиозную сцену. Или толпа вас начнет освистывать. Это своего рода традиция.
— Спасибо.
Официантка оглядела зал.
— Сыграйте что-нибудь веселое, если можете.
Кому-то нужно оживить это заведение.
Пианино было древним.
Кто-то выкрасил его в черный цвет, но краска выцвела до тускло-серого, потерлась по углам и была испещрена вырезанными на ней инициалами. Большинство краев клавиш цвета слоновой кости сломаны, а самая высокая клавиша «ми» торчала на восьмую дюйма выше остальных.
Что-нибудь веселое.
Анна сыграла мелодию из «Улицы Сезам». У пианино был гораздо лучший тембр, чем она думала, и оно настроено. Она перешла к «Кленовому листу», одной из двух пьес в стиле рэгтайм, которую выучил каждый студент второго курса, изучающий фортепиано. Фортепиано не было ее инструментом, но после шести лет занятий она могла играть на чем угодно.
Живая атмосфера и довольно легкие музыкальные линии произведения манили играть слишком быстро. Один из ее преподавателей любил повторять, что рэгтайм не любит быстрый ритм. Анна заставила свои пальцы держать ровный ритм.
Помогло то, что она давно не практиковалась.
***
Чарльз смотрел Анне вслед и понимал, что вернул их отношения к началу. Но если бы он не остановил ее, это стало бы катастрофой. Он не мог позволить себе отвлекаться. Даже из-за омеги и риска, что он что-то разрушит между ними.
Большинство разозлились бы, если бы их отчитали в присутствии других. Но они не подвергались жестокому обращению в попытке их сломать. Анна не сломалась, не совсем.
Но он не мог позволить себе рисковать, она могла усмирить его волка до того, как успокоит Зверя. Агрессия братца волка, его готовность убивать были единственным оружием Чарльза, он обязан контролировать ситуацию.
Основательно устав от Шастеля, хотя тот пробыл в его присутствии всего четверть часа, Чарльз призвал братца волка, которого не беспокоило кровопролитие, взять контроль на себя.
Переговоры были закончены в тот момент, когда ему пришлось зарычать на Анну. Или, может, когда Шастель назвал ее хорошенькой, как будто она пустое место.
— Ты не хочешь говорить о моей паре, — сказал он Шастелю очень мягким голосом. Братца волка не волновала политика. Шастель заставил Чарльза причинить боль Анне, и братца волка не беспокоило, если бы он убил его здесь и сейчас.
Шастель приподнял верхнюю губу, но не смог выдавить ни слова перед лицом братца волка. Они стояли, глядя друг другу в глаза, пока считали до четырех. Затем Шастель опустил глаза, схватил пальто и выбежал из комнаты.
Чарльз последовал за ним, намереваясь выследить Зверя и убедиться, что ему не взбредет в голову отправиться за Анной. Чарльз сделал два шага в главный зал ресторана, прежде чем остановился, лишь смутно заметив, что Шастель выходит из здания. Анна все-таки не ушла.
Он думал, что она уже на полпути к отелю. Вместо этого она сидела на невысоком барном стуле, который шатался под ней, и играла на печально известном потрепанном пианино, сидя спиной к нему и остальным людям в зале.
Пьеса, которую она играла, оказалась не сложной, но веселой.
Знакомая. Чарльз нахмурился, припоминая, что это вроде бы какая-то детская мелодия.
Автоматически он осмотрел комнату в поисках возможных угроз и не нашел ни одной.
Здесь были только люди, и пока он наблюдал, они расслабились под музыку. Кто-то засмеялся, а кто-то потребовал добавку ребрышек.
Анна не ушла. И это означало, что он мог наладить все в том беспорядке, который оставил после себя Шастель. Это займет всего несколько минут, затем он сможет вернуться сюда и защитить ее от… Чарльз остановился и глубоко вздохнул. Братец волк думал, что сможет исправить все, спасая ее от какой-то опасности, он не очень хорошо понимал женщин. Анна все еще здесь, и это означало, что Чарльз тоже не понимал женщин так хорошо, как ему казалось.
Анна взглянула на публику, необычная приглушенная атмосфера немного рассеялась. Она не слышала никакого шума, который означал драку, поэтому надеялась, что Чарльз держит ситуацию под контролем. Ей нужно сыграть что-то более современное, что-то подходящее для публики среднего возраста. Это означало Элтона Джона или Билли Джоэла, пианистов, которые также умели петь. Она взяла последние несколько нот «Кленового листа» в «Корабль «Алекса».
Это не совсем веселая мелодия, но она прекрасна.
Чарльзу не потребовалось много времени, чтобы утихомирить волков. Без Шастеля, который мог подначивать остальных, никто не был заинтересован в публичной драке.
Чарльз заказал еду для всех — фирменным блюдом заведения были ребрышки в неограниченном количестве за отдельную плату — и попросил всех подождать несколько минут, пока он убедится, что с его супругой все в порядке. Французские волки были немного беспокойны, зная, что Шастель заметит, как долго они оставались в ресторане после его ухода, но никто не ушел. Альфы понимали, что значит присматривать за своими.
Анна начала играть какое-то мелодичное произведение, и Чарльз за несколько минут точно определил песню. Он был поклонником Билли Джоэла, но «Корабль «Алекса» не входила в число его любимых песен. Это слишком сильно напомнило ему всех людей, которых он знал и которые оказались в затруднительном положении, когда время принесло перемены, разрушившие их жизни. Это звучало для него как имена мертвых, вызывая мурашки воспоминаний, которые лучше всего забыть, но мелодия всё же прекрасна.
Ее пальцы изящно летали над потрепанными клавишами и внесли в комнату музыку и что-то еще. Это было незаметно, но Чарльз видел это по болтовне окружающих и по тому, как старик, который сгорбился над своей тарелкой, медленно выпрямился, его глаза заблестели, когда он что-то прошептал крупному молодому человеку, сидящему рядом с ним. Мужчина что-то ответил, и старик покачал головой.
— Пойди и спроси ее, — сказал он тихо, но достаточно громко, чтобы Чарльз мог разобрать слова за музыкой. — Держу пари, девушка, которая умеет правильно играть рэгтайм, знает еще несколько старых песен.
— Она совсем одна, дедушка. Я ее напугаю. Тетя Молли…
— Нет. Молли этого не сделает. Не захочет, чтобы я ставил себя в неловкое положение. Ты сделай это. Прямо сейчас. — И хрупкий старик практически столкнул большого мужчину со стула.
Чарльз улыбнулся. Это правильно. Люди часто ошибаются, обращаясь со старшими, как с детьми, которых нянчат и игнорируют. Старики ближе к Создателю всего сущего, и к ним следовало прислушиваться всякий раз, когда они объявляли свою волю.
Чарльз немного напрягся, когда здоровяк пробрался через толпу посетителей ближе к Анне. Но в языке тела человека не читалось угрозы. Чарльз подумал, что здоровяк потратил много времени, пытаясь выглядеть менее пугающим, но все же двигался как боец и был на шесть дюймов выше, чем большинство людей. Чарльз сочувствовал ему, хотя сам научился пользоваться тем эффектом, который производил на людей, а не скрывать свою силу.
Анна заметила, что рядом с пианино с несчастным видом стоит крупный мужчина, ссутулив плечи и пытаясь не выглядеть устрашающе. И это ему не совсем удалось.
У него был шрам на подбородке и еще несколько шрамов на костяшках пальцев, и он примерно на дюйм выше Чарльза. Возможно, если бы Анна все еще оставалась человеком, она бы заволновалась, но по позе незнакомца поняла, что он не представлял для нее угрозы.
Он, очевидно, ждал, чтобы поговорить с ней, поэтому она сыграла последний такт песни и остановилась. Сейчас у нее нет настроения для веселых песен, так что, вероятно, его вмешательство к лучшему.
Несколько человек заметили, что она закончила играть и начали хлопать. Остальные похлопали и продолжили свою трапезу.
— Извините, мисс. Мой дедушка хочет знать, сыграете ли вы «Мистера Боджанглза» и не возражаете ли, если он споет с вами.
— Без проблем, — ответила она, улыбаясь и мягко расправляя плечи, чтобы показать ему, что его не боится.