ого она ушла.
«Я больше не узнаю тебя», – сказала она, не глядя запихивая вещи в мешок для мусора, словно человек, спасающийся от стихийного бедствия. В машине ее ждет сестра, заявила она, будто он мог сделать что-то ужасное, чтобы остановить ее. «Человек, которого я любила… – на ее глазах выступили слезы, словно она горевала о ком-то умершем, – не был на такое способен».
Она боялась его. Он понял это, когда шагнул к ней, чтобы успокоить, – не мог видеть, как она плачет. Она отшатнулась, выставив перед собой мешок точно щит. Она уехала, сменила номер телефона. Родные тоже от него отдалились. Мысль о том, что человек, которого он помнит, – это он и есть, казалась теперь абсурдной, неправдоподобной. Лучше представлять, что это какой-нибудь дальний родственник.
Он заметил, как смотрели на него гости – как на диковинного уродца. Когда ему случалось – изредка – краем глаза увидеть свое отражение в зеркале, он понимал почему. Он выглядит как дикарь, как настоящий маргинал. Возможно, это единственная работа, где нечесаные волосы и поношенная одежда могут восприниматься как необходимость. Иногда его посещает мысль, а не бросить ли притворяться почти нормальным человеком, не зажить ли совершеннейшим дикарем. Он наверняка сможет. Он достаточно вынослив, первые месяцы тренировок в морской пехоте быстро выбили из него всю изнеженность, а последующие годы закалили, сделали жестким. Единственная слабость, с которой он справиться не в силах, – в его голове.
Он владеет всеми нужными навыками, знает, как выжить в дикой природе. Можно взять ружье, удочку, охотился бы, рыбачил. Остальное, если надо, можно украсть. Он без колебаний готов что-то отвоевать. Разве он не отдал все? А ведь столько людей живут, даже не понимая, что владеют гораздо большим, чем им нужно. Они ленивые, жадные и не видят, насколько легка их жизнь. Быть может, это не их вина. Может, им просто не выпал случай осознать, насколько хрупко их счастье. Однако иной раз он думает, что ненавидит их всех.
Кроме Хитер. К ней у него нет ненависти. Но она другая. Она не порхает в облаке беспечного легкомыслия. Он плохо знает ее, но чувствует, что и ей знакома темная сторона жизни.
Он вылез из постели. Бессмысленно притворяться, что удастся уснуть. Открывая дверь гостиной, он разбудил собак, которые с сонной рассеянностью подняли головы, но уже через минуту возбужденно прыгали вокруг него, мельтеша хвостами. Возьму их на прогулку, подумал он. Ему нравилась глубокая тишина этого места ночью. Тропинки вокруг Охотничьего Дома он в темноте отыскивал с такой же легкостью, что и днем.
– Сейчас, девочки, сейчас, – сказал он.
Достал из шкафчика бутылку односолодового виски, отпил немного, затем плеснул в стакан. Вдруг поможет снять напряжение.
Сейчас2 января 2019 г
Хитер
Я позвонила в полицию, чтобы рассказать про тело.
Голос оператора (похоже, лет девятнадцать или около того) звучал отвратительно оживленно.
– Это не похоже на несчастный случай, – сказала я.
– Почему вы так думаете, мэм?
В его тоне едва заметная, но совершенно отчетливая нотка шутливости – я еле сдержалась, чтобы не сказать, кем я была и чем занималась.
– Потому что, – ответила я со всей возможной терпеливостью, – на шее характерная полоса. Я… не специалист, но это похоже на отметину, когда применяют силу.
«На удушение», – подумала я, но вслух не сказала. Не хочу, чтобы он объявил, что я спешу с выводами.
Повисла долгая пауза, во время которой, как мне показалось, он решал, насколько этот звонок соответствует уровню его зарплаты. Когда снова заговорил, не осталось ни намека на шутливость.
– Если подождете минуту, мэм, я приглашу человека, который переговорит с вами.
Я ждала, наконец в трубке раздался голос, женский.
– Здравствуйте, Хитер. Говорит старший инспектор Элисон Квири.
Голос слишком уж властный для маленького местного полицейского участка. Выговор тоже нездешний, легкая эдинбургская картавость.
– Меня направили сюда помочь в расследовании другого дела.
Ясно, подумала я.
– Как я понимаю, мы имеем дело с пропавшим человеком, который, к сожалению, был найден мертвым.
– Да.
– Можете описать погибшего?
Я повторила то, что уже рассказала юнцу, добавив деталей. Упомянула странное положение тела и брызги запекшейся крови на камнях.
– Хорошо, – сказала она. – Насколько мне известно, сейчас добраться до вас невозможно, учитывая погоду и отдаленность поместья. Но мы постараемся при первой же возможности выслать к вам вертолет.
«Пожалуйста, – едва не взмолилась я, слушая размеренный и спокойный голос этой Элисон Квири, – пожалуйста, приезжайте как можно быстрее. Я не могу находиться здесь одна». Но вслух я спросила:
– Когда, как вы думаете, это произойдет?
– Боюсь, не могу точно сказать. Пока такой снегопад, мы бессильны. Но это будет скоро, я уверена. А пока я бы попросила, чтобы ваши гости оставались в помещении. Объясните им, что это необходимо, но, пожалуйста, не разглашайте никаких подробностей, которые вы мне рассказали. Мы не хотим никого напрасно пугать. Кто находится там сейчас?
На меня навалилась усталость – я не спала уже сутки. Меня то накрывало изнеможение, то подбрасывало всплеском адреналина. Мысли текли медленно, тягуче, точно патока.
– Здесь… одиннадцать гостей, – произнесла я с усилием. – Девять из Лондона и пара из Исландии. Еще лесничий, его зовут Даг, и я.
– Вы только вдвоем обслуживаете такое огромное поместье? Это должно быть очень тяжело, да?
Голос полон сочувствия, но за вопросом угадала нечто другое, более острое, тревожное. А может, это просто мой невыспавшийся мозг затеял игру в подозрения.
– Ну, мы справляемся. Обычно есть еще один сотрудник, Иэн, но он уехал на Новый год. Он живет не в поместье, тут только я и Даг.
– Ясно. И вы уверены, что той ночью в поместье находились только вы, ваш коллега лесничий и одиннадцать гостей? Всего тринадцать человек.
Несчастливое число… так и слышится в ее голосе.
– Хорошо, думаю, так даже проще.
В каком смысле проще? – с недоумением подумала я. Должно быть, в том, что если это действительно убийство, то виновный один из нас. Двенадцать подозреваемых. Среди которых, по-видимому, и я. Это не должно меня удивлять. И тем не менее удивляет. Особенно то, насколько непринужденно – теперь понятно, что это притворство, – инспектор назначила меня старшей.
– Итак, мы договорились: держите всех там, где они сейчас находятся. И вы окажете мне неоценимую помощь, если припомните все, что произошло или что вы заметили за последние сорок восемь часов. Вдруг вы что-то видели, что-то слышали? Любая мелочь может быть важной.
– Хорошо, я постараюсь.
– Может, хотите что-то сообщить прямо сейчас?
– Нет.
– Пожалуйста, хорошенько подумайте. Возможно, вы сами удивитесь тому, что вспомните.
– Я не могу ни о чем думать.
Но, еще не договорив эти слова, я вспомнила. Наверное, это было связано с видом из окна офиса, откуда я звонила, – на темную вершину Мунро за озером и Старый Дом, сгорбившийся где-то на склоне злобным существом. В мозгу вдруг вспыхнула картинка: в предрассветной темноте я стою у окна своего домика – это первое утро нового года. Я закрыла глаза, вспоминая. Что-то разбудило меня, и поначалу я никак не могла понять, что именно. А потом услышала детский плач. Вероятно, он и разбудил меня. Я выбралась из постели, пошатываясь, прошла в ванную, ополоснула лицо. А потом подняла голову, посмотрела в маленькое окно ванной и увидела силуэт Мунро, словно вырезанный на фоне ночного неба, заслоняющий свет звезд. И тут заметила что-то странное. Движущегося светлячка или заплутавшую звезду. Словно по склону горы кто-то медленно поднимался к Старому Дому.
Но я не могла ей этого рассказать. Было ли это на самом деле? Все так туманно, сомнительно. Я даже не могу определить, в котором часу это видела, знаю лишь, что было темно. Я напрягала память, пытаясь восстановить перед глазами картинку, но она расплывалась, воспоминание таяло, убеждая меня, что это лишь плод моего воображения.
– И вот еще что. Не для протокола, просто хочу себе уяснить. Это очень поможет. Помните ли вы, что делали в ночь, когда пропал гость?
– Я… ну, я была в постели.
Не совсем так, Хитер. Да, это не ложь, но и не чистая правда. Потому что ты только что вспомнила, что бродила без сна бог знает до которого часа.
Канун Нового года. Самая одинокая ночь в году, даже если рядом люди. Помню, что так было еще до того, как моя жизнь рассыпалась в прах. Всегда беспокоишься о том, что проводишь время не так, как мог бы. Как следовало бы. А в этом году шум веселья этих гостей из Лондона – хоть я и убедила себя, что не завидую им, – сделал только хуже. Потому я и выпила гораздо больше обычного, забыв, что выпивка не лечит одиночество, а только усугубляет.
Стоя в ванной в тот час – в пять, в шесть? – я не была уверена в том, что видела, да и видела ли вообще. Поэтому и не могла рассказать об этом. Ведь тогда придется сказать, насколько я была пьяна. И дальше что? – раздался в голове голос. – Пришлось бы признаться, что ты совсем не тот толковый и честный человек, каким прикидываешься? Ты потеряла бы ее доверие?
И тут я подумала, что расспросы инспектора, ее доверие вовсе не отменяют главного – в ту ночь я была одной из тринадцати. И я подозреваемая наравне со всеми.
– Вы здесь, Хитер? – раздался в трубке голос старшего инспектора. – Вы слушаете?
– Да, – ответила я – слабо, неуверенно. – Я слушаю.
– Хорошо. Что ж, будем на связи. Обращайтесь по любому вопросу. Что-то вспомните, сразу звоните.
– Конечно.
– Я приеду, как только смогу. А пока, похоже, у вас все под контролем.
– Спасибо.
Ха. Я вспомнила свою сестру Фи: «Иногда полезно перестать храбриться, Хитс. Скрытность часто может принести больше вреда, чем пользы».