знаю, что выглядела супер, но очнулась словно в параллельной вселенной. Золотая ткань превратилась в мерзкую тряпку, макияж размазался (теперь-то уже приходится краситься по полной), тушь затекла в морщины у глаз и даже рта, которые, могу поклясться, вчера не были такими ущельями. Я погасила светильник у столика. И вдруг вспомнилась Бланш Дюбуа[20] – так вот что меня ждет? Есть ли что-то печальнее некогда красивой женщины, растерявшей всю свою красоту?
В голове вертелась песенка Кэнди Стейтон «Ты обрел любовь». Что-то в словах не давало покоя, но я никак не могла понять, что именно. И еще ночью кто-то сказал нечто такое, что сбило меня с толку. Кто это был? И что именно он сказал?
По крайней мере, похмелье не такое убойное. Наверняка большая часть алкоголя уже выветрилась. Понятия не имею, который час. Джулиен еще не вернулся, значит, вечеринка продолжается. Внезапно меня охватила тоска по упущенным возможностям – все они продолжают там веселиться, без меня. А я взяла и отключилась. Нужно привести себя в порядок и вернуться к ним. Наверняка именно этого ждут от меня. Пошатываясь, я проковыляла в ванную, поелозила расческой по волосам, побрызгала в лицо холодной водой и как смогла кое-как поправила размазанный макияж. Затем тщательно почистила зубы – хоть что-то, по крайней мере. Сколько же времени? Я отыскала часы. Четыре. Ничего себе, остальные, значит, гуляли всю ночь. Снова уколола мысль об упущенном веселье. Я всегда гордилась тем, что я душа компании. Джулиен так и сказал в день нашей свадьбы: «Я люблю тебя, потому что ты душа компании». «И кое за что другое, я надеюсь», – рассмеялась я. Он улыбнулся: «Конечно». Но те его слова засели у меня в голове. Помню, как он смотрел на меня, когда говорил это, и я никогда не расстанусь с этой чертой своего характера. Ну сейчас я им всем покажу.
Я распахнула дверь. Холод пощечиной стеганул по лицу. Я постояла, привыкая. Свет горел не в Охотничьем Доме, как я поначалу решила, а в коттедже-сауне. Стало обидно – могли бы и позвать меня, ведь я тоже хотела попробовать.
Оскальзываясь, я побрела по обледенелой тропинке мимо Охотничьего Дома. Он стоял почти весь темный, только тускло светил торшер. В окно я увидела Марка, лежащего на диване. Тоже жертва вечеринки. Не так обидно, когда знаешь, что ты не один.
Пахло точь-в-точь как на лыжной прогулке – почти металлической свежестью. В памяти всплыло предупреждение Дага. Разве не чудесно было бы, если бы мы все нежились в сауне, смотрели на озеро и вдруг пошел бы снег? Так живописно. Снег, подари всем нам хорошее воспоминание о сегодняшней ночи, сотри эту муть в моей душе. Подойдя ближе, я услышала странный звук, который в буквальном смысле остановил меня. Какой-то звериный. Не то крик, не то стон. Доносился он, похоже, из леса позади сауны. Со всех ног я кинулась к сауне, которая была в этот миг спасительной райской обителью посреди ада дикой природы. Когда я была уже у самой двери, звук раздался снова. Я замерла. Теперь-то я не сомневалась, что звук донесся не из леса, а из-за двери.
Сейчас2 января 2019 г
Хитер
Я направилась в маленький туалет, расположенный рядом с моим кабинетом, хотелось умыться холодной водой, хоть немного освежить голову после рассказа Дага. Вытирая лицо, я услышала голоса. Мужчина и женщина. Кто именно из гостей, разобрать я не сумела. Для моих ушей у них у всех одинаковые голоса – заносчивые, снобские голоса южан из среднего класса.
Мужской голос:
– Если они узнают – я пропал.
Женский:
– Как они узнают?
Мужской:
– Записка.
Я замерла на миг, а затем бесшумно подобралась к двери и заглянула в офис. Никого, дверь закрыта. Тогда я подошла к стене, отделяющей туалет от коридора, и прижалась к ней ухом. Голоса стали отчетливей. Похоже, парочка стояла за поворотом коридора, место и вправду вполне подходящее для приватной беседы – если не знаешь, что за стенкой расположен служебный туалет, вход в который есть только из кабинета. Я приникла к стене.
– Записка? – В женском голосе легкая дрожь. – Какая записка?
– Лежала в прихожей нашего коттеджа. Там все подробно.
– Но ты ведь уничтожил ее?
– Нет… Слишком запаниковал. А потом она пропала…
Долгая пауза, я не сомневалась, что женщина изо всех сил сдерживается, чтобы не накинуться на него. Что еще за записка? Предсмертная? Маловероятно. Когда я последний раз проверяла, то обнаружила, что задушить самое себя затруднительно.
– Главное, – наконец прозвучал спокойный женский голос, – что ты никак не связан с ее смертью. Вот что важно. Они это поймут.
– Поймут ли?
Его голос сорвался, он был в панике. И снова низкое бормотание, совсем уже тихое. Я вжала ухо в стену.
– Когда они узнают об остальном, я первым буду на подозрении…
Внезапно раздался грохот. Я подскочила, обернулась – в своем стремлении услышать как можно больше я потеряла осторожность и сбила со стены маленькую гравюру с охотничьим сюжетом. Вся уборная была усеяна осколками.
Голоса, разумеется, стихли. Стоя по другую сторону стены, застыв, я почти чувствовала их присутствие. Стараясь ступать беззвучно, я выскользнула из туалета в свой кабинетик.
Сутками ранее1 января 2019 г
Миранда
Зрелище, представшее моим глазам, было абсурдным. Я пребывала в таком потрясении, что едва не расхохоталась. Помню, в детстве, когда машина задавила нашу кошку и мама сказала об этом нам, мой брат засмеялся. А я так возмутилась, что ударила его. Но мама объяснила, что это частая реакция на потрясение. В мозгу что-то замыкает, и человек выдает неожиданную реакцию.
И вот что я увидела. Мой муж сидел на корточках. А над ним нависала Кейти. Моя лучшая, моя самая близкая подруга. Совершенно голая. Ноги широко расставлены, и его голова зарылась между ними. Моя некрасивая, безгрудая, толстозадая подруга. Голова Кейти была запрокинута в экстазе. Его пальцы сжимали ее ноги. Я все смотрела и смотрела. Смотрела, как он отпустил ее ляжки и вцепился в соски этой плоскодонки. Это было уже слишком.
– Блядь! – вырвалось у меня.
Они замерли. Потом оба медленно повернулись и уставились на меня. Джулиен – о господи – отер рот ладонью. Первые мгновения лица были совершенно пусты, они еще не осознали, что произошло. Меня захлестывал ужас, ядом разливался по телу. В глаза бросилось корытце с раскаленными камнями, и на миг меня охватило почти неодолимое искушение – настоящее искушение – схватить лопатку и зашвырять их этими огненными булыжниками.
Господи, это же полнейший сюр. Мой муж и моя лучшая подруга. Этого просто не может быть. Я почти ждала, что они улыбнутся и поздравят друг друга с тем, как здорово меня разыграли, как тогда с сюрпризом, что они приготовили мне на тридцатый день рождения. Хотя этот розыгрыш потребует объяснений поубедительнее.
– Ох, – выдохнула наконец Кейти, – о боже.
– Я думал, ты спишь, – сказал Джулиен. – Я отнес тебя в коттедж. Ты была в отключке…
И тут же осознав всю нелепость этого объяснения, продолжил: – О боже, Миранда. Вот дерьмо. Мне так жаль. Это не то… не то, что ты думаешь.
Вот теперь я уже смеялась, хохотала как безумная ведьма. Вид у обоих сделался совсем уж перепуганный. И хорошо. Я хочу, чтобы они боялись.
– Не смей возвращаться в коттедж, – сказала я. – И мне плевать, куда ты пойдешь. Можешь поселиться у нее, мне насрать. Но я не желаю видеть твою рожу. Так что не появляйся рядом со мной.
Поразительно, до чего же спокойно звучал мой голос, какой контраст с тем, что клокотало внутри.
– Нам надо поговорить.
– Нет, не надо. Я теперь долго не захочу разговаривать, даже просто видеть тебя. Возможно, никогда.
Это была чистая правда. Я пришла в ярость, узнав про его махинации с инсайдерской информацией, и уже тогда подумала, что не хочу его видеть. Но желание это быстро исчезло. Однако сейчас все было иначе.
Он молча кивнул. Я никак не могла заставить себя взглянуть на Кейти.
– Не верится, что я потратила на вас половину своей жизни. На каждого из вас.
И тут меня будто громом поразило. Мысль была столь дикая, что я не могла облечь ее в слова. Но я должна была сказать. Я должна была знать правду. На Кейти я так и не смотрела, просто в ее сторону, ее силуэт расплывался перед глазами.
– Ты ничего не пила. Ни в поезде, ни потом. Я обратила внимание. Всегда брала бокал, но не пила. Ни разу.
Тишина. И все же я произнесу это, вслух произнесу. Теперь-то я видела, как она отворачивается, кособочится, даже голая. Пытается скрыть. От меня скрыть. И я же заметила, когда она разделась до белья, но была слишком пьяна и ничего не поняла. Ее выпирающий живот. Праздник тут ни при чем, Кейти никогда не была из тех, кто объедается от пуза.
– Ты беременна.
Она молчала, и я сказала громче:
– Ты беременна. Скажи это, мать твою! Ты беременна, и это его ребенок. О боже.
У Джулиена приоткрылся рот. Выходит, не знал. Хоть как-то я его уела, приятно наблюдать за его шоком.
– Мэнди, – наконец заговорила Кейти, – это получилось случайно… Мне так…
Я подняла руку, останавливая ее. Не стану я плакать у них на глазах. Не стану. Это все, о чем я могу думать. Миранда Адамс не плачет.
– Мои поздравления вам обоим. – И я улыбнулась, горе и ярость разъедали меня изнутри, точно кислота.
Беременность в каком-то смысле много хуже простой измены. Такое чувство, будто меня ограбили. Очень сильное чувство. Кейти словно украла у меня эту беременность. Ребенок, что зреет у нее внутри, должен быть моим ребенком.
– Утром я уеду в Лондон, – сказала я и с невольной гордостью отметила, какой ровный у меня голос. – Мне нужно кое-что сделать. Кое-что исправить, разобраться с одним секретом, который я так старательно хранила. Джулиен, догадываешься, о чем я?