— Да, и сыростью, и…, - Роэман на секунду задумался, — Тоской. А ещё дессы её называли Гнилой.
— Гнилой? — она заглядывает ему в глаза.
Белое прекрасное лицо, лицо, словно сотворённое богами из самого чистого и дорогого мрамора. Синие, синие немигающие глаза на этом лице. И они внимательно смотрели на него, как будто пытались заглянуть ему в душу. Тут Виталий Леонидович сообразил, что эта информация удивила Госпожу. И теперь она проверяет, не соврал ли он: глядит на него и думает, глядит и думает. И так несколько секунд подряд. И даже змея замерла на её плече, развернула свой капюшон, готовая на всё, но не шевелится и даже не выкидывает свой чёрный язык ему под нос. Виталий Леонидович, пока Бледная Госпожа задумалась и пока змея убралась от его лица, покосился на обрубок её руки и с опаской подумал о могуществе того, кто осмелился с ней такое сотворить.
— Хозяйка могил, — наконец произнесла она.
— Хозяйка могил? — переспросил Роэман. Этот титул ему ни о чём не говорил. — Кто это?
— Тварь, — сухо и коротко ответила Госпожа. Но тут же снизошла и пояснила: — Хозяйка Могил, Сырости и Гнили. Повелительница снов, Госпожа мокриц и могильных червей.
— Хозяйка могил? — Роэ не скрывал того, что удивлён. Звучало это впечатляюще, он сразу вспомнил те ощущения, которые испытывал, когда видел ту страшную бабу. — Хозяйка могил? Это точно была она, — и тут же он спросил: — Но червь, почти ребёнок, дева, она не смогла бы себе такого нанять.
И Привратница снова задумалась.
Верно, этот нечестивый был прав. Это ничтожество, стоящее перед ней на коленях, говорило дело. Смертной деве нечего было предложить Хозяйке могил.
Надя же, сидя за стойкой, просто оцепенела с телефоном в руках, так и смотрела на это удивительное действо. Она не понимала, что происходит, и уже подумывала, что как только всё закончится, позвонит своей закадычной подруге и расскажет ей обо всём, что сейчас видела.
Она старалась не шуметь, даже дышала едва-едва, неотрывно смотрела на голую белую бабу и своего знакомого, который стоял перед той на коленях. Надя вздрогнула, когда на барную стойку прямо перед ней бесшумно и стремительно, словно чёрная жидкость, втекла огромная чёрная змея. Кобра тут же встала перед Надей в позу. Все видели, как кобра распускает свой капюшон, но все видели это по телевизору. А перед барменшей, прямо на стойке, которую она протирала тысячу раз, покачивалась огромная кобра с уже раскрытым капюшоном. Кобра была так близко, что барменша могла дотронуться до змеи рукой. И, скорее от удивления, чем от страха, Надя открыла рот и выронила телефон. Она резко встала со своего высокого стула: теперь та белая баба с небритым лобком совсем не казалась ей стриптизёршей, и эта кобра совсем не казалась ей безопасной змеёй. Надя хотела уйти отсюда, но не успела… Чёрная пасть с двумя белыми и тонкими, как кривые иглы, зубами открылась, и среагировать на открытую пасть Надежда не успела — две быстрые и лёгкие струи вырвались из-под зубов змеи. Барменша даже руку не успела поднять, когда резкая боль обожгла ей оба глаза. Надя заорала по-бабьи и с шумом, опрокинув поднос со стаканами, свалилась за стойку на пол.
Ни женский крик, преходящий в визг, ни грохот и звон разбившейся посуды, не привлекли внимания ни Бледной Госпожи, ни Роэмана. Они так и продолжали смотреть друг на друга. Роэман — стоя на коленях и закинув голову вверх, Бледная нависала над ним и, склоняясь к нему, говорила:
— Я Привратница. Я не могу опуститься столь низко, я не могу сама каждый раз являться сюда, чтобы умерщвлять червей, осмелившихся нарушить границы. Тебе придётся закончить дело, — говорила она это так выразительно, что у Виталия Леонидовича холодело сердце.
— Но как мне добраться до червя, как обойти стража? — спросил Роэман, понимая, что ему очень не хочется встречаться с Гнилой бабой ещё раз.
— Она тварь, и дессы твари, и ты со своим подручным — твари. Она всегда будет чувствовать вас. Вам никогда не провести Повелительницу мокриц.
— И что же мне делать, Госпожа?
— Недоумок! — произнесла Бледная холодно. И почти по слогам и громко добавила: — Пошли к червю смертного. Смертных она не почует, их вокруг слишком много, чтобы на всех она могла обратить внимание.
Змея опять появилась на её плече, и её чёрные стеклянные глаза снова заглядывали в лицо Роэмана, а чёрный жгутик её языка трясся прямо перед носом Виталия Леонидовича.
— Смертного? — Роэ даже обрадовался тому, что решение нашлось. Он старался не смотреть на кобру. — Ну конечно, смертного.
— У тебя есть такие? — спросила Бледная.
— Я найду, Госпожа, найду, — обещал Роэман.
Она какое-то время молчала, глядя на него, а он ждал, когда она наконец уберётся, ведь всё теперь стало ему понятно, но Госпожа снова заговорила:
— Ты сделаешь это дело! Сделаешь. И даже не надейся, что тебе удастся отползти от него, забиться куда-нибудь в щель и дождаться, что я про него забуду. А это тебе, чтобы помнил…
Это было похоже на удар молотка. Виталий Леонидович с самого начала предполагал, что может произойти, едва увидев этот чёрный ужас на плече Бледной Госпожи. Так оно и вышло: молниеносный бросок, и кобра вцепилась ему в правую скулу. И он почувствовал, как в том месте растёт, набухает боль и словно трещинами разлетается оттуда вниз в щёку, в ухо, в глаз. В глазу сразу потемнело, но особенную боль ему доставило ухо. Одна из игл боли пролезала всё глубже, глубже и уже копошилась где-то внутри головы. Острая, колющая.
Ему так хотелось схватить эту чёрную змею, оторвать от своего лица и свернуть ей шею, и крутить, крутить, пока её мерзкая башка не отделится от её лоснящегося тела. Он даже руку поднял, поднес к ней… Но не осмелился и благоразумно решил всё перетерпеть. И несмотря на то, что у него начало дёргаться лицо от резких судорог, он вытерпел эти долгие, бесконечно долгие пять секунд, не прикоснувшись к змее. И уже когда иглы её зубов вышли из его кожи, щека заметно отекла, а правый глаз совсем заплыл, он услыхал красивый голос Госпожи:
— Не забывай про меня. Сделай дело.
Он даже не успел ответить ей.
Ни щелчка, ни вспышки. Госпожа исчезла, как будто ее и не было. Только чёрная змея упала на пол с мягким стуком. Упала, свернулась в петли, снова подняла голову и, раскинув свой чёрный капюшон, уставилась на Виталия Леонидовича. Очень, очень ему хотелось прикончить эту тварь, но сейчас он просто не мог этого сделать. Правая часть головы онемела. Онемение стекало уже в шею и на правую ключицу. От этого и в шее, и в плече начинали деревенеть мышцы. Роэман с трудом встал и левым ухом, которое ещё слышало, услыхал, как стонет за барной стойкой Надя. Он, закрыв место укуса рукой, подошёл к стойке и заглянул за неё. Там, среди битого стекла и целых стаканов, шевелилась и барменша, пытаясь подняться на ноги. Она стонала и стонала, не останавливаясь, чем стала раздражать Роэ, а в паузах между стонами она ещё и тихо звала на помощь:
— Ой, помогите мне, ой, помогите… Ой, не вижу ничего…
Роэман взял со стойки рюмку с водкой, выпил её быстро, взял вторую и плеснул себе на правую часть лица. Постоял немного, слушая стоны Надежды… Постоял, постоял… И пошёл, пошатываясь, к выходу, доставая на ходу сигареты из кармана.
Часть 2
Глава 16
Конечно, когда ей стало ясно, что червя защищает какой-то страж, похожий на Хозяйку могил, настроение Бледной Госпожи изменилось. Она не понимала, с какой стати Повелительница мокриц защищает червя? Что червь ей мог пообещать за такую охрану? Тем более, если верить этому мелкому бесу Роэману, что червь — это юная дева. Дева? Смертная дева?
Ещё там, в том вонючем заведении, у Госпожи возникло несколько вопросов, на которые Роэ ей ответить, конечно же, не мог.
«Что это за юная дева? — думала она. — В чём её принципиальное отличие от тысяч других червей, которые до неё попирали законы мироздания?».
Она не понимала, почему СУЩЕЕ в этом случае так резко реагирует на то, что случалось уже тысячи раз? Ведь во все времена находились твари или смертные, которые лезли и лезли за Черту. ОНО всегда раздражалось по этому поводу, но в этот раз… Этот раз был особенным. И тут Госпоже пришла в голову простая мысль: червь найден, осталось ей пойти и самой убить червя. СУЩЕЕ будет довольно. А Гнилая… Повелительница могильных червей — она из Низших. Она не сможет ей противостоять долго. Но… Было кое-что, что Госпожу останавливало.
Для неё не было ничего более унизительного, чем опуститься до заурядного убийства смертной. Даже если наказана смертная будет не рукой Госпожи, а её аспидом или псом, всё равно для неё это будет большим позором, а для зловонного смертного, набитого гноем и фекалиями, великой честью. Смерть от Высшего ещё нужно заслужить, поэтому во веки веков Волю Высших исполняли либо сами смертные, либо те, кто им ровня, всякая мелкая нечисть и погань. Пусть грязь занимается грязью. Высшим о смертных мараться было зазорно. И даже гнев не мог служить оправданием. Разгневаться на смертного и покарать его собственноручно — верный способ опустить себя до его уровня. Нет, Госпоже это не подходило. Она появилась во своём доме, и сразу по всем залам сладкоголосые птицы стали петь песни. Обезьяны бежали к ней, неся кто поднос с напитками, кто подушку для короны. Златоглазки зашуршали крыльями откуда-то сверху, они парами несли ей легчайшие одежды. Несколько, на выбор. Бледная сняла с головы колючую корону — носить дома свой собственный символ было бы пошлостью. Она положила её на бархатную подушку, услужливо поданную обезьяноподобным слугой. Теперь она взглянула на свою руку. Вернее сказать, оглядела то, что от неё осталось. Все рецепторы она давно заблокировала, и никакой боли, как и каких-либо других неприятных чувств, Госпожа не испытывала. Новая рука уже начала формироваться. Она потянулась из плечевой кости, из сустава, длинным, гибким красным ростком. Это были стволовые клеточные структуры и мельчайшие кровеносные сосудики, оплетающие и питающие их. Вскоре они сложатся в нужный конструкт и начнут делиться, превращаясь в новые и новые клетки. В клетки костей, в клетки сосудов, в нейроны, в волокна мышц и, наконец, в клетки кожи. И чтобы стимулировать процесс восстановления, нужны были стимуляторы и строительные вещества.