Без видимого взаимодействия одна из обезьян обогнала всех остальных и поднесла ей поднос, на котором опять было два бокала. Один с красной жидкостью, другой с прозрачной. Она выпила один за другим до последней капли. Сначала красную, потом прозрачную. Обезьяна с пустыми бокалами удалилась, а на её место пришла другая. У той на подносе стояла роскошная ваза с какой-то неясной, полупрозрачной субстанцией. И Бледная, запуская в неё пальцы, стала доставать её из вазы и с явным удовольствием поедать. Вид Госпожи при этом был весьма задумчив. Она пошла по огромному залу, а обезьяна с подносом побежала рядом, чуть впереди, чтобы ей не приходилось тянуться к лакомству.
А она всё ела это странное вещество, иногда забываясь и облизывая пальцы. Шла, отращивала руку, ела и думала. И думать сейчас она могла лишь об одном.
В конце концов, она могла бы выяснить у Роэмана, где находится червь, и, если СУЩЕМУ будет угодно, сама отправится к червю и всё сделает, пренебрегая унизительностью этого действия. Она готова была принять этот позор, готова была перепачкаться тухлой кровью смертного ради расположения СУЩЕГО. Но… Бледная хотела знать, кто стоит за этим червём? И почему СУЩЕЕ так реагирует на него? Это её интересовало больше всего на свете.
Червь — смертная дева? Такой червь — ничто, он слеп; само собой, он и понятия не имеет, кто и в каких целях его использует. Так что уничтожение червя ничего ей не даст. Ничего, кроме позора. Его и без неё накажут. Нечего об него и пачкаться.
Гнилая… А вот она, конечно, знает, кто её нанял, и, конечно же, она не скажет ей. Из простого упрямства не скажет, из показушной спеси Низших перед Высшими. Её даже можно будет убить и разорвать на куски, тварь не испугается смерти, просто возродится в одной из своих могил, и всё. Но решение уже складывалось в прекрасной голове Бледной Госпожи.
Червь, как и всякий нарушитель законов мироздания, должен быть наказан. Наказание должно быть неотвратимо. Но… желательно это сделать так, чтобы показал своё лицо тот, кто всё это затеял, тот, кто нанимал червю охрану. Из-за кого СУЩЕЕ так раздражено, из-за кого она потеряла свою руку. И она уже знала, что нужно предпринять. Роэман будет добираться до червя в этой реальности, а в Истоках червя будет искать другая тварь. И некуда ему будет деться. Кто-нибудь из них червя, рано или поздно, да и раздавит. СУЩЕЕ будет довольно, а если ей повезёт, она ещё и узнает, кто всё это затевал. На ходу Бледная Госпожа позволила златоглазкам надеть на себя легчайшую тунику, а со спины уродливой черепахи она сама сняла, вставляя в них ноги, лёгкие и изысканные туфли без задников. И чтобы не тратить время на переходы, перенесла себя и обезьяну, держащую вазу с прозрачным кушаньем, в длинный светлый зал, который был сплошь заставлен мраморными ваннами и странными машинами, некоторые из которых, судя по надписям и биркам, были плодами человеческого гения. К появившейся Госпоже сразу кинулось не менее двух десятков обезьяноподобных существ, которые некоторым образом отличались от тех, что прислуживали Госпоже в её покоях.
Эти были выше и чуть осанистее. Но и они кланялись ей низко. Она, продолжая поедать полупрозрачную субстанцию из красивой вазы, пошла вдоль рядов ванн, которые были наполнены серой и густой массой. Обезьяны молча поспешили за ней, а некоторые из них несли за Госпожой изящный раскладной стол и раскладной стул. Она же шла между ванн, на которых не было ни единой надписи и вообще ни единого знака, так уверенно, как будто проводила тут много и много времени и всё отлично здесь знала.
Масса в ваннах была разной и от ванны к ванне менялась. Становясь то гуще, то темнее, в некоторых она как бы дышала, а в некоторых даже отвечала волной на её приближение. Но она проходила и мимо этих ванн, пока не дошла до нужной ей. Тут Госпожа остановилась. Обезьяны тут же поставили для неё стул и стол. Она села и дождалась, пока обезьяна не поставила перед нею на стол вазу с лакомством. Бледная снова стала брать из вазы еду. Одна из обезьян, старшая среди них, приблизилась к ней и с поклоном спросила:
— Желает ли Госпожа внести в генезис Одноглазого какие-либо изменения?
— Он будет охотником. Усильте ему обоняние. И подготовьте его к существованию в Истоке, — произнесла она, снова запуская пальцы в кушанье.
— Будет исполнено. Надлежит ли нам включить весь цикл генезиса?
Она на секунду задумалась, но решила, что это займёт много времени, и ответила:
— Нет, ему не нужны все функции, запускай генезис укороченного цикла.
— Как пожелает Госпожа, — старшая обезьяна поклонилась и тут же гортанными, резкими звуками стала отдавать своим подчинённым приказания.
Глава 17
Обезьяны зашевелились, забегали, стали приносить большие колбы с какими-то жидкостями. Часть этих веществ быстро, после взвешивания на весах, выливались в ванну. И в ванне сначала началось движение, непрозрачная жидкость ожила, а потом начала медленно бурлить. По поверхности её пробегала заметная дрожь, а из глубины её выносились к поверхности газы, которые стали, поднимаясь над ванной, вызывать у принюхивающихся обезьяноподобных состояние радостного возбуждения. Одна из обезьян помешивала содержимое ванны небольшим веслом. Бледная же сидела на своём стуле и невозмутимо доставала из вазы почти невидимое лакомство и поедала его.
Не прошло и пары минут, как обезьяны замерли вокруг ванны и притихли, а старшая из них приблизилась к Бледной Госпоже с маленькой вазочкой в руках. Обезьяна стала перед нею на колени и протянула ей вазу:
— Желает ли Госпожа дать жизнь новой сущности?
Бледная Госпожа, чуть склонив к вазочке голову, отвела свои прекрасные волосы в сторону и плюнула в неё.
Старшая обезьяна поклонилась ей и, встав с колен, бережно отнесла вазочку к ванне и бросила её в мутную, бурлящую жидкость. Обезьяна с веслом стала усиленно размешивать субстанцию в ванне, а старшая обезьяна встала рядом с ванной, заглядывала в неё, контролируя процессы, которые в ней происходили. Она видела, как в серой мути, на месте брошенной вазочки, закручивается медленный водоворот и что-то там начинает собираться в тёмный большой ком. Обезьяна, что размешивала вещество в ванне, вытащила весло. В размешивании нужды больше не было. Процесс начался.
Бледной Госпоже, в отличие от её верных слуг, сидеть тут было неинтересно, скучно. Тем более, что полупрозрачное её кушанье в вазе закончилось. Ей хотелось бы лечь на свою ледяную постель, забыться в лечебном сне и очнуться, когда рука уже восстановится. Но уйти она не могла. Нужно было закончить дело. Сейчас у неё не было занятия важнее этого. Госпоже очень не хотелось снова испытать на себе раздражение СУЩЕГО. Поэтому она сидела и ждала, когда всё закончится. А к ней, по длинному коридору среди ванн, уже бежали обезьяны-слуги, несли ей подносы с напитками и новые вазы с прозрачной едой. А к ванне, в которой уже синтезировалась новая жизнь, обезьяны-учёные подкатили странное устройство, за которым тянулся толстый кабель, — генератор поля, ускоритель. Этот агрегат загудел, как только один из помощников старшей обезьяны включил рубильник.
И время до окончания процесса многократно сократилось. В ванне наконец начало что-то не просто бурлить, но и шевелиться. А обезьяны-слуги наконец пробежали километровый коридор между бесконечных ванн и, тяжело дыша, стали подносить Госпоже подносы с едой и напитками. Самая опытная из них ставила всё это перед госпожой на стол, а та, взяв один из бокалов с алой жидкостью, сидела и внимательно рассматривала, как из уже сложившегося узла сустава выкристаллизовываются её лучевая и локтевая кости.
Наконец в ванной стало отчётливо проступать нечто темное, живое, оно начало шевелиться и поднимать почти сформировавшиеся конечности над жидкостью, которая теперь была уже совсем не такой густой, как до начала цикла генезиса. Над серой, мутной водой появлялась то крупная четырёхпалая рука, то мощное колено.
— Процесс завершается, — объявила старшая обезьяна, — подготовьте разрядник!
Сразу же один из её помощников приволок пару железяк с кабелем, и эти железяки она погрузила в мутную воду в разные концы ванны.
— Разряд! — скомандовала старшая.
Треск и хлопок, от ванны пошёл дымок, а старшая обезьяна, сначала заглянув в ванну, а потом и запустив в воду руку, сообщила Госпоже:
— Сущность ожила, сердце работает.
И тут же из воды поднялось оно: новорождённое существо. Тёмно-серая могучая махина положила огромные свои руки на края ванны и своим единственным глазом стала осматривать стоящих вокруг ванны обезьян, пока взор её не остановился на ней. На Бледной Госпоже. И сразу после этого существо начало вставать, подниматься из купели, в которой оно было рождено. Грязная вода лилась с него на мрамор, когда мощная, как колонна, нога встала на пол. Затем и вторая нога покинула купель.
— Удался, удался! То гены Госпожи, — попискивали и похихикивали от радости обезьяны-учёные, подходя и ощупывая его. — Хорошая работа. Гены Госпожи. Гены Госпожи.
Одноглазый возвышался над ними, он был выше любого из них, намного выше. Кажется, он был не менее трёх метров роста. Едва ли не лысый, шея почти вливалась в широченные плечи, мощная грудь скрывала огромное сердце и большие лёгкие. Мускулистый торс переходил в живот, на котором и намёка не было на половые признаки.
А дальше шли ноги, и были они подстать всему остальному телу. Обезьяны палками-разрядниками стали тыкать Одноглазого в спину, подталкивая его к ней и приговаривая:
— Иди к Госпоже, иди к Матери своей.
Он вздрагивал, видно было, что разряды электричества доставляли ему боль, злился, беззвучно разевал зубастую пасть, отбивался от палок, но всё-таки шёл туда, куда его направляли.
Госпожа встала и сделала пару шагов ему навстречу. Подошла и положила руку ему на грудь. Одноглазый замер перед нею, это прикосновение словно принизило его. Он даже перестал дышать.
— Я твоя мать, ты моё дитя. Ты узнаёшь меня? — спросила она.