— Извините, вы меня помните?
— А должен? — спрашивает хирург довольно ехидно.
— Я Фомина, — говорит Света.
— Это прекрасно, — отвечает хирург.
— Вы мне личинку с лица удаляли.
Хирург останавливается прямо посреди коридора, среди десятков людей, которые смотрят на них, заглядывает Светлане в лицо, смотрит внимательно.
— Помню, было, кому-то удалял, разве вам? У вас и шрама нет.
— Мне, мне, — быстро говорит девочка и указывает на скулу. — Вот тут.
Врач присматривается:
— И намёка на хирургическое вмешательство не вижу. Отличная загорелая кожа, без шрамов, без угревой сыпи и прыщей, средней жирности, вам можно в рекламе кремов сниматься. В вас мальчишки должны влюбляться пачками. Зачем вы ко мне пришли?
— Вот, — Светлана показывает ему пальцы с двумя чёрными пятнами на самых кончиках.
Хирург берёт руку девочки, поворачивает её к свету:
— Обморожение?
— Ожог, — отвечает Света.
— Идите ко мне в кабинет, заходите без очереди, идите сразу в операционную, медсестре скажите, чтобы готовила инструменты. Я сейчас приду и займусь вами.
«Без очереди, операционная, медсестре готовиться!». У Светланы подкашивались ноги, когда она шла в его кабинет. Даже и не заметила, как на неё стали ругаться бабки, когда она открыла дверь кабинета.
В операционной чисто и прохладно. Резко пахнет лекарствами какими-то. Огромные окна, ещё и лампы горят. Медсестра усадила её к столу. На столике рядом разложены инструменты. Блестящие, острые и, наверное, холодные. Светлане, конечно, страшно. Она большим пальцем всё время разминает чёрные пятнышки.
Наконец приходит врач, быстро обрабатывает свои руки, садится рядом и берёт руку девочки в свою. Берёт одну железную палочку.
— Значит, обожглась?
— Да, — кивает Светлана.
— Чем же можно так обжечься? Сталь варила в домашних условиях, что ли?
Света качает головой: нет. А он своей палочкой вдруг начинает тыкать в чёрные пятна. Света дёргается, ей больно, а он удивлённо смотрит на неё:
— Так это не некроз!
— А что ж это? — спрашивает девочка.
Хирург ей не отвечает, обрабатывает ей место какой-то жидкостью, берёт скальпель:
— Чуть-чуть будет больно.
Он делает ей малюсенький надрез. Свете больно, но она терпит. Появляется кровь, девочка всё равно смотрит, что делает врач. А тот берёт пинцет. И ковыряется в ране.
— Это не некроз, — повторяет он через некоторое время. — Ткань живая. На онкологию тоже не похоже, но я взял образец на биопсию.
Сергей Владимирович прикладывает к ранке ватку, пропитанную жидкостью:
— Прижми. С биопсией придётся подождать недельку другую. Это долгий тест, а вот с кровью мы тянуть не будем. Сделаем анализ. Мария Львовна, биохимию ей выпишите. Срочно.
— Сегодня она уже кровь не сдаст, — говорит медсестра. — Поздно.
— Ну, значит, пишите направление на завтра. Фомина, она у нас уже была, но она несовершеннолетняя, карточки в регистратуре ещё нет.
— Заведующая будет вам опять втык давать, — пообещала врачу опытная медсестра.
— Ну, у неё работа такая, — философски заметил Сергей Владимирович.
— Ладно. Сейчас напишу. Пойдёшь без номерка. Приходи в двести восьмой кабинет к половине десятого, очереди уже не будет, — медсестра на принтере распечатывает направление. — Натощак. Ни есть, ни пить, пока кровь не сдашь.
— Послезавтра у меня будет ваш анализ, — говорит хирург. — Приходите. Работаю с утра. Заходите без очереди.
Она почти весь путь до школы держала ватку на пальце. Забыла про неё. И лишь у школы вспомнила.
А на уроках сидела невесёлая, всё думая об этих чёрных пятнах. Всё было просто прекрасно. С ней ещё до звонка поздоровалась Люба Каховская. Одна из модных девочек класса.
— Привет, Фомина.
«Привет, Фомина!». Раньше она едва бы кивнула Светлане, если бы та с нею поздоровалась, а тут первая произнесла: «Привет, Фомина».
И мальчишки с нею заговаривали, пара девочек похвалили её новое платье, и она с ними поболтала, рассказала, где купила его. Но всё время она ни на минуту не забывала о своих пальцах и о том, что ей завтра сдавать кровь. Ну, и ещё про то, что она обещала Пахомову навестить его. Когда кто-то подходил к ней поговорить или когда она оборачивалась к Мурату на уроке, девочка зажимала кулачок, чтобы никто не увидел пятен. Так и прошли у неё занятия.
После четвёртого урока она решила уйти. И пошла к ближайшей точке, где делали шаверму. Купила две самые дорогие. Ещё литровую бутылку пепси-колы. И, сложив всё в рюкзак, вышла из забегаловки. Накрапывал дождик, и девочка, натянув перчатки, поправив берет, закуталась в тёплый жакет и раскрыла зонт. Она быстро пошла в больницу, ловко перепрыгивая лужи и грациозно уворачиваясь от брызг, что разлетались от велосипедов доставщиков. Розовое платье для Петербурга в октябре — дело непростое.
Она перебежала улицу. Дождь усилился, и она была по-настоящему рада, что купила эти туфли на платформе, они совсем не боялись мелких луж.
Света была уже у больницы, она остановилась, чтобы пропустить выезжающую из ворот скорую помощь.
Пальцы!
Из чёрных точек на пальцах пробежал слабый разряд тока и скользнул судорогой до локтя. А от локтя в плечо, под ключицу, до позвоночника и в шею. И всё это мгновенно. Девочка вдруг почувствовала… Почувствовала… Почувствовала… Она поняла, что…
Кто-то смотрел на неё сзади. Не осознавая того, что этого, наверное, делать нельзя, она сразу и резко развернулась в ту сторону. И увидала старенькую машинку. Из тех, что делали ещё при совке. Машина была припаркована метрах в тридцати от входа в больницу.
Шёл дождь, и рассмотреть, есть кто за рулём или нет, не было никакой возможности. Но Светлане это было и не нужно. Она была уверена, что там есть человек. И этот человек на неё смотрит. Ведь это была та же самая машина, которую она видела вчера в своем дворе. Та же самая машина. Светлане стало так страшно, что она тут же повернулась и побежала к дому. И зонтик ей уже не помогал, и луж она уже не разбирала. Это было глупо, глупо, глупо, конечно, но ничего с этим она поделать не могла. Это новое чувство в шее и затылке и старая машина её очень сильно пугали.
«Чего ему нужно? Ну что ему нужно от меня? Или он не один там?». Она бежала, то и дело оглядываясь, но сейчас машины не было видно. Она могла так бегать часами, и её сердце при этом работало как хороший мотор, ровно и стабильно, а тут оно застучало так, как будто она пробежала три самых кротких спринта подряд, выкладываясь при этом по полной.
Девочка бежала так неаккуратно, что забрызгала себе платье и чуть зонтик не сломала. Она не остановилась и не сбавляла скорости до самого своего дома. Забежала во двор, доставая из рюкзака ключи от входа в парадную, ещё раз обернулась, осмотрела двор, машину не увидела, забежала в парадную и, позабыв переодеться в подъезде в старую одежду, открыла свою дверь и влетела в квартиру. Она бросила рюкзак, зонт, скинула туфли. Иванова вышла из маминой комнаты на шум: кто пришёл? А Света, даже не взглянув на неё, побежала в свою спальню, окно которой выходило во двор. Она подошла на цыпочках к окну и из-за пыльной шторы одним глазком выглянула на улицу. Нет, девочка не увидела той машины и вздохнула уже спокойно, но не успела она выдохнуть, как та самая машина въехала во двор и стала медленно двигаться, ища парковочное место. Машина остановилась как раз напротив входа в её парадную. Светлана отпрянула от окна. Она боялась, что этот… из машины может её увидеть.
И сердце девочки снова бешено забилось. Нет, она не ошиблась, и ей не привиделось, это была та самая машина, которую она видела уже дважды. Света побежала в прихожую… Это вышло спонтанно, она и сама не знала, зачем это делала. А сиделка так всё и стояла в коридоре, взгляд осуждающий и в тоже время оценивающий. Она с интересом рассматривала новую одежду девочки.
И всё в её виде так и вопрошало: а это всё откуда у тебя? И новая хорошая одежда, и денег мне дала, ещё просила, чтобы я отцу про это не говорила. И что вообще с тобою происходит, кто тебя так напугал? Чего ты мечешься? Влипла во что-то?
Но ни одного вопроса Иванова девочке не задала. Но все эти вопросы Света прочитала во взгляде сиделки. Девочка поняла, зачем прибежала в прихожую. Света залезла в свой рюкзак и достала оттуда телефон.
Кому? Кому она собралась звонить? Ну не папе же. Конечно, не папе. Она нашла нужный номер. «Пахом».
Он откликнулся на вызов сразу, как будто ждал его.
— Влад…, - девочка говорила тихо, почти шептала.
— О! Светланка, хай! — Пахомов был явно рад её слышать.
— Привет, — она снова вошла в свою комнату и тихо, почти на цыпочках, подошла к окну. — Слушай, Влад. Я хотела к тебе сегодня прийти… Но не смогу!
— Ты не придёшь? — в голосе её приятеля легко угадывалось разочарование.
— Не могу, Влад. Честно, не могу. Я даже две шавермы уже купила, но не получается, — говорила она тихо, а сама опять выглядывала из-за занавески в окно.
— А что случилось-то? — кажется, Пахомов начинал волноваться.
— Я тебе потом всё расскажу, — обещала Света. Вообще-то ей хотелось рассказать ему всё сейчас, для того она и позвонила Пахомову. Но когда услышала его голос, то передумала, не нужно пока ему ничего говорить. Зачем его беспокоить? Пусть лечится.
— Ну ладно, — невесело ответил Пахом. — Ну а завтра хоть зайдёшь?
— Зайду. Куплю новые шавермы и зайду.
— Да не покупай, чего деньги тратить, так заходи. Просто.
— Ладно, ладно, — обещала девочка. — Зайду. А деньги у меня есть, я куплю шавермы.
— Свет? — говорит Пахом чуть насторожённо.
— Что?
— А с тобой ничего не случилось?
— Да нет, всё норм. А что? — врёт девочка.
— Голос у тебя перепуганный.
— Перепуганный? — Света хихикает, она хочет показать ему, что всё в порядке, но сама чувствует, что её хихиканье звучит фальшиво. Тем не менее продолжает: — У меня всё норм.