Но Охотник был уверен, что со временем всё нормализуется. Ведь он был порождением Госпожи. А раз так, ему не о чем было беспокоиться.
Одноглазый не очень хорошо понимал, куда ему нужно идти. Всё, что он знал, так это то, что когда солнце всходит, оно должно быть над его живым «плечом», а когда заходит — над правым. Так ему и следует двигаться. До тех пор, пока он своим мощным носом не начнёт чувствовать запах. Этот запах был прописан у него в голове. Вернее, это была смесь запахов. Запах юного существа, девы, переплетался в его мозгу с запахом гари, запахом распада и конца. Одноглазый ни с чем другим этот запах спутать не смог бы, даже если бы захотел.
Охотник увидел мост, множество странных вещей, больших и длинных. Они стояли друг за другом и перегораживали ему путь. А над ними лежала дорога, сплетённая из странного материала. Всё это было ему в диковинку, он в первый раз видел вагоны, а над ними мостик из железа. Одноглазый подошёл к мосту и прикоснулся к перилам. Некоторое время гладил их рукой. Ощущение ему не понравилось. Железо было… слишком твёрдым. Даже при его огромной силе оно могло ему противостоять. Тем не менее, ему захотелось подняться по этой конструкции наверх. Оттуда должно быть хорошо видно, куда ему следует дальше идти.
Недалеко от моста он уловил новый запах. Этот запах был очень интересный. Дело было в том, что отдалённо он напоминал тот запах, который был закреплён в его голове. Новый запах был немного похож на запах девы. Запах был очень приятный. Одноглазый стал принюхиваться, он вертел головой, втягивал большие массы воздуха в свои огромные лёгкие и нашёл место, из которого исходил аромат. Это был небольшой холм, заросший растительностью. Одноглазый сделал всего один-единственный шаг в ту сторону. Существо пряталось в растениях. И оно догадалось, что его обнаружили. Не став дожидаться приближения охотника, оно выскочило из-за растений. Думало скрыться. Как и Охотник, оно передвигалось на двух конечностях, и передвигалось весьма быстро.
Но Охотник уже сбросил тушу, которую нёс, на землю, и уже отрывал от своего тела «плечо» — пора охотиться. Он хотел знать, каково же это новое существо на вкус, раз у него такой приятный запах. Чтобы привести «плечо» в боевое положение, нужно всего пару секунд. Одноглазый оторвал его от себя. «Плечо» сейчас напоминало кусок его кожи, теперь эту кожу нужно активировать. И это было несложно. Он немного встряхнул его, и всё, оно тут же затвердело, оно было готово к охоте. А двуногое было быстрым. Оно убегало всё дальше. Охотнику пришлось приложить усилие, когда он запустил «плечо» вслед за ним. «Плечо» сразу определило цель и, согласно цели, само выбрало траекторию и угол атаки. Теперь оно понеслось за жертвой с набором высоты. Бегущее существо обернулось в самый нужный момент. Оно было разумным и имело хорошие глаза. Оно в последний момент заметило то, что падало на него сверху. Но всё, что оно успело сделать, так это поднять левую конечность, чтобы защитить свою голову. Чёрный кожаный «блин» шлёпнулся на его конечность и сразу облепил её, окутал накрепко. И существо поначалу попыталось его скинуть с конечности. Но все попытки были тщетны. И тут оно почувствовало, как там, под этим чёрным «блином», что прилип к его конечности, что-то прокалывает его ткани. Это было почти не больно. Но существо осознало, насколько это опасно. Всё ещё пытаясь избавиться от этой мерзости, что крепко сидело на его конечности, оно кинулось бежать. Только вот бежало оно недолго. Уже через сто шагов мышцы в его ногах перестали его слушаться, начали твердеть, ему стало тяжело дышать. А ещё шагов через двадцать существо упало на землю. Оно лежало на земле, пытаясь понять, что происходит и хоть как-то скоординировать работу своих конечностей, было живо, но не чувствовало боли. Его мозг, его органы зрения и слуха продолжали работать, оно видело, как не спеша, чуть прихрамывая, к нему идёт Охотник. Видело, но ничего уже поделать не могло. И теперь ничего, кроме дикого страха, оно больше не испытывало.
Одноглазый нашёл себе интересное занятие. Он сравнивал два вида мяса. Мясо того, кто передвигался на четырёх конечностях, и мясо того, кто передвигался на двух. Ему нравилось отрывать куски от одной туши, класть их в пасть и глотать. А потом отрывать кусок от другой туши. Он пришёл к выводу, что вкус двуногого интересней и насыщенней, но ткани его твёрже. А вот ткани существа с четырьмя ногами, пусть и не так интересны, но зато нежнее, и в них больше жира. Охотник был сыт и некоторое время никак не мог решить, какую тушу взять с собой — ту, что вкусная, или ту, в которой больше энергии. Тащить обе ему не хотелось. И всё-таки он выбрал ту, которая содержала больше жира.
Охотник взобрался наверх и остановился на середине моста. Он смотрел на юг. Ему нужно было туда. Там была та, за которой его послали.
Девочка просыпалась, и её сразу окружала реальная жизнь. Кресло у постели мамы. Затёкшая спина. Урчащие, подмигивающие и попискивающие приборы жизнеобеспечения. Слабая лампа на столике, восковой профиль мамы. На выходных ей приходилось всё делать самой, на выходных сиделки не работали. Она потянулась. Не хотела засыпать, но всё равно заснула. Телефон лежал рядом с креслом, он разрядился. Света взяла его в руку.
Нет, она не забывала того, что произошло с нею во сне. Она прекрасно помнила и боль от ожога на щеке и шее. И чёрные пятки Анны-Луизы, которая сгинула в огромном брюхе уродливого Жени. И Сильвию, жрущую отрезанный сосок и обсасывающие белые пальцы чудовища. Она всё это прекрасно помнила. И особенно хорошо помнила муходеда, которого искромсала Кровопийцей. Помнила его страшные руки-клинки, его удивлённую морду в пегой щетине, его злые блёклые глаза. Первый раз в жизни она поступала так с живым существом. Светлана даже вспомнила то лёгкое ощущение, с котором тесак резал и прокалывал ткани муходеда. Фу… Брр… Света поняла, что она будет помнить это ощущение долго. Разве такое забудешь.
Но сейчас всё это было как бы нереально. Вне реальности. Просто то, что произошло во сне… оставалось во сне. А наяву шла её обычная, настоящая жизнь. И в этой настоящей жизни были выходные. А это значило, что близнецов сплавить в садик не удастся. Что им нужно готовить завтрак. И обед, и ужин. И папу тоже придётся кормить, а ещё сиделки сегодня выходные, и ей придётся провести весь день до вечера с мамой. Поэтому все заботы и о маме тоже лягут на её плечи. А ведь её будут ждать сегодня в ресторане.
Ничего, ничего страшного для неё в этом не было, Светлана жила в таком режиме уже год, она к этому привыкла. Папа, братья, мама… Забота о них стала уже не частью её жизни, а самой жизнью. Вот и братья уже проснулись, хотя ещё и лежат под своим одеялом, но уже шепчутся. Она слышит через открытую дверь. Они скоро вскочат и наперегонки побегут в ванную, и ещё там, у раковины, начнут ругаться и считаться, выясняя, кто должен сегодня первый сидеть за компьютером. А она будет готовить им омлет и заваривать чай. И всё было бы по-воскресному, как раньше, как пару месяцев назад, если бы не одно «но».
Пальцы. Девочка почувствовала, что с ними что-то происходит. Она взглянула на свою руку. И всё сразу переменилось. Утро, такое обычное, безмятежное воскресное утро заполнилось тревогой. Даже не тревогой, тревога — это ерунда. Это её утро в одно мгновение наполнилось страхом. Два чёрных пятнышка, которые ещё вчера так внимательно под лупой изучал молодой хирург, УВЕЛИЧИЛИСЬ! Это было очевидно. Чернота разлилась уже до середины подушечек. Света повернула к себе руку, ей не нужны были подтверждения увеличения пятен, но они были. Под ногтем на безымянном пальце в самом центре появилась чёрная точка. Девочка даже потёрла ноготь. Ну, мало ли… Вдруг это что-то прилипло сверху. Но она знала, что ничего к ногтю не прилипало. Чернота пришла изнутри. Точка была прекрасно видна на розовом фоне. Она чернела оттуда, из-под ногтевой пластины.
Светлана быстро встала и пошла в ванную. Там, встав у зеркала, девочка опять стала рассматривать свои пальцы. Трогать их, мять и даже сжимать с силой. Нет, боли она не чувствовала. Зато чувствовала, что эти чёрные ткани на ощупь ничем не отличаются от нормальных. Пятна отличались от всего остального только цветом. Но и этого ей было достаточно для того, чтобы впасть в уныние. В настоящее отчаяние. Она заплакала. Если бы сегодня был обычный день, а не воскресенье, девочка обязательно сразу после садика пошла бы к хирургу. И вообще-то она уже знала, о чём хотела его попросить. Она хотела удалить их, пока эти пятна не растеклись по всей руке.
— Света-а…, - ну, конечно, это был Колька, помимо того, что ныл, он ещё и пинал дверь. — Свет, ты скоро?
— Я скоро, — Света стала быстро умываться, чтобы братья не увидели, что она плакала. — И не смей ломиться, просто нужно постучать!
— Ладно. — отвечал братик.
— Жди, — сказала девочка, беря зубную щётку.
— Жду.
Глава 39
Папа уже давно пришёл, братья давно были накормлены и сидели за компьютером. Ругались, как обычно. Когда Света проходила мимо их комнаты, ругались шёпотом, чтобы сестра не наказала. Светлана занялась мамой. Вымыла её. Папа был рядом и по возможности помогал.
— Света, — начал он, заглядывая ей в лицо.
— Что, пап? — спросила она, понимая, что сейчас он начнёт задавать всякие ненужные вопросы.
— А ты что такая?
— Какая такая?
— Печальная какая-то? Что-то случилось?
Девочка делала всё очень аккуратно, она обмывала маму, меняла постельное бельё, выносила тазики с водой и грязными простынями так, чтобы папа, сидевший рядом, не увидел её почерневших пальцев. Резиновые перчатки она недавно выбросила, они были старые. Старые выбросила, новые купить не додумалась, забыла. И папа ещё не видел её пальцев, поэтому говорить ему о пугавшей её черноте она не стала. И соврала:
— Да всё в порядке, па. Просто немного устала.
Отец поймал её мокрую руку, притянул к себе:
— Ничего, потерпи немного. До конца февраля. Ты ведь помнишь, я в феврале погашу кредит. И нам станет жить полегче. Главное, чтобы до февраля наши сиделки не разбежались.