— Лю, ну а вам-то это зачем, зачем вы будете тратить своё и так небольшое время пребывания в Истоках на поиск еды для этих двух…
Любопытный не раздумывал над ответом, и это был уже нехороший знак, знак того, что он уже всё решил.
— Человек Светлана-Света, эти два представителя вашего вида меня очень заинтересовали. Видите ли в чём дело, эти двое, если это, конечно, правда, в рамках своей биологической формы нашли способ противостоять времени.
«А, ну всё, завёл свою песенку про время, теперь его точно не остановить», — подумала Светлана.
А голос продолжал:
— Это удивительное и, кажется, невозможное явление. Ваша форма жизни весьма несовершенна, архаична, допотопна; тем не менее, они научились даже в рамках этого несовершенства находить способы существования вопреки законам времени.
«Понятно, понятно, вот болван». Девочка убедилась, что его теперь будет не остановить.
И его действительно уже было не остановить. Любопытный медленно, словно думал вслух, продолжал:
— Дело в том, Светлана-Света… что я уже некоторое время думаю о том, чтобы завести здесь физическую форму, материализоваться, у меня уже есть некоторые идеи на этот счёт.
— Материализоваться? — Света даже перестала его ругать про себя.
— Да, физическая форма сняла бы многие вопросы моего здесь пребывания. Мне бы уже не была нужна точка концентрации, я бы не был привязан к данному помещению и мог бы перемещаться в любом направлении на любое расстояние.
— А вы будете… человеком?
— Человеком… Скорее всего да, я просто не вижу иной удобной физической формы, кроме вашей. Вернее, теперь не вижу. Раньше я ещё обдумывал варианты, но после вашей встречи с вашими новыми союзниками, с их интересными биологическими технологиями преодоления времени, я принял решение, что буду искать форму вашего вида. Человек Светлана-Света, вы мне поможете?
Девочка даже растерялась, она молчала, а Лю, наверное, приняв её молчание за сомнение, стал её убеждать:
— Человек Светлана-Света, если вы мне поможете получить физическую форму, обещаю, что я пойду с вами туда, куда вам будет нужно. Обещаю, что до самой последней точки назначения я буду помогать вам и ограждать вас от всех опасностей.
— Ну ладно, — только и смогла ответить девочка. Отказаться-то она всё равно не могла, хотя и понимала, чем для неё это всё может закончиться. — А что нужно сделать, чтобы вы обрели физическую форму?
Глава 44
На этот вопрос Любопытный ничего вразумительного не ответил, он просто исчез. А Света осталась в депошке одна. Никаких дел у неё не было. Она приготовила пару монет, все вместе перетащить в реальность она не могла, решила начать с двух. Взяла те, что побольше, их она собиралась прятать за щеку. Это были большие, серебряные рубли. Очень старые, большие, тяжёленькие. Девочка попробовала, как они умещаются за щёку. Да, ощущения были совсем не те, что от компактных золотых монеток. Но делать было нечего, она обещала отцу показать монеты. Солнце поднималось всё выше, температура в депошке росла. Хотелось есть и особенно пить. В рюкзаке оставалась вода. Да, в одной из двух бутылок, на самом донышке, плескалось некоторое количество воды. Она её допила. Несвежая, почти горячая, но худо-бедно жажду утолила. Однако это была последняя вода. Света вспомнила, что в магазинчике, там, где лежала продавщица, в нижней части неработающего холодильника ещё оставались бутылки с питьевой водой. Их там было не так уж и мало.
А что, делать ей было абсолютно нечего. Лю куда-то убрался. Сидеть тут в жаре, наблюдать, как мухи с разбегу пытаются проломить грязное стекло? Девочка быстро собралась. Надела куртку, закинула рюкзак на плечи, взяла палку. Подошла к двери, по сложившемуся у неё ритуалу встала на пороге и минуту, не меньше, стояла и прислушивалась к звукам, что доносились до неё. Без Любопытного, конечно, плохо, но ничего, ей не впервой. И, как всегда перед любым путешествием, она отправилась сначала на улицу Гастелло к своей старой знакомой. Жаба из развалин никуда не делась, и жёлтого ядовитого жира успела подкопить. Она уже не пыталась брызнуть в девочку ядом, и экзекуцию по изъятию жира из распухших за глазами желез переносила спокойно: ну, надо, так надо. Светлана размазала жир по концу палки и сказала:
— Спасибо тебе, жабка.
И, посчитав, что уже готова, девочка вышла из развалин и побежала на запад, к улице Ленсовета.
Никаких особых приключений по дороге с нею не произошло. Она спокойно добежала до огромного здания Ленсовета, ещё раз обследовала стебель фикуса в надежде найти хоть один листочек.
Но тщетно, кто-то тщательно сдирал с него даже намёки на листики.
Потом за нею увязалась маленькая стая собак из четырёх особей. Света их совсем не боялась, собаки были небольшие, молодые, бежали за нею из любопытства или, может, искали в ней себе вожака; будь у неё что-нибудь, она даже дала бы им поесть. Света всегда любила собак. И, странное дело, с ними ей было бежать веселее. И страха она испытывала меньше. Собаки не отставали от неё ровно до улицы Орджоникидзе. Тут, на большом перекрёстке, собаки вдруг, как по команде, встали. Света обернулась на них: что, всё? Всё. Дальше за нею они не пошли. Животные не лаяли, лишь смотрели на неё и, кажется, волновались.
— Ну, как хотите, — сказала Светлана и побежала дальше.
Она немного расстроилась, ей хотелось подружиться с собаками, но до магазина осталось всего ничего, пять минут бега. А так как вокруг было тихо и девочке очень хотелось пить, она решила не останавливаться.
Светлана пробежала на юг от перекрёстка метров двести, как вдруг вокруг неё сгустились сумерки. Все вокруг потемнело, резко и сразу, как будто в солнечный день яркое солнце заслонила быстрая и плотная туча. Девочка даже остановилась. Она бежала по старым, уже ржавым трамвайным рельсам, что лежали посреди улицы, и прямо тут она и замерла. И тут же где-то за её спиной кто-то засмеялся. Засмеялся негромко, но так отчётливо, что она расслышала каждый звук этого смеха. Кажется, смех был… детским. Света сразу, резко обернулась на звук, выставив палку и на всякий случай проверив Кровопийцу, на месте ли. Но никого за спиной не оказалось. Она стала озираться, но кроме домов с выбитыми окнами, кроме развалин она ничего не видела. Вокруг никакого движения, ничего даже не шелохнулась на её глазах. Полная неподвижность. Полная.
Сумерки сползли с улицы так же быстро, как и накатились, снова всё вокруг заливало солнце. А Света всё стояла и стояла посреди улицы.
У неё в ушах всё ещё звучал тот смех. Она снова и снова поворачивалась в разные стороны, но никакой опасности не видела.
«А не зря собачки не пошли сюда», — думала девочка. Но до нужного магазина оставалась всего пара сотен метров, и она, всё-таки собравшись с духом, побежала дальше.
Бежала, и вдруг поняла, что её пугает звук собственных шагов. Просто это был такой громкий топот, что не заметить его было невозможно. Девочка остановилась. И испугалась. Даже нечаянно втянула голову в плечи. Её напугало то, чем и напугаться, казалось, невозможно. Над нею и вокруг неё висела необыкновенная пелена тишины. Вокруг не было ни звука, ни единого звука. Вообще.
Тишина была такая, что от неё начинало звенеть в ушах. Света даже головой потрясла и слегка ударила палкой по земле, пару раз, чтобы избавиться от ощущения, что она просто оглохла. Звук выходил глухой, неестественный. Надо было убираться отсюда, но до магазина было всего метров сто. В свете солнца ей было трудно разглядеть, но, кажется, вывеска «Круглосуточный» светилась.
Нужно было что-то делать, стоять тут, в этой съедающей душу тишине, ей было страшно. И она решались. Бежать… Каждый её шаг был оглушительно громок, но, странное дело, все звуки, которые она издавала, вязли в горячем воздухе, как в вате. Но, слава Богу, она быстро добежала до ступенек, что вели в магазин. И да, вывеска над магазином светилась электрическим светом.
«Главное теперь не смотреть на продавщицу», — думала Света, поднимаясь по ступенькам. В прошлый раз из-за прилавка торчали только её распухшие серые ноги. Вот как раз эти ноги и не хотела Света видеть, когда входила в магазин. И она их не увидала. Девочка вздрогнула, когда поняла, что продавщица в своей бейсболке как ни чём не бывало стояла за прилавком на фоне проломленной стены, за которой открывалось серебряное поле мха и корявое дерево на нём. Она снова стояла. Не чёрная, не распухшая, живая. Только взгляд у неё был всё такой же стеклянный. Несколько секунд девочке потребовалось, чтобы прийти в себя. И только после этого она обратила внимание на холодильник с напитками. А тот ровно и негромко урчал. Света подошла к нему и прикоснулась к стеклу. Оно было холодное. В этой жаре, что царила вокруг, что-то холодное было удивительной редкостью. Девочка посильнее дёрнула прилипшую дверь холодильника и, косясь на неподвижно стоящую продавщицу, стала брать с нижней полки большие, тяжёлые бутылки и складывать их в рюкзак. Пустые пришлось выкинуть, но всё равно в него вошло всего три двухлитровых бутылки — две с негазированной водой и одна с газом. Ещё она не удержалась и взяла одну двухлитровую бутылку фанты. Её она решила нести в руках. Она была ледяная. И её хотелось тут же открыть, но Света, поглядывая и поглядывая на ожившую продавщицу, не решилась пить прямо в магазине, а сначала вышла на жаркую улицу, на самый солнцепёк.
Там, прямо на крыльце, она уже ухватилась за тугую пробку на бутылке, хотела её отвернуть и напиться кисло-сладкой жидкости из бутылки, но тут в удушающей, ватной тишине солнечной улицы она снова услыхала тихий, далёкий смех. Больше ни единого звука, ни дуновения ветра, ни шелеста в зарослях репейника на развалинах, ни крысиного писка, ничего, только этот улетающий, затухающий вдали детский смех. Ну, это уже было чересчур. Девочка позабыла и про фанту, и про жажду, которая мучила её всю дорогу до магазина, она осмотрелась и, не увидев опасности, кинулась к перекрёстку. Побежала быстро, держа большую, неудобную бутылку с жёлтой жидкостью под мышкой. Она бежала и боялась грохота собственных шагов, её топот в этой ватной тишине казался просто оглушительным, а ещё, кажется, за оглушающим звуком шагов прятался всё тот же противный детский смех. И она даже немного обрадовалась, когда, уже подбегая к перекрёстку, обернулась и увидела чёрного попугая, который, судя по всему, решил на неё поохотиться. Он высоко в небе летел за нею.