Охотник не терял следа, он знал, что идёт правильно, и мог так идти ещё очень долго. Правда, эти усилия потихоньку привели к тому, что он начал чувствовать голод, но это ровным счётом ничего не значило. Одноглавый шёл и шёл по сладкому следу. Он наслаждался запахом цели, всё время поднимая нос и немного жмурясь от удовольствия, вдыхал и вдыхал молекулы, что витали в воздухе шлейфом. Сальные железы, потовые, секреции, целая куча разных гормонов, он всё это чувствовал. Вскоре он добрался до развалин и забрался в них. Тут запах был насыщенный, но… Здесь он потерял след. Цель была тут, вот прямо здесь. Он стоял в развалинах и озирался по сторонам. Была и исчезла, не оставив направления. Но это не привело его в замешательство. Он спокойно опустился на камень, сел и замер. Охотник должен не только уметь преследовать добычу, он должен иметь ещё и выдержку, уметь ждать.
Света сразу встала и подошла к окну. Сейчас ей чёрный силач уже не казался таким страшным, он остался где-то там, далеко, на жаре, на проспекте Гагарина. А тут, за мокрым стеклом, — свет фонарей во дворе и дождик.
Перед ней на подоконнике лежала упаковка ваты, коробка с красивыми чёрными медицинскими перчатками, бинты, таблетки, антисептик в пластиковой банке, ещё резинки, чтобы пережимать кровь. Всё то, что они с Владиком приготовили к сегодняшней операции, вот только… Света поднесла пальцы к свету фонарей, который проникал через окно, и стала рассматривать их. Чернота, конечно, выросла. Она сползла с первых фаланг пальцев, перетекла через сгибы и уже запачкала вторые фаланги. Девочка повернула руку; ногти на этих двух пальцах — они ещё вчера были большей частью розовые, лишь по центру их располагались чёрные точки. Но это только вчера, теперь ногти были полностью черны. Даже сами ногтевые пластины почернели. Ещё вчера эта новая, появившаяся чернота свела бы её с ума, но сейчас… Странно, но она почему-то даже не расстроилась. Наверное, за последнее время устала бояться и расстраиваться. Она поднесла руку близко к глазам. Ей было немного тоскливо и… как-то всё равно. Кажется, девочка начинала привыкать к черноте, примиряться с нею, ей почему-то казалось, что чёрные пальцы помогают ей избегать опасности. К тому же у неё ничего не болело. Наоборот, она чувствовала себя прекрасно. Ей казалось, что она полна сил. К тому же только сейчас Света стала замечать то, что с самого начала могло показаться очевидным. Вот и опять — она смотрела в темноту двора и ничего там не видела: мокрые машины, заваленные жёлтыми листьями, ничего необычного для раннего, дождливого и темного утра в Санкт-Петербурге. Но вот пальцы… Они едва-едва подёргивались в мелких судорогах. Её глаза не видели опасности, но благодаря пальцам она о ней знала. Знала наверняка. Света распаковала коробку с перчатками, вытащила одну из них и натянула на левую руку. Это смотрелось круто. Девочка немного полюбовалась своей рукой в чёрной перчатке и подумала, что пока не будет отрезать себе пальцы. Подождёт, пока придут анализы. Тем более что эта затея не очень нравилась Владику, хоть он и согласился помочь. А ей не хотелось его напрягать.
Телефон. Она знает, кто это звонит. Девочка, не снимая перчатки, — ей нравилось это изящество чёрного цвета — берёт трубку. «Пахом». Ну конечно.
— Да, Владик.
— Ну что, я одеваюсь?
— Да. Зайдёшь за нами?
— Ага, я поднимусь к вам.
— Мы ждём, — Света отключает связь.
Она надевает перчатку на вторую руку, потом несколько секунд рассматривает их, а потом опять смотрит в окно. Там точно кто-то есть, кто-то, кто следит за ней. Светлана ещё пару секунд посмотрела в темноту, а потом пошла будить братьев.
Они с Владиком отвели Макса и Колю в садик. И всё время её не покидало ощущение, что кто-то смотрит на них. Дождь, ещё темно, утро наполнено светом фонарей и фар выезжающих из дворов автомобилей. Разве угадаешь, из которого за нею наблюдают? Но в том, что наблюдают, Светлана не сомневается. Владик не носит шапки, даже не надевает капюшона, у него мокрые волосы, он держит Свету за руку, с которой та не снимает чёрной медицинской перчатки, он что-то болтает, у него всегда есть что рассказать, но девочка почти не слышит его. Когда они вошли во двор, пальцы её опять задёргались.
— Ладно, всё, — Света, когда они подошли к подъезду, остановилась и обняла его, — иди домой, Владик.
— А чего? Я могу до двери проводить.
— Не надо, — он чуть наклонился к девочке, и она поцеловала его; ей не хотелось, чтобы он заходил с нею в парадную, — тут уже не страшно.
Она врала, в парадной ей было страшнее, чем на улице. Свете даже не хотелось туда заходить… Но она волновалась за Влада и не хотела, чтобы он рисковал из-за неё. Конечно, она звала его, но это было из-за близнецов, а сейчас они были в садике. Волноваться ей нужно было только из-за себя. Зачем в это втягивать Влада?
— Иди домой, у тебя все волосы мокрые, — она повернулась и открыла входную дверь ключом.
— Ладно, но пока ты не поднимешься, я тут постою, — сказал он и встал так, чтобы дверь в парадную не закрывалась.
Влад опять здорово придумал, он тут внизу в безопасности, и ей, зная, что он рядом, спокойнее. Она ещё раз быстро поцеловала его и забежала в дом.
Девочка никогда не пользовалась лифтом, она же спортсменка, за три шага пролетела один пролёт, первый этаж, три шага — ещё пролёт, лестничная площадка, три шага — второй этаж, и… Дальше она, если и не остановилась, то заметно притормозила…
Там, в темноте на площадке между этажами, кто-то стоял. Там не было лампы, она была на пролёт ниже, но Света точно знала, что там кто-то притаился. Что делать? Она полезла в карман олимпийки — слава Богу, баллончик, что подарил ей Влад, был на месте; она вытащила его и нащупала на нём кнопку. Девочка совсем не хотела выяснять, кто там стоит, но баллончик вытащила на всякий случай. Она уже хотела повернуться и уйти, и как раз в этот момент тот, кто прятался в темноте, стал спускаться вниз. Она сделала шаг назад, к дверям квартир, под свет лампы, всё ещё решая, бежать или нет, ей не хотелось выглядеть перед Владом дурой, которая с воплями вылетит из парадной; она замерла и ждала, сжимая в руке баллончик с газом. И увидела человека. Он был невысокий, плотный, девочке на секунду показалось, что её опасения — это ошибка, ведь у него за спиной была большая зелёная коробка.
«Это разносчик! — руки в медицинских перчатках, на лице маска, из-под которой торчит чёрная борода, капюшон. Ей стразу стало легче. — Ну конечно, разносчик!».
Они тут были частые гости. А разносчик бросил быстрый взгляд на девочку и уже, кажется, повернулся от дверей лифта к лестнице, Света даже успела разглядеть страуса на его коробе, прежде чем он развернулся и вдруг кинулся на неё. Кинулся, правой рукой в голубой латексной перчатке из левого рукава своей куртки выхватив на ходу что-то белое. Светлана поначалу даже не смогла понять, что это… белое.
Её этому никто не учил, всё происходило быстро, происходило машинально… Это сны, её страшные сны, научили её действовать рефлекторно и не раздумывая. Медузы, крикуны, муходед, Аглая…Там, в Истоках, в большинстве случаев ей некогда было размышлять. Светлана вытянула вперёд баллончик с газом и нажала кнопку. Газ брызнул… Как-то не так, не так сильно, как она ожидала, но всё-таки жидкость попала этому типу под капюшон, на лицо, прежде чем он успел схватить её руку с баллончиком. А когда схватил, он убрал его от своего лица, а сам ударил её тем самым белым, снизу вверх. Девочка и сама не поняла, как успела своей левой рукой перехватить его правую руку. Его руку, в которой белел лезвием большой нож. Она схватила его так крепко, что сама этому удивилась. Взяла, словно клещами. И не дала ножу приблизиться к своему животу, куда метил разносчик. Это и его удивило, он попытался высвободиться, хотел отвести руку для нового удара, но её пальцы, словно стальная проволока в десять миллиметров, сидели на его запястье крепко. Так они и застыли на секунду, держа руки друг друга и глядя в глаза. И Света видела, что его карие глубокие глаза наполняются слезами, он моргал, видно, всё-таки какая-то часть газа из баллончика достигла своей цели. И тогда разносчик дёрнул девочку на себя, пытаясь высвободиться. Он был намного тяжелее её, и легко стал мотать Свету из стороны в сторону, ударяя ею то в стену, то в чью-то соседскую дверь, но она всё равно не выпускала его руки с ножом. Девочка могла закричать, чтобы её услышали соседи, но она не кричала, не хотела, чтобы сюда поднялся Пахомов, она просто боялась за него. За него, а не за себя.
В себе сейчас она была УВЕРЕНА!
Света и сама не могла понять, откуда в ней взялась такая сила, как ей это удаётся?! Но девочка держала руку разносчика с ножом без особого труда, хотя тот пыхтел из-под маски и старался вырваться. Даже тогда, когда разносчик ударил её своей тяжёлой головой в лицо, в правую скулу и нос, и в её глазу поплыли круги, и тогда она не выпустила его запястья. У нападавшего сползла маска. Его морда была перекошена, рот приоткрыт, зубы стиснуты, он был в бешенстве от того, что не мог одолеть какую-то девчонку, и ничего не мог с нею поделать. НИ-ЧЕ-ГО! Она просто была сильнее, чем он.
— Э! Э, ты что творишь? — закричал кто-то совсем рядом. — Надя, звони в милицию. Надя!
Чья-то дверь на этаже открылась, женщина закричала возмущённо.
Сосед-собачатник дядя Андрей уже стянул с головы разносчика капюшон и ударил его по голове наотмашь, и потянул его за зелёный короб.
— А ну, кончай, ты чего!? Сдурел что ли?
Только тогда разносчик вырвал руку из пальцев Светы, пнул её в низ живота, освободился от короба, но уже ничего предпринимать не стал, а с топотом кинулся вниз по лестнице.
— Света, Света, — её тряс сосед, — ты не поранена? — он заглядывал ей в лицо. — Света, ты меня слышишь?
— Да, да, — отвечала Светлана. У неё немножко болело под глазом и в низу живота, а сами глаза слезились, в горле першило, но это скорее от того, что тут, на этаже, витал едкий запах газа из баллончика. Она чуть-чуть покашляла, — я слышу, слышу.