— Не продают, — сказала Ингрид.
— Тогда как?
— Оглушила, схватила сумку и очень быстро убежала.
Найтись что сказать, у Гуннара не получилось. Не могла она такое всерьез говорить, но и шутила очень редко. Ингрид, впрочем, ждать его реакции и не стала; собрала карты, поднялась с пня.
Глава 7
— Сейчас я выплету проход. Пока не встанет защита, оттуда может вылезти что угодно, поэтому отойди на дюжину шагов, и если что — руби… или беги. — сказала Ингрид.
— Даже так? Что оттуда может вылезти настолько страшного?
— Да что угодно. Медведь, вонючий мужик с каменным топором, зубастая ящерица в три человеческих роста…
Гуннар покачал головой. Страсти к розыгрышам за ней не водилось, но сходу поверить в такое… С каменным топором, придумает тоже. Но спорить не стал — отошел, как велели, взялся за рукоять меча. Бегать он не собирался. Лицо Ингрид стало сосредоточенным — с таким выражением парни в пансионе решали математические задачки на полдюжины действий. В трех шагах от нее собралось… нечто, больше всего похожее на частицу непроглядной темноты — даже небо безлунной ночью казалось светлее. Одаренная помедлила с полмига, настороженно глядя на это, черное, подняла ладонь, где собралось что-то вроде смотанной в клубок золотистой ленты. Клубок подпрыгнул в ладони и исчез в… провале? Ингрид чуть расслабила плечи, обернулась.
— Там другой мир.
— То есть как? — оторопел Гуннар.
— Другой мир, — терпеливо повторила она. — Не наш.
Она в своем уме?
— Но Творец…
Гуннар от души надеялся, что Ингрид никогда не брякнет что-нибудь этакое при священниках. Попадется какой ересеборец, мигом в подвал поволочет…
— Если Творец всеведущ и всемогущ, с чего бы ему ограничиться одним миром? — пожала плечами Ингрид. — Все равно что мастеру удовольствоваться одной созданной вещью.
Гуннар медленно выдохнул. Ладно. До сих пор она отличалась исключительным здравомыслием. Так что он, пожалуй, готов поверить в две… может быть, даже в три нелепицы из ее уст.
— Хорошо, другой мир. Дальше.
— Как выглядит именно этот — пока не знаю, бывало всякое. Иногда как наш, иногда — проще рехнуться, чем поверить глазам. Но что бы там ни было, как бы оно ни выглядело, какое бы любопытство тебя ни одолело — иди по ленте, не дальше чем в двух шагах от нее.
— Понял.
Очень хотелось спросить, что случится, если отойти дальше. Видимо, это было написано у него на лице, потому что Ингрид пояснила:
— Окажешься за границей защиты. Может, обойдется, а, может, умрешь на месте. Второе вероятней.
— Понял, — повторил Гуннар.
— Если я скажу «беги» — значит, беги. Не оглядываясь. Помочь не сможешь, но хоть кто-то выберется живым.
Гуннар нахмурился. Бегать он не привык, хотя приходилось как-то, что уж греха таить.
— Дело не в храбости, — поняла Ингрид. — Если живая тварь из того мира столкнется с защитой, плетение начнет рваться. Могу не удержать, тогда конец обоим. А так хоть ты выберешься, если успеешь.
Вот почему все деньги ему. Нельзя сказать, что перспектива удирать изо всех ног, бросив спутницу на верную смерть, Гуннара порадовала. Но с плетениями он точно не поможет.
— Выберусь куда?
— Обратно в наш мир. В Петелию.
Она серьезно. И Эрик тогда говорил «между мирами» совершенно всерьез. На что еще способны одаренные? И почему сам Гуннар впервые об этом слышит?
— …только оттуда уже придется самому добираться. Ну да справишься. — Она протянула ладонь. — Держись за меня и пошли.
— А держаться обязательно? — Слишком уж это смахивало на то, как ведут по улице малыша. И вообще…
— Нет. Но там иногда бывает… — она покрутила рукой, словно ей отчаянно не хватало слов — Иногда кажется, что ты слишком легкий, иногда — будто небо и земля поменялись местами… всякое бывает. Некоторые с непривычки теряются.
— Сам.
И вообще, если она возьмет его за руку, то поймет, что Гуннар ей поверил — и потому отчаянно трусит шагнуть в непроглядную черноту навстречу невесть чему.
Ингрид кивнула.
— Давай. Я следом.
Очень хотелось зажмуриться, но он удержался. Желудок на миг скакнул к горлу, и закружилась голова — поди пойми, то ли от страха, то ли это то самое «всякое», о котором предупреждала Ингрид. Тьма стала прозрачной, как бывает, когда выходишь из тумана, а за ней…
Да ничего этакого и не было за ней — бескрайнее зеленое поле с высоченной травой, а в ней еще поди разгляди ленту. Небо как небо, солнце как солнце. Только все равно что-то не так. Или он придумал?
— Вперед, — сказала из-за спины Ингрид. — И быстро. Мало ли…
Гуннар пошел вперед — и быстро. Завертел головой, соображая, что же здесь не просто не давало ему покоя, но заставляло кишки скручиваться от неясного страха. Не пейзаж — впору художника звать писать картину. Звуки? Летний луг всегда полон звуков — шелест ветра, стрекот кузнечиков, шорох стрекоз, жужжание жуков и других крылатых насекомых. Здесь все это, кроме ветра, было неправильным.
Может, менестрель сказал бы точно, на какие полтона и в какую сторону изменились звуки, стали непривычными, а потому — жуткими. И запахи. Трава пахла неправильно. Не сырой росяной свежестью, не нагревшейся на солнце лебедой или медовым луговым разнотравьем. Она сочилась тонким, едва уловимым запахом… крови, от которого сами собой шевелились волосы на затылке, а рука против воли тянулась к мечу.
Но ничего не происходило: светило солнце, ветерок обдувал волосы, шевелил волнами траву, и как Гуннар ни вглядывался в эти равномерные волны, не замечал ничего подозрительного. «Просто запах, — сказал он себе. — Почему бы в ином мире траве не пахнуть вот так». Но нутро слушаться разума не собиралось, и Гуннар продолжал настороженно озираться по сторонам.
Наверное, это и спасло, когда, выйдя из темноты, Гуннар обнаружил в каком-то десятке ярдов от себя здоровенного льва. Одного, хвала Творцу. Несколько мгновений человек и зверь озадаченно таращились друг на друга, а потом лев прыгнул — высоко, точно мышкующая лиса. Гуннар шагнул навстречу, пригнувшись, и обеими руками вонзил меч ему в грудь. Неумолимая сила инерции опрокинула его на спину, но, приземлившись и накрыв Гуннара собой, лев лишь сильней насадился на сталь. Зверь взревел, отскочил в сторону, тут же рухнул, снова, с мечом в брюхе, пополз к человеку. Гуннар достал нож, но тут из темноты появилась Ингрид. Лев еще раз взревел и издох.
Гуннар медленно вернул нож на место, выпрямился.
— И это все? Мы снова в нашем мире?
Ингрид кивнула.
Гуннар зачем-то оглядел себя, ругнулся: спереди дублет в крови, сзади наверняка перепачкан травой.
— Чтоб я еще раз пошил себе новую одежду…
Ингрид усмехнулась.
— Понимаю, но с голым задом неудобно. — Она тронула ногой бок льва. — Знатная добыча. Шкуру заберешь?
— Для начала я бы меч забрал, — буркнул Гуннар. Огляделся — в паре шагов валялась сумка, сам не понял, когда сбросил. Кровавый след на выцветшей до почти желтого траве. Он перевернул на бок тушу, обнаружив, что клинок вошел в грудь зверя почти по самую рукоять.
— Отличный удар, — похвалила Ингрид.
Гуннар деревянно кивнул. Сердце медленно успокаивалось, и он только сейчас сообразил, что взмок вовсе не от страха — точнее, не только от страха — но и потому, что здешняя осень была теплее иного лета в Белокамне. Успел отвыкнуть. И пахло здесь не только развороченным звериным нутром, но и морем. Да и само оно — вон, в полулиге отсюда. На плоской, словно стол, степи все как на ладони…
— Ну так возьмешь? — повторила Ингрид.
— Все равно трофеем не похвастаться. — Ему несколько раз недвусмысленно дали понять, что болтать об этом путешествии не стоило.
— Как будто это будет первый трофей, которым ты не похвастаешься, — хмыкнула она.
Гуннар улыбнулся. Помимо воли представилось обнаженное тело и рассыпавшиеся золотистые волосы поверх золотистого же львиного меха. Тело тут же отозвалось. Мысленно ругнувшись, он торопливо присел над тушей, чтобы Ингрид не заметила ничего лишнего. Провел руками по жесткой шерсти. Отчего бы и не взять. Свежевать шкуры он умел, и выделывать тоже — научился в первую зиму после побега, когда его, избитого до полусмерти за неудачную попытку стащить курицу, подобрал и приютил живший отшельником в тамошних лесах охотник. Точнее, браконьер. Его повесили по весне люди владельца тех земель. Гуннар ходил проверять силки, и, вернувшись, обнаружил сгоревший дом и болтающееся на ветке тело с высунутым языком.
— Сколько мы тут пробудем? — спросил он, отгоняя дурное воспоминание.
— Неделю. Иначе не объяснить, как мы обернулись до Литсвеня за шесть дней.
— За неделю стухнет.
Выделывать шкуру как следует прямо здесь он бы не взялся: хоть и понадобится не так много, но и того нет.
— Что нужно, чтобы не стухло?
— Соль. Но это дорого. И лед.
— Здесь-то соль — дорого? — Ингрид мотнула головой в сторону моря. — Сколько нужно?
Гуннар оглядел зверя.
— Стоуна должно хватить.
Она немного поразмыслила, глядя на солнце.
— Сам справишься? Я бы пока сходила в город за солью. И поискала постоялый двор.
Он осмотрелся. До города не меньше лиги: над горизонтом торчали только макушки башен, судя по всему, сторожевых.
— Кого и что здесь нужно опасаться?
— Диких зверей, местные здесь редко бывают, незачем. По ту сторону города — река, там и виноградники и леса, а тут…
Может быть, и тут были леса, но сперва выжгли подсеку, а потом земля перестала родить.
— Справлюсь.
Насколько он помнил, львы охотятся поодиночке. Но лучше положить поближе взведенный самострел.
— А тебе самой помощь не понадобится?
Ингрид широко улыбнулась. Ну да, нашел кого об этом спрашивать.
— Я была уже тут однажды. Люди как люди.
— А язык? — полюбопытствовал Гуннар.
— В таких местах, как это, серебро и золото куда красноречивей слов, — снова улыбнулась она.