Он поднялся.
— Пойду все же домой, Сив наверняка потеряла. Хотя и там покоя не дадут… К слову, тут кое-кто ищет в отряд одаренного. И еще один меч бы не помешал.
— До столицы? — уточнил Гуннар. — Слышал. Через две недели.
— Его степенство готов выйти хоть завтра, если доберет отряд. Дайте знать, если решитесь.
— И добавить поводов для подозрений? — спросила Вигдис.
— Тебе решать, — снова пожал плечами Руни. — Одаренную, конечно, никто не будет допрашивать с пристрастием. Подчинят разум, и вся недолга.
Выражение лица Вигдис не изменилось. Только пальцы на пивной кружке побелели.
— Но тому, кому не достался дар, не досталось и этой привилегии, так?
— Если он не благородной крови. Впрочем, и сама ты знаешь. Я бы подождал, пока шум стихнет, тем более, что есть кому говорить в вашу пользу, пока вас не будет. Но решать тебе. Дома, конечно, уютней…
Он кивнул, прощаясь. Вигдис длинно и прочувствованно выругалась.
— Он прав, — сказала Ингрид. — Дай слухам время утихнуть.
— А я расскажу кое-кому из своих пациентов, как здорово мы погуляли этой ночью, — ухмыльнулся Эрик. — Чтобы через пару дней об этом знало полгорода. Все обойдется…
Он осекся. Гуннар проследил за его взглядом. В дверь входил мужчина в зеленом плаще, застежка в виде языков пламени переливалась, словно и вправду была живым огнем. Гуннар пригляделся к лицу — да, тот самый, что разговаривал с Иде. Он мысленно выругался: хотел же сказать, но показалось неважным.
— Шли бы вы отсюда, — едва слышно произнес Эрик, по-прежнему глядя на дверь, как будто ждал кого-то еще. — Это не ваши проблемы.
— Ты же не ушел, — сказал Гуннар.
Чистильщик подошел к Бьерну, бросил монету, начав расспрашивать. Гуннар пожалел, что он стоит спиной — по губам не прочитать, и расслышать не получается.
Ингрид стянула с косы завязку с дымчато-алой бусиной, сунула за пояс.
— Стражу я надеялся напугать и обойтись без драки. Этого не напугаешь. — Эрик одернул рукав, пряча под него шнур с такой же бусиной.
Бьёрн указал на них, чистильщик оглянулся, продолжил расспрашивать.
— Может быть жарко, — сказал Эрик.
Похоже, чистильщики по доброй воле своих не отпускают.
— Что с вами сделают, если узнают и вернут? — Спросил Гуннар.
На лице Эрика мелькнуло изумление, Ингрид и бровью не повела.
— Меня выпорют, его повесят.
Гуннар кивнул.
— Вигдис, вон человек его степенства, ты хотела поговорить.
Как кстати. Хотя едва ли у нее хватит выдержки не влезать, если начнется заварушка.
— Я не…
— Очень хотела, — с нажимом сказал Гуннар.
Она кивнула, поднялась из-за стола. Выражение лица, правда, не предвещало ничего хорошего, но скандал он как-нибудь перенесет. Если к тому времени все живы останутся.
— Едва ли повесят, — Эрик улыбнулся так, словно они болтали о достоинствах трактирных служанок. — Поэтому…
Он не договорил. Чистильщик направился прямо к их столу. Уселся без приглашения, широко улыбнулся.
— А что, та золотоволосая дама заскучала с вами и нашла кавалера поинтересней? Или мошну потуже?
Эрик махнул подавальщице. Та принесла еще пива, забрала грязную посуду. Чистильщику выпивку никто не предложил. Тот ничуть этим не смутился, водрузил локти на стол, устроил подбородок на сцепленных пальцах.
— Вряд ли пустой может сказать что-то интересное, поэтому ты, белобрысый, забирай свою девку и проваливай. А мы с одаренным побеседуем по душам.
Глава 20
Гуннар поднял бровь. Занятно. Выходит, одаренные действительно не видят друг друга, пока не начнут плести.
— Плохо слышишь? — ухмыльнулся чистильщик. — Могу…
Он осекся.
— Кто?…
— Ну, я, — ухмыльнулся Эрик. — Не люблю, когда лезут в разум моих знакомых. Мало ли что заставят сделать. Ладно если разболтать чего лишнего, а то ведь и ножом пырнуть…
Чистильщик осклабился.
— А что, у тебя есть маленькие постыдные тайны, лекарь? О том, скольких больных свел в могилу? Или сколько красивых дам ходит к тебе за не совсем обычным лечением?
Если он знает про Эрика, значит, Иде и про Ингрид рассказала. Значит, ему известно, и что Ингрид одаренная, такую ни с кем не спутаешь. Тогда зачем? Притворяется неосведомленным? Запутывает?
— А, может, у вас с белобрысым есть пара общих маленьких постыдных тайн? Зачем еще якшаться с пустым? Только детишек он тебе не заделает.
Гуннар медленно опустил руку, потянувшуюся к рукояти ножа. Вдохнул. Выдохнул. Оскорбление, как выпивка, действует только, когда примешь. Его намеренно злят, их всех намеренно злят. Зачем? Что ему нужно?
Эрик глянул на чистильщика, словно на безнадежно больного.
— Чему обязан таким вниманием?
— Может, мне нужен лекарь.
— Это заметно. Но я не принимаю по кабакам. Впрочем, могу дать бесплатный совет. Холодные обливания. Сосуды суживаются, кровь притекает к мозгу, и он начинает работать куда лучше. Не благодарите.
Гуннар едва не поперхнулся пивом. Эрик, который за четверть часа мог перейти от ругани к вселенском отчаянию, а потом искреннему смеху; Эрик, никогда особо не дававший себе труда скрывать свои чувства — и Гуннар до сих пор был уверен, что тот просто не умеет, и считал это слабостью, недостойной мужчины — сейчас выглядел лишь слегка изумленным из-за неожиданного внимания чистильщика, здорово раздраженным, но не более того. Ни малейшего признака страха или волнения ни в жестах, ни в голосе, ни на лице. Разве что некая снисходительность — дескать, на блаженных не обижаются, Творец его знает, что там происходит с разумом человека, день за днем противостоящего тусветным тварям.
— Мне нужен лекарь, способный вернуть к жизни человека, разорванного надвое, — сказал чистильщик.
Эрик вскинул брови.
— Откуда вы взяли этакую чушь? Я сроду не…
— Хватайте добро и прочь отсюда, — процитировал чистильщик. — Тусветных тварей не остановить. У тебя такая короткая память? Прошло меньше месяца.
— Кто же не слышал о тусветных тварях? Но я сроду не возвращал к жизни разорванных надвое.
Чистильщик начал загибать пальцы.
— Первого сожрали, один костяк остался. Зигфрид, кажется.
— Фридмунд, — сказал Эрик.
— Да без разницы. Второму оторвало голову. Третьего разорвало пополам. Но покойник внезапно вполне себе живехонек.
— Чушь, — повторил Эрик. Кивнул на Гуннара. — Он похож на разорванного пополам? Всего-то там и было: разъеденные мышцы и несколько дыр в кишках. Омертвение, правда, какое-то хитрое оказалось, пока сообразил, что оно не останавливается, чуть раненого не потерял.
— Так если оно не останавливается, как ты его остановил?
— Маленькая постыдная тайна, — ухмыльнулся Эрик. Посерьезнел. — Иссек в пределах здоровых тканей, что еще оставалось. В отличие от многих, я не боюсь запачкать руки.
— Поэтому они лечат мигрени знатных дам, а ты копаешься в кишках наемников? И мясных вратах рожениц? По локоть в крови и дерьме?
Эрик расхохотался.
— Мужья знатных дам очень не любят раскошеливаться на лечение мигреней. Но заплатят любые деньги, когда речь идет о жизни наследника. Да и наемники — очень благодарные парни. Так что еще неизвестно, кто из нас лучше устроился.
Эрик подался вперед:
— Только я ни за что не поверю, будто чистильщики не знают, как останавливать омертвение, вызванное тварями.
— Чистильщики знают. Но мне крайне интересно, откуда это узнал ты.
— Я и не узнавал. Говорю же, просто отрезал. Повезло, что не ушло в грудь или голову, да и вообще ничего жизненно важного не задело. Пришлось повозиться, конечно, определяя границы здоровых тканей, зато сращивать по чистому краю — одно удовольствие.
Гуннар хмыкнул про себя, вспоминая, насколько измученным тогда казался целитель, да и не только он. Сейчас послушать — так пустяковое дело.
— А как вы дотащили раненого живым до Белокамня?
— С большим трудом.
— А подробней?
— Сначала на руках, подальше от тварей. Потом Ингрид изловила отбившихся коней. Когда появились твари, те словно обезумели, вырвали привязь и удрали. Раненого перевязали как могли, взгромоздили позади меня и привязали. Вот так. — Он словно обхватил кого-то невидимого. — И за пояс ко мне. Коней пришлось загнать, пали неподалеку от города.
— Так и было? — Чистильщик уставился на Гуннара. Тот пожал плечами.
— Не помню.
— Память девичья? Постарайся припомнить.
— Помню тварей, помню, как увернуться не успел, а потом стало не до чего, пока в лечебнице не сказали, что все обошлось.
— А свидетели говорят другое. — Чистильщик подался в сторону Эрика. — Что собралось черное облако, куда вы зашли с раненым на руках.
Ингрид рассмеялась. Эрик откинул с глаз прядь волос, ухмыльнулся.
— Свидетели говорили, что вон его разорвало пополам. Еще наверняка они говорят, что в земле образовалась дюжина дыр. Что твари заполонили всю округу, и конца края им не было — правда, непонятно тогда, каким чудом самим свидетелям удалось выжить. Свидетели драпали так, что пятки сверкали, им некогда было разглядывать облака, черные там или какие.
— Наш отряд тоже видел облако перехода. Почти растаявшее, правда.
— Облако перехода? Что это?
Чистильщик, стремительно перегнувшись через стол, схватил Эрика за запястье, потянул, обнажая шнур с дымчато-алой бусиной.
— Это ты тоже не знаешь, что?
— Знаю, — пожал плечами Эрик, высвобождая руку. — Брачный амулет язычников. Если я не могу взять свою женщину в жены перед лицом Творца, почему бы не сделать это по обычаям восточных племен?
— Что за обычай?
— Не твое дело. Не хочу, чтобы вечером у меня на пороге нарисовались ересеборцы.
— Ересеборцы в Белокамне? Не смеши.
— Повторяю, это не твое дело.
— Мое. И я настаиваю. Если не хочешь, чтобы мы с парнями уволокли тебя силой и допросили всерьез.
С парнями? Где остальные, на улице караулят?
— На каком основании?