— Ну и хорошо. — Йона снова остановился.
— С тобой круто обошлись в суде.
— Хочу сказать — держись на расстоянии, — попросил Йона. — Я не вхожу ни в какие группировки. Ни в твою, ни в любую другую.
— Прости, — сказал Салим, но не отошел.
Йона увидел, что двое людей из «Братства» шаркают по гравию, поднимая облака пыли.
Марко нервно глянул направо и приблизился к Йоне.
Рейнер бросил волейбольный мяч Рольфу, который тут же кинул его обратно.
В солнечном свете медленно оседало над гравием облачко пыли. Рейнер, держа мяч обеими руками, направился к Салиму.
— Рейнер скоро снова нападет, — предупредил Йона.
Он обернулся, увидел, что с другой стороны приближаются еще двое «братьев». Оба прятали оружие.
На гравийной дорожке они подняли еще пыли, посмеялись, один толкнул другого, и они пошли дальше.
Люди из «Братства» задержали Марко. Они схватили его за плечи и оттащили в сторону, делая вид, что дурачатся.
Албанцы из Мальмё курили вместе с надзирателями.
Пыль во дворике сгустилась, и охранники начали понимать, что происходит неладное.
Йона, вытянув руки, шагнул к Рольфу, пытаясь утихомирить его.
— Положи оружие, — сказал он.
У Рольфа в руках была заточенная отвертка — оружие, сильно сокращавшее возможности нападающего. Рольф попытается ударить в шею или справа, в левый бок.
Со спины к Салиму приближался Рейнер, все еще с мячом в руке. Другая рука пыталась скрыть лезвие ножа.
Йона попятился, чтобы Рольф последовал за ним.
Марко вырвался, крикнул что-то надзирателям и получил жестокий удар в грудь.
Салим услышал крик и обернулся. Мяч попал ему в лицо и заставил сделать шаг назад, но ему все же удалось перехватить руку Рейнера с ножом. Он отвел лезвие, но споткнулся и упал спиной на ограду.
Атака оказалась дольше и агрессивнее, чем предполагал Йона.
Рольф что-то буркнул и выбросил вперед руку с заточкой. Йона увернулся, отвел руку с оружием и схватил Рольфа за рукав сзади. Изо всех сил он, извернувшись, ударил левым локтем наискось, целясь нападающему в подмышку. Удар оказался так силен, что кость в верхней части руки сломалась и держалась только на лопатке.
От удара Йоны Рольф со стоном пролетел вперед, заточка упала на землю, рука бессильно закачалась на мышцах и связках.
По гравийной дорожке к нему бежал мужчина с самодельной дубинкой из тяжелых гаек на болте.
Йона хотел отразить удар, но опоздал. Дубинка ударила его по спине, лопатку обожгло. Йона упал на колени, кашляя, поднялся, успел увидеть следующий замах, дернулся в сторону, ощутил, как оружие легко касается темени и соскальзывает.
Воспользовавшись движением врага, Йона схватил руку с дубинкой, дернул мужчину к себе, перебросил через бедро так, что тот ударился задом, и прижал его коленом к земле.
Рольф все еще шагал, спотыкаясь, вперед; он потерянно держался за плечо и мычал от боли.
Салим оперся окровавленной рукой о землю и встал.
Задыхаясь, подбежал Марко, остановился перед Йоной, стер кровь с губ.
— Я возьму все на себя, — сказал он.
— Совсем не обязательно, — быстро ответил Йона.
— Все в порядке, — просипел Марко. — У тебя увольнение, ты должен повидаться с Валерией.
Пыль еще не совсем улеглась, когда Йона подошел к Салиму.
Рейнер бросил нож на землю и попятился в сторону.
Парни из Мальмё приближались с другой стороны. Надзиратели что-то нервно говорили в рацию.
Йона повел Салима прямо на парней из Мальмё. Те разделились, пропустили их и снова сомкнули шеренгу.
Марко подошел к человеку, которого Йона бросил на землю, толкнул его в спину, ударил в лицо, и надзиратели набросились на него с телескопическими дубинками.
Марко упал на землю, покатился. Надзиратели продолжали бить его, он пытался защитить лицо и шею, но его били до тех пор, пока он не обмяк.
— Мне жаль, что так вышло, — сказал Салим Йоне.
— Скажи это Марко.
— Скажу.
У Салима из руки сочилась кровь, но он даже не смотрел на раны.
— Трудно угадать, что будет делать Рейнер, — сказал Йона. — Не знаю, чего он от тебя хочет, но лучше держаться от него подальше.
По дворику шли надзиратели с носилками.
— Что будешь делать во время увольнения? — спросил Салим.
— Поищу работу.
— Какую?
— В уголовной полиции, — ответил Йона.
Салим рассмеялся, но посерьезнел, когда его взгляд упал на Рейнера, стоявшего под волейбольной сеткой.
— Ты, кажется, выйдешь сухим из воды, — сказал вдруг Салим.
— Марко взял на себя вину.
— Я могу попросить тебя кое о чем?
— Если успеешь.
Салим погладил себя по носу, сделал шаг к Йоне и тихо сказал:
— Мне очень нужно передать привет жене.
— Что за привет?
— Пусть позвонит на один телефонный номер и попросит позвать Амиру.
— И только?
— Она сменила номер, так что тебе придется съездить к ней домой, она живет возле Стокгольма. Бандхаген, Гнеставеген, десять.
— А она меня впустит?
— Скажешь, что пришел передать ей привет от da gavand halak, это значит — от соседа. То есть от меня, — пояснил Салим и коротко улыбнулся. — Париза — девушка застенчивая, но если ты скажешь, что пришел передать ей привет от da gavand halak, она тебя впустит… А когда ты окажешься у нее дома, она предложит тебе чай, и ты примешь приглашение… но не передавай второй привет, пока она не поставит перед тобой и оливки, и хлеб.
Глава 30
Давид Джордан, упираясь носками в задники, снял ботинки, одновременно разговаривая по телефону с редактором новостной передачи.
Редактор сообщил, что собирает материал и хочет подготовить выпуск новостей подлиннее, который пойдет в десять вечера.
Диджей прошел дальше, в столовую. Через высокие окна в комнату лилось невероятное свечение от бушующего моря.
— Ты в курсе, что Рекс Мюллер и министр иностранных дел дружили? — спросил Диджей.
— Правда?
— И я думаю… или даже знаю, что Рекс посодействует, если вам понадобится неофициальная точка зрения. — Диджей скользнул взглядом по скалам, по причалу.
— Это было бы просто великолепно.
— Тогда я скажу ему, пусть позвонит вам.
— Как можно скорее, — попросил редактор.
Пенистые волны накатывались на причал, катер натягивал канаты, волны ударялись о кранцы.
Закончив разговор, Диджей отправил Рексу сообщение о том, что редактор новостной программы клюнул, но пусть Рекс выждет минут сорок и только потом звонит — чтобы не выглядеть слишком окрыленным удачей.
Диджей уже написал несколько текстов, которые Рекс мог бы выдать журналистам. Он был вполне уверен, что, помноженные на телеинтервью, они смогут пре— дотвратить скандал. Если публика узнает, что Рекс помочился в бассейн министра иностранных дел, то истолкует это как последнюю шутку между старыми приятелями. Рекс скажет — он был уверен, что министр рассмеется, посмотрев перед утренним купанием записи с камер.
Диджей остановился у окна. В голове гудели мысли. Он позаботился о Рексе, и теперь пора заняться собственными делами. В последнее время в его жизни происходило много такого, о чем он никому не рассказывал.
Рекс, конечно, выслушал бы его, но работа Диджея — помогать Рексу, а не грузить его собственными трудностями.
Диджей вернулся на кухню и поставил на мраморный разделочный стол черную кожаную папку-портфель. Надо хотя бы просмотреть внимательно ее содержимое, чтобы принять решение.
Пенные волны залива светились насквозь, словно текучее стекло.
Давид Джордан попытался расстегнуть кнопку папки одной правой рукой, но не смог. Кнопка оказалась слишком крепкой. Пальцы были бессильны. Навалилась тяжкая усталость, шея едва удерживала голову.
Слабыми руками Диджей поискал в карманах, нашел пузырек модиодала, высыпал таблетки на стол, уронил пустой пузырек, услышал, как он падает на пол, положил таблетку на язык, проглотил.
Он не мог закрыть рот, но почувствовал, как таблетка соскальзывает вниз по горлу. Диджей осторожно лег на бок, закрыл глаза и тут же увидел свет сквозь веки.
Когда он через полчаса проснулся на полу, резкие солнечные лучи заставили его сердце сильно забиться от страха.
Давид Джордан семь лет страдал нарколепсией с катаплексией. Серьезное, но не смертельное заболевание. Когда он волновался или пугался, он мог внезапно утратить контроль над некоторыми группами мышц и внезапно уснуть.
Нарколепсия возникает из-за недостатка гормонов, регулирующих в мозгу механизмы сна и бодрствования.
Его врач утверждал, что наследственную болезнь запустила, вероятно, стрептококковая инфекция, хотя сам Диджей обычно объяснял свою болезнь тем, что во время армейской службы участвовал в секретных экспериментах.
Диджей сел, ощущая сухость во рту. Опираясь о пол, поднялся; голова гудела. Он бросил взгляд на море. Один из кранцев выбросило на мокрый причал, волны разбивались, разлеталась белая пена.
Он постарался собраться и снова посмотрел на кожаную папку.
Дрожащими руками подергал кнопку. Наконец содержимое папки было у него в руках.
Диджей стал просматривать материалы. Карл-Эрик Риттер. Сердце заколотилось, в ушах зашумело, когда Диджей взглянул на фотографию.
Он постарался найти в душе точку опоры, сконцентрировался и стал читать.
Вскоре ему пришлось отложить бумаги, подойти к большому шкафу и налить стакан «МакАллана».
Выпил, налил еще.
Подумал о маме и крепко зажмурился, чтобы прогнать слезы.
Он плохой сын. Слишком много работает, слишком редко навещает ее.
Она больна, ему это известно, но все равно ему так трудно свыкнуться с периодами ухудшения ее состояния.
Ему стыдно, что после посещений он всегда плохо себя чувствует.
Чаще всего мать не говорила ни слова, даже не смотрела на него, только неподвижно лежала в постели, глядя в окно.
Все детство и юность Давида его мать лечилась от униполярной депрессии, бредовых состояний и самоповреждающего поведения. Год назад он перевез ее в дорогую клинику, специализирующуюся на психических травмах и посттравматических стрессовых расстройствах.