Йона услышал шаги в доме и отодвинулся от окошка. Прежде чем открыть, Париза Рачен накинула на дверь цепочку. Она надела тот же розовый хиджаб, в котором вернулась с работы, и толстый свитер до бедер. Тонкие руки и ноги, невысокая. Лицо мягко подкрашено — губная помада, тени на веках.
— Я пришел передать привет от da gawand halak, — сказал Йона.
На долю секунды женщина отвела глаза. Посмотрела мимо гостя на улицу, потом снова на него, выдохнула и закрыла дверь.
Женщина с коляской закончила разговор и пошла дальше. Она приблизилась к дому Паризы, а мусорщики как раз возвращались к машине.
Йона сдвинулся в сторону, чтобы снайпер мог целиться прямо в щель, которая расширится, когда дверь откроют снова.
Мусорная машина с грохотом свернула на разворотную площадку.
Париза сняла цепочку и пригласила Йону войти. Он шагнул в дом, Париза закрыла и заперла за ним дверь и посмотрела в глазок.
Дом выглядел точно как на чертеже. Слева узкая винтовая лестница поднималась на второй этаж, где находились спальня и гардеробная.
Париза повела его на полуэтаж, в гостиную, окна которой выходили на задний двор.
Он следовал за ней, наблюдая, как струится при движении одежда вокруг ее тела.
На ней не было ни оружия, ни пояса шахида.
На вытертом паркете лежал красивый ковер. Кружевные занавески закрывали окно и наполовину застекленную веранду.
— Садитесь, — тихо пригласила Париза. — Может быть, чай?
— Да, с удовольствием выпью, — ответил Йона и сел на коричневый кожаный диван.
Она прошла мимо камина в стене — ни пепла, ни дров — и вошла на кухню. Йона увидел, как она выглядывает на улицу, потом берет кастрюлю из шкафчика.
Йона напомнил себе то, что знал о преступнике: как тот приближался к министру иностранных дел, как менял магазин в пистолете, как досылал пулю в ствол, не теряя линии огня.
Париза вернулась, неся на серебристом подносе чай в узких стаканах, сахарницу и две изящные ложечки. Она поставила поднос на круглый латунный столик и села напротив Йоны. Узкие стопы выглядели ухоженными, ногти больших пальцев накрашены золотистым лаком.
— Салима перевели из Халля в Кумлу, — начал Йона.
— В Кумлу? — спросила Париза и чуть одернула свитер. — Почему?
Лицо у нее было живым и умным, взгляд слегка ироничным, словно она устала от абсурдности того, что с ней происходит.
— Не знаю, он не говорил, по какой причине. Но хотел, чтобы вы знали: он больше не может позвонить и никто не может связаться с ним прямо сейчас.
Йона поднес тонкий стакан к губам. Салим Рачен сказал: дождись, пока она предложит хлеб и оливки, и только тогда передавай настоящее приветствие.
— Значит, вы знаете Салима? — Париза чуть склонила голову набок.
— Нет, — честно ответил Йона. — Но его поместили в мой коридор… а в тюрьме лучше держаться вместе.
— Понимаю.
— Я получил увольнение, а в таких случаях люди стараются сделать что-нибудь для других.
Какой-то скрежет заставил Паризу бросить быстрый взгляд в сад. Наверняка в эту минуту через кружевные занавески в нее целился снайпер.
— Так что за новости вы должны передать? — спросила она.
— Он хотел, чтобы я сказал, что его перевели в другую тюрьму.
Париза пролила чай; Йона наклонился и протянул ей салфетку, чувствуя, как скользнула вперед кобура с пистолетом.
— Спасибо, — сказала Париза.
Йона понял, что она заметила оружие. Ее темные глаза посветлели, она ненадолго опустила взгляд, делая вид, что дует на чай, но он понял, что она пытается взять себя в руки.
Пистолет не разоблачал Йону, поскольку в глазах Паризы он уголовник, но ситуация все же стала напряженной.
— Я принесу что-нибудь поесть, — сказала Париза и снова исчезла на кухне.
Йона увидел, как мелкие хлопья пепла, крутясь, опускаются в камин из печной трубы, сверху донесся тихий стук.
Штурмовая бригада пробиралась по крыше.
Мусорная машина, тяжело пыхтя, со скрипом остановилась перед домом.
Париза вернулась, неся чашку оливок и две вилочки.
— Я была очень молода, когда мы поженились, — тихо сказала она и посмотрела Йоне в глаза. — Я тогда только-только приехала сюда из Афганистана, после выборов две тысячи пятого года.
Йона не знал, должен ли он передать приветствие теперь. Париза принесла оливки, но не принесла хлеб. Париза встревоженно глянула в сторону кухни. Снова раздался скрип — это механизм мусорной машины сжал отходы. Со звоном лопнуло что-то стеклянное. Париза вздрогнула и попыталась улыбнуться Йоне.
Его пистолет был самовзводным — если вытащить оружие, то Йона мог бы разрядить его, не передергивая затвор, просто при первом выстреле сопротивление курка было бы больше.
Глава 43
Париза съела несколько оливок; она смотрела на Йону расширенными глазами. Руки опустились на колени.
— Вы, может быть, тоже хотите что-нибудь передать Салиму? — спросил он.
— Да, — помедлив, ответила Париза. — Передайте, что у меня все хорошо и что я с нетерпением жду его освобождения.
Йона взял оливку и увидел, что тени от веток на стене теперь шевелятся в другом ритме. Что-то происходило. Йона кожей ощутил, как бойцы штурмовой группы приближаются со стороны леса. Он не смотрел в окно, выходящее во дворик, и пока не видел их.
— В Афганистане все совсем по-другому… вчера я прочитала статью в «The Telegraph» о международном дне сумасшедших, — сказала Париза и чуть потерла рот. — В лондонском метро сотни людей решили проехаться без штанов. В Стокгольме тоже так делают?
— Не знаю. Думаю, что нет. — Йона посмотрел на большие оливки в чашечке.
Сорока чего-то испугалась и улетела, треща. Под полом скрипнуло, словно в подвале кто-то был.
— Однажды я видела, как нескольких девушек выгнали из бассейна, потому что они отказывались надеть лифчики купальника, — сказала она.
— Да, есть такое движение, — спокойно ответил Йона.
Солнечный зайчик медленно полз по стене за спиной у Паризы. Она взяла телефон, что-то написала и отправила сообщение.
— Я понимаю, что речь о равноправии, — сказала она и положила телефон, — но все же… Зачем показывать грудь всем подряд?
— Шведы спокойно относятся к наготе. — Йона подался вперед, чтобы легче было достать пистолет.
— Однако ездить в метро без штанов здесь никто не хочет, — улыбнулась Париза и нервно провела рукой по ноге.
— Все впереди.
— Ну нет, — рассмеялась Париза, и тонкий ручеек пота протянулся по ее щеке от волос.
— Во всяком случае, шведы, когда выезжают на природу, любят купаться голыми.
— Может, я тоже когда-нибудь научусь, — сказала Париза и выглянула в окно, на лес.
Какое-то время она мечтательно смотрела на деревья. Потом медленно повернулась со странно неподвижной шеей.
Почти намеренно уронила ложечку на пол. Ложечка со звоном подскочила на паркете.
Париза осторожно подняла ее и положила на поднос. Когда она снова посмотрела на Йону, глаза у нее были испуганными, а губы побелели.
Янус предупредил Йону, чтобы тот поднимался в гардеробную и дальше, на чердак, и бежал по крышам к разворотной площадке, куда опустится вертолет.
— Салим был другим, когда мы поженились. — Париза встала. — Свадебная фотография у меня в прихожей.
Йона поднялся и последовал за ней в прихожую — одно из мест, не просматривавшихся снаружи.
Фотография висела на стене у лестницы. Салим выглядел счастливым — белый костюм, красная роза на лацкане. Париза, очень юная, в белом свадебном платье и белом хиджабе. Рядом — друзья или родственники в костюмах и длинных платьях.
— Сейчас у него волос поубавилось, — заметил Йона.
— Да, он стал старше, — вздохнула Париза.
— В отличие от вас.
— Да?
— Кто вот это? — спросил Йона, указывая на немолодого мужчину в костюме.
— Это Абсалон, брат Салима. Он сломался, когда Салим связался с наркоторговцами…
Повисло молчание. Слова Паризы упали медленно, словно осенние листья в пыль.
— Это команда Салима, «ФОК-Фарста», — сказала она, помолчав, и указала на фотографию футбольной команды: молодые мужчины в темно-красных спортивных куртках.
— Хорошо играли?
— Нет, — рассмеялась она.
Какая-то тень скользнула мимо окна к входной двери.
— Остальные фотографии в подвале. — Париза, дрожа, перевела дух. — Посидите на диване, я сейчас вернусь.
Она повернулась, оперлась рукой о стену, открыла дверку и стала спускаться по крутой лестнице.
— Я с вами, — сказал Йона и стал спускаться следом за ней.
Они вошли в тесную прачечную. Стиральная машина, гора трусов на шахматных плитках пола. На столе — простая гладильная машина.
— Фотографии в кладовке, — напряженно сказала Париза и обулась. — Вы можете подождать здесь.
Она прошла по узкому коридору мимо полок с зимней обувью и коробками, прямо к железной двери.
Если Париза прячет кого-то, то именно в подвале, подумал Йона, идя следом за ней.
Когда Париза отперла дверь, он сунул руку под пиджак и взялся за пистолет. Волоски на шее встали дыбом, когда Париза со стоном потянула тяжелую дверь и зажгла свет.
Подземный ход в несколько сотен метров несколько раз покосился, потом свет люминесцентных ламп выровнялся.
— Это общая кладовка для всех домов? — спросил Йона, не зная, продолжает ли приемное устройство ловить сигналы микрофона.
Йона прошел за Паризой по холодному коридору мимо двадцати закрытых железных дверей, свернул налево и оказался в еще более длинном коридоре.
Париза шла быстрым шагом, придерживая хиджаб правой рукой.
Они проходили мимо бронированных дверей бомбоубежищ, мимо вентиляционных барабанов, обмотанных серебристой фольгой.
Наконец Париза открыла мощную подвальную дверь, и они стали подниматься по лестнице мимо мусорных чуланов и наконец вышли в холл.
Дверь на улицу.
Длинный кульверт вывел их на большую улицу, в район многоквартирных домов.