— Проверь пятую камеру.
Пятая камера размещалась над большой столовой в той части виллы, которая располагалась под прямым углом к остальному зданию. С этой точки гостиная была снята до самого угла, где висела шестая камера; в поле зрения попадали все окно, стеклянная дверь и часть интерьера.
Юхан увеличил то, что виднелось за стеклом.
Они крутили двадцатисекундный отрывок записи снова и снова, но в темной гостиной все было абсолютно спокойно: люстра над столом, отражение в столешнице, стулья аккуратно задвинуты под стол, пара черных мужских носков на полу.
— Там никого нет, так на что он, мать его, смотрит?
— Увеличь место под диваном, — попросил Йона.
Йонсон растянул картинку, поймал основание напольной лампы, проследил провод под диваном.
Там что-то лежало. Йонсон сглотнул и высветлил картинку, но одновременно потерял контрастность. Молочная темнота была почти такой же непроницаемой, как чернота. Бледный комок пыли подрагивал на сквозняке. Изображение медленно сдвинулось вправо, к бахроме возле ножки дивана.
— Там просто скатанный ковер, — сказал Йона.
— А я было испугался, — улыбнулся Йонсон.
— Остается одно. Если преступник не в комнате, значит, Рекс увидел его отражение в окне.
— Он же пьян в стельку. Может, там и не было ничего, — предположил Йонсон.
— Вернись к шестой камере.
На экране снова возник Рекс, снятый сзади и наискосок, перед застекленной частью гостиной. Снова и снова на его отраженном в стекле лице удивление сменялось страхом.
— Что его пугает?
— Он же видит только себя самого.
— Нет, это эффект Венеры, — сказал Йона и наклонился к экрану.
— Что?
— Если он снят сбоку, а мы видим его лицо анфас, значит, он смотрит не на себя.
— Потому что он смотрит прямо в нашу камеру, — сказал Юхан и снова потянул себя за бороду.
— Значит, то, на что он среагировал, находится где-то в поле зрения камеры номер шесть.
Техник переключился на шестую камеру, показал все большие окна гостиной до самого края картинки шестой камеры, расположенной на внешнем углу, на фоне черной листвы рощи.
— Ближе, прямо под ивой, — сказал Йона.
Длинные ветви свисали почти до травы и покачивались на ветерке, словно серебристо-черная драпировка.
У Йоны мороз прошел по спине, когда он заметил наконец убийцу.
Тени от листвы скользили по лицу в маске, а потом все снова исчезло.
Глава 88
Руки дрожали; Йонсон отмотал запись назад, вдвое замедлил скорость, и оба еще раз увидели, как ветки скользят от лица и опять скрывают его.
— Еще немного, — прошептал Йона.
Лист медленно качнулся, и лицо убийцы мелькнуло снова, когда он отвернулся и скрылся в тени.
— Сначала, сначала, — сказал Йона.
Теперь он отчетливо видел, как между ветвями ивы покачиваются у лица в маске отрезанные кроличьи уши.
— Останови… и немного назад.
Экран был почти черным, но какой-то пласт посерее мелькнул над головой убийцы, и в окне сбоку что-то блеснуло.
— Какого он делает?
— Уходит глубже в темноту, — пояснил Йона.
— А это что? — показал Йонсон.
— Наверное, его ухо сзади.
— Он снял маску?
— Наоборот… здесь, под защитой тени, он ее надевает.
Убийца, должно быть, вычислил, что на прямой линии с рощей находится слепое пятно, и пробрался на участок здесь, после чего отправился под иву и натянул балаклаву.
— Профи чертов, — выдавил Йонсон.
— Проверь еще раз восьмую… в окне что-то блеснуло.
Картинка почернела, серые тени мелькали на экране. Убийца, стоя спиной к камере, натягивал маску. В окне снова блеснуло, когда он обернулся, и у его щек закачались кроличьи уши.
— Что блестит в окне кухни? — спросил Йонсон.
— Ваза. Я ее видел на записи с седьмой камеры, — пояснил Йона. — Она стоит в окне рядом с вазочкой с лимонами.
— Ваза.
— Увеличь ее.
Йонсон дал вазе занять весь экран — так же, как незадолго до этого лицу Рекса. В неровном блестящем металле отражались окно и сад. Вдоль одного бока вазы было видно движение — быстрая смена теней.
— Назад, — велел Йона.
— Я ничего не увидел, — буркнул Йонсон, но отмотал назад.
Слабое движение на краю вазы представляло собой изогнутую линию и цветом напоминало пожелтевшую бумагу.
— Это может быть его лицо еще без маски, — напряженно сказал Йона.
— Shit me sideways[12], — прошептал Йонсон и вывел максимальное разрешение картинки изогнутого отражения.
Оба принялись всматриваться в отражение в вазе, бледную вертикальную дугу на экране главного компьютера.
— Что будем делать? Мне надо рассмотреть его лицо.
Йонсон побарабанил по колену и что-то проворчал.
— Что? — переспросил Йона.
— В почти сферическом отражении фокус располагается перед центральной точкой, но вдали от поверхности… изображение так странно выглядит потому, что лучи с краев и центральные лучи не сходится в одной точке.
— Выпрямить получится?
— Мне надо попробовать вогнутое искажение, которое соответствует зеркально повернутому, и поместить его на главную ось…
— Кажется, времени понадобится немало?
— Несколько месяцев… но! Фотошоп уже изобретен! — улыбнулся Йонсон.
Он открыл программу и начал участок за участком выпрямлять изображение.
Несколько минут слышалось только щелканье клавишей.
Словно при каком-то удивительном небесном явлении, блестящий фон втянулся в белый надрез, и фон потемнел.
— Я весь дрожу, — прошептал Йонсон.
Это было как рождение ангела: бледное лицо медленно проступало на экране и наконец выкристаллизовалось окончательно.
Йона, задохнувшись, встал со стула. Теперь он отчетливо видел лицо убийцы.
Глава 89
Рекс поставил дорожную сумку в холле — и услышал, как Самми играет на гитаре. Он узнал аккорды и, подходя к гостиной, попытался вспомнить песню.
Он подарил Самми на конфирмацию «Тайлер» со стальными струнами, но не знал, что сын продолжает играть. Войдя в комнату, Рекс узнал песню — «Babe I’m gonna leave you» Led Zeppelin.
У Самми была грязь под ногтями, он что-то нарисовал на руке. Осветленная челка падала на сосредоточенное лицо.
Он ловко перебирал струны и тихо напевал, просто чтобы мелодия звучала в голове.
Рекс сел на усилитель и стал слушать. Доиграв до длинной инструментальной коды, Самми прижал струны и поднял глаза.
— Невероятный талант у тебя, — выдохнул Рекс.
— Да ну, — смутился Самми.
Рекс положил свою полуакустическую «Гибсон» на колено и включил усилитель. Провод начал с жужжанием нагреваться.
— А Боуи не играешь?
— Первым, что я выучил, была «Зигги Стардаст»… я чувствовал себя нереально крутым, маме пришлось послушать миллион раз, — улыбнулся Самми и заиграл.
— «Ziggy played guitar…» «Jamming good», а может… «Billy and The Spiders from Mars».
Серая туча пробежала по небу за большими окнами. Наверное, будет гроза.
— So where were the spiders?[13] — запели они вместе.
Рекс смотрел на нежное лицо Самми и вспоминал, как Вероника сказала ему, что хочет оставить ребенка. Сам Рекс заявил, что еще не дозрел до отцовства, и после слов Вероники не мог скрыть волнения, чувства собственного бессилия и фрустрации. Он тогда просто встал из-за стола, пнул стул и ушел от нее.
— So we bitched about his fans, — пел Рекс. — И что-то про sweet hands[14]!
— Соло, папа, соло! — завопил Самми.
С перепуганной миной Рекс заиграл знакомую блюзовую гамму, но она зазвучала фальшиво и странно.
— Извини, — простонал он.
— Попробуй ми-минор, — сказал Самми.
Рекс поменял аккорды, и они попробовали еще раз; на этот раз прозвучало лучше, почти как настоящее гитарное соло.
— Браво, — улыбнулся Самми и посмотрел на отца, сияя от счастья.
Рекс рассмеялся. Они заиграли «Со мной никогда не будет такого» Хокана Хельстрёма, и тут в дверь позвонили.
— Я открою. — Рекс положил гитару на пол, отчего в усилителе загудело.
Он торопливо прошел в прихожую, сдвинул дорожную сумку и открыл дверь.
На него пустым взглядом смотрела молодая женщина. Крашеные черные волосы, щека с пирсингом, черные джинсы и футболка с «Пусси Райот»; тонкая левая рука была в гипсе от локтя до кончиков пальцев. В другой руке женщина держала помятый пакет из «H&M».
Позади нее стоял мужчина лет тридцати. Теплые глаза и лицо мальчишески красивые, но испитые, словно у рок-звезды. Рекс узнал его. Именно с ним Самми был на вечеринке, где принял слишком большую дозу.
— Входите, — сказал Самми из-за спины Рекса.
Женщина, покачнувшись, шагнула на коврик и протянула Самми пакет.
— Твои шмотки, — объяснил Нико и сделал шаг в прихожую.
— О’кей.
Женщина обняла Нико и улыбнулась, уткнувшись ему в шею.
— Это тот гомик, который заплатил за твою машину? — спросила она.
— Он мой Салай, я люблю его. — Нико погладил ее по спине.
— А я думала, ты любишь меня, — пожаловалась женщина.
Самми заглянул в пакет.
— А где камера?
— Черт, я забыл про нее. — Нико хлопнул себя по лбу.
— Ну как вообще дела? — вполголоса спросил Самми.
— В ноябре будет суд… но я снял дом в Марселе, уеду туда на всю осень.
— Он будет рисовать комиксы со мной, — сказала женщина и споткнулась, наступив прямо на ботинки Рекса.
— Филиппа тоже зависнет, у нас образуется маленькая банда. Будет здорово.
— Не сомневаюсь, — сказал Самми.
— У нее не твои глаза, — тихо проговорил Нико.
Самми встретил его взгляд.
— Черт, какой же ты красавчик, — вздохнул Нико.
Самми не смог сдержать улыбки.
— Когда принесешь камеру? — спросил он.
— Что ты делаешь вечером?