– Подождите, я должен позвонить, и за вами придут с временным пропуском.
– Окстись! Вот мое удостоверение!
У дежурного вытянулось лицо, затем наступил момент узнавания, и он воскликнул:
– Костя! Ты откуда? Почему на тебе форма постового?
– Час назад выписали из больницы и одели со склада б/у.
– Долго же ты болел, – посочувствовал дежурный.
– Я – после ранения.
– Воевал, да? А ранили куда?
– В грудь, на операцию привезли в Ленинград.
– Вот повезло человеку! И воевал, и боевое ранение в грудь! А мы, эх, дежурство, патрулирование да облавы.
– Еще навоюешься, – напророчил Костя и пошагал на вещевой склад.
Прикрепленная кнопкой к двери записюлька «Вернусь через пятнадцать минут» означала лишь то, что кладовщика нет и вернется неизвестно когда. Дабы попусту не терять время, отправился к начальнику контрразведки. Доклад о возвращении никто не отменял, кроме того, следовало отдать справку о завершении лечения.
– Поздравляю с выздоровлением, садись и рассказывай о боевых подвигах, – приветливо встретил начальник.
– Какие там подвиги, выполнял приказы и все.
– Не скромничай, не скромничай. Из штаба Седьмой армии пришло похвальное письмо за подписью командарма и армейского комиссара.
– Я их видел всего разок, – удивился Костя.
– Так они написали не о распитии чаев, ты выполнил самые сложные задания и проявил себя настоящим героем!
– Мое геройство без товарищей по управлению ничего не стоит.
– Молодец, нос не задираешь и помнишь о боевых товарищах! Оставляй бумаги, их разнесет секретарь.
– Все? Там выписка для медсанчасти.
– Медицина подождет, дуй в кассу за премией, но сначала загляни в кабинет партийного контроля. Они месяц о тебе спрашивают.
Партком с Ленинской комнатой действительно рядом, и Костя поспешил к партийным функционерам.
Дверь с табличкой «Партийный контроль» находилась в конце узкого коридора. Вежливо постучав, он зашел в просторный кабинет на три стола и представился. Три уткнувшиеся в бумаги личности синхронно повернули головы и заставили улыбнуться. У окна сидел стриженный под ежик дяденька с рыхлой физиономией. Справа у стены некто бородатый явно копировал облик товарища Карла Маркса. Женщина напротив словно сошла с плаката, боевая комсомолка, только без красного платка.
Паузу взаимного созерцания прервал рыхломордый, пространно заговорив о проникающих в ряды ВКП(б) случайных людях с буржуазным прошлым. И пошло-поехало, троица по очереди принялась рассуждать о происках капиталистов, пытающихся внести раскол в монолитную глыбу пролетариата. Костя стоически внимал словоблудию, пока не услышал вердикт:
– За систематическую неуплату членских взносов вы будете исключены из партии.
Женщина презрительно усмехнулась и добавила:
– Особая комиссия рассмотрит ваше персональное дело на предмет сотрудничества с финской разведкой.
Охренеть! За что? Какие членские взносы? Его обвинили, ни о чем не спросив и не дав сказать даже полслова! Идти бараном на заклание Костя не собирался и решительно заявил:
– Я прибыл из больницы всего час назад, поэтому физически не мог заплатить взносы.
– Вы болели два с половиной месяца? – язвительно спросил рыхломордый.
– Не болел, а воевал! В больницу привезли после ранения! – и Костя задрал гимнастерку вместе с нательной рубахой.
Впечатлило, мужчины даже несдержанно охнули, но женщина строго заявила:
– Перед отъездом вы должны были взять учетную карточку и платить взносы по новому месту службы!
– Кому? Финнам? Я был за линией фронта!
– Назовите человека, который может это подтвердить!
– Приказ получен лично от наркома в присутствии товарища Гоглидзе.
– И вы не удосужились известить об этом партком? – продолжала напирать женщина.
– А вы не удосужились обратиться в бухгалтерию? Я еще ни разу не получал зарплату!
Последний довод выбил из обвинителей дух, и рыхломордый поставил точку:
– Мы проверим, все проверим, можете идти.
Из кабинета Костя вышел злым, готовым рвать и метать всех подряд. Пока голова придумывала для злоклятой троицы небесные и земные кары, ноги на автомате привели к окошку кассира.
– Наконец-то! Деньги заказала, а вас нет и нет, – обрадовалась кассирша.
Сначала он получил расчетные листочки и зарплату за декабрь и январь. Затем расписался за премию, и кассирша протянула пачку розовых денег.
– Что это? – озадаченно спросил Костя.
– Постановлением Совнаркома участникам боев с белофиннами премии выплачиваются бонами.
Подшитое к ведомости приложение начиналось словами: «В соответствии с постановлением СНК СССР № 0034/215 О порядке выплаты денежных премий за захват или уничтожение в бою вражеской техники, самолетов, танков…» М-да, интересный расклад, мало того что платят за каждый трофейный патрон, так еще дают специальные дензнаки валютных магазинов.
Костя пересчитал полученную пачку бонов с надписями «государственный расчетный знак» и «государственный разменный знак» и мысленно присвистнул. Круто, с такими деньгами он – кум королю и сват министру. Тут же вспомнились злыдни из партконтроля, желающие поставить его к стенке, и побежал в партком. В кабинете партучета принимающая взносы женщина небрежно отодвинула расчетные листочки и назидательно сказала:
– Взносы принимаются со слов коммуниста.
– Извините, я не знал, – повинился Костя.
– Да ладно вам, не надо извиняться, у нас почти весь оперативный состав контрразведки пришел по направлению Коминтерна.
– У меня две премии, январская в рублях, и сегодня получил в бонах.
– Январскую впишу, а командировочные и валютные выплаты взносами не облагаются.
Неприятность с партвзносами заставила вспомнить о профсоюзном билете, где тоже есть листочки с соответствующими графами. Пришлось бежать домой, а когда вошел в квартиру, сел и расхохотался, он хотел сдать взятую в больнице одежду б/у, а его форма оставалась дома. Нет, дальше так жить нельзя, возврата назад нет, а случай с оконной рамой показал, что он не бессмертен. Необходимо обзавестись друзьями и товарищами, а для начала устроить вечером сабантуй. Близкое знакомство с соседями и сослуживцами позволит лучше понять новую жизнь.
Никто не отказался от приглашения отметить возвращение с фронта. Одни пришли всей семьей, другие заглянули на полчасика поздравить да пропустить рюмочку за выздоровление. Но все без исключения хотели посмотреть раны, женщины при этом проводили пальчиком по синюшным шрамам и восторженно ахали. Костя снисходительно посмеивался и шутливо предлагал проверить швы крепкими объятиями.
Вечеринка удалась, к нарезанной колбасе с сыром и селедке с луком гости принесли отварную картошку, котлеты и солидный кусок сала с прожилками. После первой рюмки гости-соседи потребовали рассказать о войне и выслушали историю о советских огнеметных танках, выжигавших финские укрепления, словно соломенные шалаши. Почти правда, учитывая эффективность термобарических зарядов.
Постепенно застолье перешло в следующую фазу, когда общий разговор разбился на беседы по интересам. Мужчины постарше вспоминали войну двадцать шестого года, когда сумели отогнать финнов от Петрозаводска, но выбить с севера Ладоги уже не хватило сил. В региональных войсках должности младших и средних командиров занимала милиция, поэтому большинство говорили об армейских учениях.
Женщин всех времен и народов интересуют мода, еда, деньги и последние сплетни из жизни знаменитостей. Вот тут Костя навострил уши. При советской власти люди жили плохо и нуждались буквально во всем. Ага, как бы не так! Известная чулочная фабрика, что на Обводном, оказывается, частная! Завод металлопосуды на Садовой, тоже частный, и таксомоторы частные! Коммерческие магазины и рестораны с прочими ателье входили в состав ЛенПО[81], проще говоря, были частными или кооперативными.
К девяти вечера на стол поставили двухкилограммовый торт, и разговор под чай снова стал общим. Мужчины разлили по рюмкам коньяк, женщины сладкое и тягучее вино «Узбекистон», но выпить не успели. Входная дверь нарочито громко хлопнула и следом послышался недовольный баритон начальника политотдела:
– Празднуешь? Соседей собрал, да? А меня игнорируешь?
Костя чуть не уронил рюмку и невнятно ответил:
– Как-то неудобно звать к столу большого начальника.
– Ты собираешь не начальников, а соседей! В наказание пойдешь ужинать ко мне!
Мужчины понимающе переглянулись, а женщины заторопились на кухню мыть посуду. Делать нечего, надо идти, отказ равнозначен приговору к расстрелу, и Костя понуро пошел за соседом. Вопреки нежеланной встрече с любвеобильной Катенькой в комнате за накрытым столом сидела незнакомая девушка.
– Моя доченька Серафима, – представил незнакомку Ефим Наумович. – Студентка третьего курса политеха.
– Учусь на авиастроительном факультете[82], – добавила девушка.
– Вот как? – удивился Костя. – Даже не догадывался о существовании такого факультета.
– Старейший в мире! Основан по приказу Витте одновременно с авиамоторным факультетом!
– Молоды еще для обсуждений событий времен царского режима! – вмешался Ефим Наумович. – Садитесь за стол.
Девушка принесла с кухни второе и разлила по рюмкам коньяк, а хозяин произнес тост:
– За нашего героя! Молодец, показал в боях пролетарскую зрелость и пролил кровь в борьбе с мировой буржуазией!
Костя до этого немало выпил и сытно поел, поэтому последующие рюмки лишь подносил к губам и вяло ковырялся вилкой в тарелке.
– Ты чего это филонишь? Или наше угощение тебе не по нраву? – недовольно заметил Ефим Наумович.
Переедать на ночь хуже любого наказания, а чрезмерная выпивка чревата тяжким похмельем с головной болью на весь грядущий день. Надо как-то увильнуть, и он сумрачно ответил: