есто».
Когда по приказу Рейма я уходил во второй раз, мне оставалось только тряхнуть головой.
Когда я уходил, Рейм кричал мне: «Ты разрушаешь уверенность моей команды». В тот зал я никогда больше не возвращался, хотя через много лет, после того как Рейм отошел от тренерской работы, мы подружились.
В начале нового сезона я весил 177 фунтов (чуть больше 80 кг). Изриэл Шеппард вернулся в команду после истечения года, когда он был освобожден от соревнований. Чтобы усилить команду, тренер Абел поставил Изриэла в категорию до 158 фунтов, передвинул Дэйва в категорию до 167 фунтов, а меня поставил в категорию до 177 фунтов[17].
Это означало, что мне не надо было сильно сбрасывать вес и я мог сосредоточиться на поддержании формы в процессе тренировок.
Борьба – это сочетание техники, физической формы и удачи. С удачей ничего не поделаешь. Но техника и физическая форма зависят всецело от борцов. Дэйв заставил всех борцов повысить внимание к технике, но физическая форма оставалась именем этой игры. Резкие, взрывные движения требуют отличной физической формы. Для того чтобы выполнять приемы энергичнее, быстрее и чаще, чем другие, и раньше, чем это сделает противник, борцу надо находиться в невероятно хорошей физической форме. Борьба – не легкий спорт, но ключ к совершенству прост: приемами и физической формой борец должен заниматься как одержимый. Чтобы обрести форму, необходимую для побед на мировом уровне, я загонял себя до пределов моих возможностей и изо дня в день испытывал страдания. Чтобы привести себя в нужную форму, я превратил свою жизнь в ад.
Когда я терпел поражение от противника, выброс энергии был единственным способом восстановления положения. Но эту энергию надо было направить на выполнение приемов, которые приносили баллы, в противном случае энергия уходила впустую.
В рамках выбранной мною основной дисциплиной науки об упражнениях профессор как-то проверил максимальный объем кислорода, который могло потребить мое тело. Мой показатель оказался невероятно низким для борца или любого спортсмена. Это означало, что мое тело неэффективно потребляет кислород.
Мне отчаянно было нужно улучшить состояние сердечно-сосудистой системы. К счастью, в мой младший сезон продолжительность студенческих матчей была сокращена с 8 минут до 7. На ковре судьи отдавали предпочтение борцам с лучшими показателями кислородного обмена, а я был не таким. В тот год продолжительность схваток в вольной борьбе, которые, в сущности, не проводились в студенческой борьбе, была сокращена с 9 до 6 минут также на национальном и международном уровнях. Сокращение продолжительности схваток было для меня существенной выгодой.
Сезон я начал с победы на турнире Великих равнин, который я выиграл второй год подряд, но на этот раз в более тяжелом весе. Эта победа давала мне право представлять США на соревнованиях, которые должны были пройти позже в том же году в России.
Во время встречи команд университетов Оклахомы и Висконсина я во время схватки единственный раз поговорил с противником. Я боролся с Деннисом Лиммексом, который в своем весе был лучшим из завербованных в команду старшеклассников. Я одолел его довольно легко, поймав его в завершающуюся броском на лопатки комбинацию, которую называют захватом через ногу. Я уложил его на спину, и он стоял на «мосту», когда я захватил его голову левой рукой.
Поскольку он был в выгнутом положении, его нога оказалась в пределах досягаемости, и я захватил его ногу правой рукой, еще сильнее потянул ее к его голове – почти вплотную. У борцов такое положение называется «ответом на телефонный звонок», потому что вы фактически укладываете ногу противника ему на ухо.
Лиммекс закричал от боли.
– Ложись на лопатки, – сказал ему я.
– Не могу, – ответил он.
Тогда я потянул его ногу еще сильнее. Индюшка попыталась вырваться! Я уже почти заставил его «ответить на звонок», когда он закричал громче. Его тренер Расс Хелликсон выскочил на ковер и оттащил меня от своего борца. Официально я выиграл в результате дисквалификации противника из-за вмешательства тренера, но если я одерживал победу, мне было все равно, как именно я побеждал.
Когда мы отправлялись на соревнования, которые проходили где-то неподалеку, тренер Абел набивал свой микроавтобус Winnebago нами так, что мы были там как сельди в бочке. Мы ездили в Чикаго, где я проиграл Эду Банаку со счетом 4:5, проиграл в четвертый раз подряд в финале турнира центральной части США, который проходил в Северо-западном университете. В той же поездке я поиграл борцу-первокурснику из Кентукки, хотя и лидировал со счетом 8:0. Я перевернул его на спину, и он даже не коснулся моего затылка. Он просто прогнулся. Судья счел это удачным оборонительным приемом и дал баллы парню из Кентукки. Оборонительный прием происходит тогда, когда один борец находится в нижней позиции, а борец, находящийся сверху, переворачивает соперника на спину, но тот берет в захват голову борца, находящегося сверху.
Тот первокурсник из Кентукки ни разу не брал в захват мою голову, но судья засчитал ему еще балл за успешную оборону, и я проиграл схватку. Я был настолько зол, что швырнул свою головную повязку и, не сходя с места, вызвал судью на поединок. Я не отказался от вызова, что стоило нашей команде двух штрафных баллов.
То было жалким выездом, да и поездка в битком набитом парнями микроавтобусе была немногим лучше.
После той поездки я поехал в Советский Союз на турнир в Тбилиси, который считался самым трудным турниром в мире. На том турнире я занял четвертое место, но душой я тогда был не в СССР, а в США.
Я делил комнату с борцом из Сиракьюса Джином Миллсом, известным под кличкой «невзрачный Джин, который работает как машина». Как-то я проснулся посереди ночи и увидел, что Джина в комнате нет. Я уселся на кровати и начал думать о том, что через три дня после возвращения в Штаты мне придется бороться с Эдом Банаком на командных соревнованиях команд университетов Оклахомы и Айовы. Тут в комнату вернулся Джин, который ходил сбрасывать вес и теперь стал стирать свое трико в душевой. Он заметил, что я сижу в постели почти в полном мраке.
– Что случилось, Шульци? – спросил он.
На что я ответил:
– Ненавижу… ненавижу Банака.
Джин рассмеялся.
На самом деле я вовсе не ненавидел Эда. Я ненавидел то, что он продолжает побеждать меня, и я не мог понять, почему.
Турнир в Тбилиси навсегда изменил мой стиль борьбы. Тот советский борец, который победил в моей весовой категории, использовал неравновесную, качающуюся стойку. Когда противник идет в атаку, он обычно отталкивается ногой, находящейся сзади, так что стойка «вразножку» экономила полушаг. До этого я использовал фронтальную равновесную стойку на раздвинутых ногах, но сразу же переключился на качающуюся стойку, позволявшую мне хорошо действовать левой ногой.
Вернувшись из России в Оклахому, я испытал последствия смены часовых поясов и перелета на запад. Я проснулся в четверть четвертого дня, через 15 минут после того, как началась тренировки, помчался в зал и открыл свой шкафчик. Пришел тренер Абел, который наорал на меня за опоздание, запер мое барахло в шкафчике и выгнал меня из команды.
Я подумал, что тренер просто очень нервничает в преддверии встречи нашей команды с командой борцов Университета Айовы, важнейшей встречи того сезона.
Потом Абел выгнал из команды Дэйва и Метцгера и ушел из раздевалки. Вид тренера, теряющего лицо подобным образом, выводил из душевного равновесия. Я отпер свой шкафчик, вытащил спортивную форму и пошел сбрасывать вес.
Тренер никогда не говорил нам, что нас вернули в команду, но на следующий день, когда настало время идти на взвешивание, он назвал наши имена.
На соревнованиях с борцами Университета Айовы Дэйв и я отошли от нашей традиционной практики. Обычно мы прохаживались за рядом кресел, стоявшим за тем, что был отведен для борцов. Перед схватками я начинал прохаживаться раньше, чем кто-либо из известных мне борцов. После того как я закончил карьеру в студенческом спорте, один из борцов сказал, что мне дали кличку «Иноходец». Прогулки в зале перед схватками были моим способом метить территорию. Прохаживаясь, я ни на кого не глядел, но был уверен, что все меня видят, словно я заявлял: «Я здесь, и я выиграю этот матч».
Но в тот день, когда мне предстояла схватка с Эдом, Дэйв предложил мне пойти в уединенное помещение, чтобы на время отключиться от происходящего на арене. Дэйв нашел такое помещение и сел, прислонившись к стене. В эту комнату вошел мальчик лет девяти или десяти. Он искал туалет. Дэйв указал ему дорогу в туалет. Годы спустя у меня состоялся разговор с этим мальчиком. Он вырос и связался со мной, чтобы спросить, помню ли я, как он вошел в комнату, где сидели Дэйв и я. Я ответил, что помню этот случай. И он сказал: «Никогда не забуду тот момент. Как только я вошел в ту комнату и увидел вас, я почувствовал в комнате такое напряжение, что его можно было ножом резать».
Дэйв вышел на ковер раньше меня. Он боролся с Кингом Мюллером. Одно колено Мюллера было туго забинтовано, и Дэйв здорово отделал Кинга. Он сделал высокий захват перебинтованной ноги Кинга и провел болевой прием, который я называл переломом колена. Журнал Amateur Wrestling News опубликовал фотографию, сделанную как раз в тот момент, когда Дэйв валил Кинга. Рот Кинга был широко открыт. Он кричал, а его пальцы были судорожно вытянуты, словно его казнили на электрическом стуле.
Моя схватка с Эдом оказалась сенсационной. Раз пять-шесть один из нас выходил вперед. За 10 секунд до конца поединка я уступал Эду со счетом 8:9. Свободной рукой я бросил Эда себе на плечи, захватил его бедро и, удерживая его ноги, бросил его на спину. Я посмотрел на зрителей и увидел, как 11 тысяч человек одновременно с криками вскочили со своих мест. Бросив Эда на ковер за две секунды до конца встречи, я победил со счетом 10:9. Это было первым за два года поражением Эда.