Похоть достигла пика, горячая, острая, нетерпеливая. Гейб испугался — как бы его спешка не отпугнула ее снова. Сильвер была такой противоречивой. Но ее рука переместилась к его груди, ее пальцы крепко прижались к ткани его рубашки. Гейб почувствовал, как откуда-то из глубины его нутра поднимается стон. Рука Сильвер опустилась ниже, ее пальцы проскользнули между пуговицами его рубашки и встретились с его кожей.
Он помнил, что его пистолет находится в пределах досягаемости, слышал, как по оконным ставням стучат ледышки. Он прекрасно осознавал все это и в то же время был ослеплен абсолютным блаженством.
Он осторожно приоткрыл языком ее рот, пробуя ее на вкус, притягивая ее в свои объятия, зная в глубине души, что теперь для него не может быть пути к отступлению.
Ее скользкий язык переплелся с его языком, и он быстро расстегнул на ней рубашку. Лифчика не было. Его пульс забился чаще. Он оттянул мягкую фланель на ее плечах назад, обнажая ее груди. От ощущения теплой, гладкой кожи под его ладонями он застонал от удовольствия.
Он слегка откинулся назад, желая полюбоваться в свете камина ее обнаженным торсом. Увы, то, что он увидел, заставило его застыть на месте.
На миг его охватил непреодолимый ужас. Ее левое плечо рассекал глубокий уродливый шрам: розовый бугристый след тянулся через гладкую выпуклость левой груди почти до самой грудины и заканчивался чуть выше темного соска.
Гейб вопрошающе посмотрел ей в глаза.
Сильвер начала бить дрожь. В огромных глазах застыл плохо скрытый страх.
— Кто сделал это с тобой?
Ее взгляд метнулся к каминной полке. Она запахнула рубашку.
— Я… это был несчастный случай, — прошептала она еле слышно.
— Сильвер…
Она сглотнула и, сжав в кулаке ткань рубашки, плотно прижала ее к груди.
— Это ужасно. Уродливо. Я… извини. — Слезы блестящими каплями катились по ее лицу, отражая свет камина.
— Нет, о боже, нет, Сильвер. Я не это имел в виду… — он потянулся к ней, но она отстранилась. — Скажи мне, что случилось, что за несчастный случай?
Она отвернулась.
— Какая разница.
— Сильвер?..
— Я сказала, какая разница.
Она упорно отказывалась встречаться с ним взглядом.
Она лгала. Но зачем ей понадобилось ему лгать? Что она скрывала?
И все же она позволила ему это увидеть. Как будто ей это было нужно. Почему? Чтобы испытать его?
— Сильвер, это не пустяк. — В свое время рана не была аккуратно зашита, это было свидетельством того, что, когда это произошло, она не получила надлежащей медицинской помощи.
— Когда это произошло? Кто тебя лечил?
Что-то резко и окончательно закрылось в ее глазах.
По-прежнему сжимая рубашку, да так, что ее пальцы побелели, она поднялась на ноги.
— Ты можешь занять диван…
— Погоди! — Он схватил ее за руку. Сомнений не было: эта рана — дело чьих-то рук.
Ее собаки мгновенно напряглись: подняли головы и, навострив уши, наблюдали за Гейбом. Валкойнен тихонько зарычал. Она еле слышно приказала им умолкнуть.
— Скажи мне, кто это сделал с тобой, Сильвер, — решительно потребовал Гейб.
Она застыла на месте, не в силах ответить ему. Взгляд ее был устремлен на его руку, удерживающую ее запястье.
— Сильвер, пожалуйста, выслушай меня. Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал. Это… — Он заглянул ей в глаза. — Это не уродливо. Но только конченый подонок мог сделать такое. Вот что меня возмущает. Меня бесит, что кто-то мог так поступить с тобой.
На ее шее запульсировала жилка.
— Я должен знать, кто сделал это с тобой, Сильвер.
Паника, страх или что там еще, что преследовало ее, придавало жесткость чертам лица. Ее глаза горели.
— Я же сказала тебе, — тихо произнесла она, — это был несчастный случай.
— Это был мужчина, верно я говорю? И он ранил тебя глубже, чем этот шрам, не так ли?
Ее начало трясти.
— Пожалуйста, Гейб, отпусти меня.
Он разжал ее запястье.
Она повернулась, направилась к двери своей спальни и с тихим щелчком закрыла ее за собой.
Гейб набрал полную грудь воздуха — внутри него в опасном гремучем коктейле клокотали ярость, сожаление, сострадание, физическое желание.
Чутье опытного полицейского подсказывало ему — тот, кто вспорол ей грудь, оставив этот жуткий шрам, причинил ей боль самым интимным из возможных способов.
Судя по реакции Сильвер на его вопросы, на физическую близость, ее, скорее всего, изнасиловали.
Внутри Гейба кипело неукротимое, страстное желание защитить эту женщину. Весь его гнев сосредоточился на одной цели — Стайгере.
Он не подпустит этого монстра к Сильвер.
Ведь если тот доберется до нее, он причинит ей боль самыми извращенными способами, заставит заново пережить то, что спустя годы все еще преследовало ее.
Гейб потянулся за своим ружьем, прижал его к груди, откинул голову на спинку дивана и прислушался к завыванию снежной бури за окном. Его палец мягко нащупал спусковой крючок. Он пристрелит любого, кто посмеет хотя бы прикоснуться к ней.
Он шел по следу Стайгера, и он поклялся прикончить этого ублюдка. Это, конечно, неправильно. Но теперь Гейб был вне этого. Он был в новом месте, где старые правила были неприменимы.
И когда он вернется, он узнает от жителей поселка, что случилось с Сильвер. Он проверит старые полицейские файлы Блэк-Эрроу-Фоллз на предмет записи о нападении, а затем займется тем, кто это с ней сделал.
Он не станет давить, не будет требовать, чтобы она рассказала ему все сама. Что бы ни случилось, она явно уже настрадалась.
И это многое объясняло в ней.
Это объясняло, почему она отстранилась от его поцелуя в тот момент, когда он сел за руль.
Если он хочет любить Сильвер, ему придется уступить ей.
И в этот момент он понял — Стайгер уже выиграл этот раунд.
Он только что дал Гейбу что-то, что он может потерять.
В очередной раз.
Он присел на корточки под раскачивающимися ветвями и стал наблюдать за хижиной. В ночной темноте ветер гнал падавшие с неба снежные хлопья. Они неприятно облепляли лицо, но он приветствовал этот дискомфорт.
Как и непрекращающуюся пульсирующую боль в ноге: его рана покраснела и распухла.
Боль — мой друг. Терпение — это искусство хищника.
Сквозь щели в деревянных ставнях слабо просачивался свет.
Из трубы вился дым. Было поздно, и они, наверное, оба там. Вместе. Скорее всего, сидят у камина.
Его губы тронула улыбка. Да, полицейский, похоже, у него на крючке, но он не был уверен насчет женщины-следопыта. Пока не уверен. Возможно, ей нужен другой стимул.
Что-то такое, что сломало бы ее, полностью лишило контроля. Пробудить внутри нее животное — животное, которому он хотел бросить вызов.
И он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы знать, как это сделать.
Он нащупал охотничий нож…
Глава 12
Упершись руками о раковину в ванной, Сильвер посмотрела в зеркало на свое заплаканное лицо.
Какая же она идиотка!
Она хотела его. Она так отчаянно хотела почувствовать его теплое тело рядом со своим, почувствовать его внутри себя.
В ее животе разлилось тепло, на глаза вновь навернулись слезы. Ее начало трясти. Стиснув зубы, она вцепилась в края раковины и попыталась взять себя в руки.
Гейб подарил ей свободу. Он вырвал ее из эмоциональной тюрьмы, вернул способность снова чувствовать. Плакать. Хотеть. Тосковать. Это был невероятный катарсис, но вместо того чтобы позволить ему прикоснуться к ней, вместо того чтобы отдаться ему, она убежала.
Чертова трусиха!
Она сорвала с плеч рубашку. Та упала на пол, и Сильвер посмотрела на свой обнаженный торс — на уродливый шрам через всю грудь, на ниспадающие на плечи волосы.
Потрясение, ужас в его глазах — это было самое худшее. Из-за этого она почувствовала себя непривлекательной, нежеланной, нелепо сломленной.
Она осторожно потрогала кончиками пальцев сморщенный участок кожи. Он был уродлив, этот след насилия.
Как и ее жизнь.
Она провела пальцем по неровным краям шрама. Дэвид оставил этот жуткий след на ее теле зазубренным куском ржавой жести.
Он грубо толкнул ее. Она упала навзничь, ударилась головой о камень и чуть не потеряла сознание. Он набросился на нее, удовлетворяя свою животную похоть, и все это время маленькое, истерзанное, мертвое тельце ее мальчика лежало на расстоянии вытянутой руки.
Ее желудок скрутило. Слезы стали обильнее. Из ее груди вырвалось душераздирающее рыдание, звук которого она даже не узнала. Оно исходило изнутри нее, откуда-то из самой глубины, как будто внезапно ожило и всплыло на поверхность некое окаменевшее ископаемое, разрывая ее изнутри.
Ее сердце бешено застучало. На лбу выступили бисеринки пота. Она крепче сжала раковину и на мгновение закрыла глаза, но от этого ей стало только хуже.
Воспоминания сделались лишь еще ярче.
Дэвид был пьян и быстро отключился, полагая, что уже убил ее. Он пришел в себя, когда она пыталась отползти. Его ружье валялось в стороне, но она видела, как он потянулся за ним.
Ее инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Она начала действовать первой.
Она убила его прежде, чем он смог бы убить ее.
Присяжные могли взглянуть на это иначе. Адвокат защиты вряд ли убедил бы их в том, что Дэвид убил бы ее, не сделай она это первой.
Сильвер была убеждена, что Дэвид — психопат. Сначала он очаровал ее, закружил голову, после чего использовал в своих целях.
Он был бутлегером, и ему требовалась база в городе. И Сильвер стала такой базой. Его торговля спиртным, в конечном счете, принесла горе и страдания людям, которых она любила. Жители поселка, даже если и подозревали, что она сделала с Дэвидом, предпочитали молчать. По их мнению, восторжествовала справедливость. Дэвид заплатил за свои грехи.
Она поместила окровавленную приманку среди ветвей, чтобы привлечь диких животных, в надежде уничтожить его тело. Это сработало. Доказательств, достаточных для того, чтобы предъявить ей обвинение, не было, хотя полиция допускала, что она вполне могла это сделать.